Безрассудный - Ибрагимов Назир Х.. Страница 48

Глава 27

Фейвор закутала ноги в толстое шерстяное одеяло и с мрачным удовлетворением смотрела на бурю, собирающуюся вокруг башен замка. Она думала, что не смогла бы вынести ясного, солнечного дня.

Она угрюмо кивнула слуге и показала на пустой бокал, стоящий на столике. Он еще раз наполнил его, поклонился и ушел. Фейвор подняла бокал двумя руками и сделала большой глоток, потом нетвердой рукой поставила бокал на место.

Внутренний дворик замка, который был приспособлен для послеобеденного отдыха, когда выдавался погожий день, сейчас был почти пуст. Действительно, Фейвор казалось, что замок быстро пустеет. Словно все пришло в движение: и слуги и гости. И скатертью дорога.

Те, кто остался, сидели небольшими группами за столами и грели ладони о фарфоровые чашки, наполненные чаем или кофе. Фейвор пыталась прогнать холод при помощи более крепкого напитка. Она сидела одна, несколько в стороне от остальных, выражение ее лица обескураживало любого, кто пожелал бы к ней приблизиться.

Именно это ей и надо было. Напиваться, решила Фейвор, это занятие, требующее одиночества. Она еще раз взяла бокал, опрокинула его содержимое в рот, проглотила и поморщилась.

– Не помогает?

Фейвор закрыла глаза, на нее нахлынуло отчаяние. Конечно, он должен был прийти. С чего бы ему держаться в стороне? Почему она думала, что он способен прислушаться к разумным доводам и понимает, что рискует быть разоблаченным?

– Уходи, – пробормотала она, не желая смотреть на него.

– Я спросил, помогает ли. – Голос его был тихим и полным ярости, таким же яростным, как тогда, два дня назад, когда он обнаружил ее непорочность.

Но тогда он обнимал ее так, словно она была самым дорогим в его жизни. Он занимался с ней любовью. Она должна держаться за единственное утешение в этой чудовищной путанице. Страстное желание пыталось всплыть на поверхность из того холодного, темного места, где она его похоронила.

Фейвор зажмурилась, стараясь не плакать. Ее ногти с силой впились в ладони. Она должна сосредоточиться на этой боли, но как, когда другая боль затмевала эту? Она должна прогнать его. Она не пролила ни слезинки перед Майрой, не станет лить слезы и сейчас.

Он ждал. Фейвор взяла себя в руки. Она искусная лгунья. Лучшая из всех воспитанниц монастыря «Святое сердце». Она открыла глаза. Он возвышался над ее столиком, упершись сжатыми кулаками в его крышку с двух сторон. Ноги его были широко расставлены, как будто он готовился к драке.

– Помогает в чем? – спросила она, бегло окидывая взглядом каждую дорогую черточку: карие глаза, заросшие щетиной щеки, широкие плечи.

Фейвор жадно вбирала впечатления, чтобы навсегда сохранить в памяти его образ.

Она не боялась забыть его прикосновения.

Его сильные пальцы, теплые губы, поцелуи, шепот – все это стало теперь частью ее. Она не сможет забыть их так же, как не сможет разучиться дышать.

Долго они смотрели друг на друга.

– Это правда? – в конце концов спросил он.

Она задрожала. Она не дрожала с тех пор, как Майра привезла ее обратно в замок, хотя ей было холодно, так холодно, что она сомневалась, удастся ли ей когда-нибудь отогреться.

– Что – правда? – слабым голосом спросила отупевшая от джина Фейвор. Ах да, джин. Желанная пустота. Она сжала бокал и поднесла его к губам. Он схватил ее за запястье и заставил со стуком опустить бокал на стол. Жидкость выплеснулась из него и разлилась по полотняной скатерти.

Она попыталась вырваться. Вокруг них смолк тихий гул голосов. Заинтересованные лица стали поворачиваться в их сторону.

– Прекрати! – хриплым шепотом произнесла она. – Через минуту сюда подойдет лакей, если ты будешь вести себя подобным образом.

Его улыбка была убийственно мрачной.

– Пускай.

– Нет, прошу тебя. Тебя разоблачат. Уходи. Пожалуйста.

– Только после того, как ты мне скажешь, правда ли это, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Ты собираешься выйти замуж за Карра?

– Какое имеет значение, за кого я выйду замуж? – спросила она тихим, напряженным голосом. – Ты же знал, что я охочусь за добычей. Разве есть более крупная добыча, чем Карр? Более богатая?

– Ты дурочка, – сказал Рейн, глаза его метали молнии. – Ты не знаешь, что делаешь. Не можешь знать.

– Почему ты вдруг так противишься моему замужеству? – горько спросила она, не в силах сдержаться. – Помнишь? Ты ничего не можешь предложить мне взамен. Даже имени. Или мне следует уступить твоим требованиям и просто стать твоей любовницей?

Он наклонился вперед. Она видела, как дрожат его широко расставленные руки от едва сдерживаемых чувств.

– Если мне уже не уготовано место в аду, то этим я его, несомненно, себе заработаю, – произнес Меррик низким, напряженным голосом, – но клянусь Богом, если ты этого хочешь… если это удержит тебя от брака с ним… моя рука принадлежит вам, мадам.

«Рука, не сердце», – отметила Фейвор.

– Моя судьба уже решена, – тусклым голосом ответила она. – Я служу хозяевам и почти не принадлежу себе.

Он побледнел как-то вдруг.

– Карр тебя уничтожит, – процедил Рейн, выпрямляясь.

Фейвор покачала головой.

– Я справлюсь с Карром. Видишь ли, меня воспитали специально для того, чтобы справиться с Карром.

– Дура, – произнес он с тихой яростью. – Ты не знаешь, с чем имеешь дело. Если не хочешь меня, выбери кого-нибудь другого. Клянусь Богом, я бы с радостью отдал тебя другому, если бы это удержало тебя от брака с ним.

– Другой мне не нужен.

– Тщеславие или самоубийство, что именно? – Его глаза проклинали ее, пальцы побелели, так сильно он сжимал край стола.

– Ни то ни другое. Моя семья.

– Ох, Фейвор, – вдруг произнес Рейн умоляющим голосом. – Откажи им. Ты окажешь им услугу, освободив от надежд на то, чего они от тебя ждут. Пусть ищут выход сами, а не надеются, что ты сделаешь это за них.

Она смотрела на пятно на скатерти, оставленное пролитым забвением, которого она напрасно искала всю вторую половину дня. Поднялся ветер и прогнал большую часть гостей во внутренний дворик, лишь несколько человек сидели в отдалении. Один из них донесет Карру. Рейфа разоблачат.

Фейвор поднялась из-за стола.

– У меня есть долг, который я должна вернуть.

– Будь проклят твой чертов долг! – воскликнул Рейф.

«Слишком поздно. Он уже и так проклят». Она в последний раз попыталась воззвать к нему, заставить его понять.

– Как я могла бы жить в мире с собой, если бы требовала от себя меньше, чем ты требуешь от себя?

Он еще раз стукнул кулаком по столу. Лицо его побагровело.

– Мне наплевать на твои угрызения совести. Это же Карр. Человек, который уже убил трех жен. Ты желаешь стать четвертой?

– Я умру…

– Вот именно.

– …через много лет после нашей свадьбы. Я его переживу. Я гораздо моложе его…

Рейн перегнулся через стол, схватил ее за руку и подтащил к себе почти вплотную. Она не сопротивлялась, даже когда его лицо оказалось у самого ее лица.

– Ты девчонка, – напряженно произнес он. – Глупая девчонка, воспитанная на глупых романтических идеях о том, чтобы принести себя в жертву ради возвышенной и благородной цели. Но ты не просто принесешь в жертву свою молодость, красоту и отвагу. Черт возьми! Ты принесешь в жертву свою жизнь, Фейвор! Ты умрешь, когда Карр сочтет это удобным, и единственно возвышенным в этом будет то высокое место, с которого он тебя столкнет, как столкнул мою… свою первую жену!

Его речи пугали ее, подтачивали ее решимость, а она не могла этого допустить. Фейвор закрыла глаза, заставляя себя вернуться к той башне, чтобы вновь увидеть изрубленные тела людей и услышать их предсмертные вопли.

Ее растили ради этой единственной цели. И она ее осуществит, но, да поможет ей Пресвятая Дева, она больше не может выносить этого горького осуждения на лице Рейфа и презрения в его голосе. Он был ее возлюбленным. Он заслуживает того, чтобы знать правду.