Машина пространства - Сенин Кирилл. Страница 46
До поры казалось, что так оно и есть. Экипажи медленно, но неуклонно продвигались к городу, а башни — те, что не прятались вблизи скал, — одна за другой поднимали свои платформы до полных шестидесяти футов над почвой.
Я решил, что мне лично следует отступить на исходные позиции, и повернулся к скалам, впрочем, не отпуская перилец. И тут случилось нечто, чего я при всем желании предвидеть не мог. Справа от меня послышался легкий шум, и я оглянулся в недоумении. Из-за отвесной стены скал на простор пустыни вынырнула еще одна наблюдательная башня.
Башня шла. Три ее опоры служили ногами, и эти ноги, сверхъестественно сгибаясь, переступали под платформой!
Я и ахнуть не успел, как башня, на которой я находился, вдруг накренилась и словно упала вперед. Все башни, сколько их ни было вокруг, выдернули ноги-опоры из песка и устремились следом за наземными экипажами.
Спрыгивать с платформы и искать безопасности на скалах было уже поздно: от скал меня отделяли добрых двадцать футов пустоты; Я сжал перильца изо всех сил, а шагающая наблюдательная башня уносила меня все дальше навстречу битве.
4
Что толку было теперь упрекать себя за непредусмотрительность: фантастическая машина уже шагала со скоростью двадцать миль в час и разгонялась все более. Ветер свистел в ушах, волосы развевались, глаза слезились.
Наблюдательная башня, которая прошла у скал рядом с моей, держалась на несколько ярдов впереди, но ход мы сохраняли равный. Благодаря этому я сумел рассмотреть, как треножники ухитряются переставлять свои внешне неуклюжие ноги-опоры. В сущности, они были всего-навсего увеличенной копией суставчатых ног наземных экипажей, но в данном случае впечатление достигало в своей чужеродности ошеломляющей силы. Когда башня шла полным ходом, то в любой отдельно взятый момент почвы касались одновременно лишь две ноги, и то на самый короткий срок. Вес башни постоянно перемещался с одной ноги на другую, а две ненагруженные ноги, освободившись, взмывали вверх и вперед. Верхняя платформа на ходу слегка наклонялась вправо, но из самой равномерности ее движения вытекало, что под платформой скрыто какое-то устройство, гасящее мелкие толчки на неровностях почвы. Конечно же, на своем ненадежном насесте я чувствовал себя далеко не безопасно, но покамест перильца, сжатые мертвой хваткой, давали мне достаточную уверенность, что простая качка меня вниз не сбросит.
Тем не менее, пока острота момента не миновала, я клял себя за недогадливость: следовало сообразить, что башни должны быть маневренными. Правда, до сих пор мне ни разу не доводилось видеть их в движении, но ведь все мои прошлые домыслы о назначении этих башен просто не выдерживали критики!
Между тем скорость башен все нарастала. Они широкой дугой приближались к вражескому городу.
В авангарде развернутым строем шли экипажи. С обеих сторон их шеренгу замыкали четверки башен. Позади, второй шеренгой протяженностью около полумили, двигались еще десять наземных экипажей, а за ними врассыпную — все остальные башни, включая и ту, на которой съежился я в страхе за свою драгоценную жизнь. Мы неслись с такой скоростью, что ноги машин вздымали тучи песка и пыли, и укусы песчинок, поднятых шагающими впереди, жгли мне лицо. Моя башня мчалась безостановочно и ровно, двигатель мощно гудел.
Прошло, наверное, не более минуты, а мы уже достигли наивысшей скорости, какую в состоянии развить паровой локомотив, и движение стало равномерным. О том, чтобы слезть с платформы, спастись бегством, не могло быть теперь и речи; оставалось лишь держаться и надеяться, что «лошадь» не сбросит.
Если я и избегнул падения, то чудом: неожиданно у самых моих ног разверзлась широченная брешь. Я едва успел отскочить в сторону, благословляя судьбу за то, что машина движется, так плавно, и, потрясенный, следил за тем, как из отверстия на хитроумной подвеске выдвигается громоздкая металлическая конструкция. Когда она просвистела мимо, чуть не задев меня по лицу, я, к ужасу своему, заметил, что венчает всю систему рычагов жерло генератора тепла. Но, по счастью, генератор подняли и установили футах в восьми над крышей башни, если не выше.
Башни, что шли впереди нас, также выдвинули свои генераторы; мы мчались по пустыне, как в безудержной и фантастически странной кавалерийской атаке.
Песок, выброшенный из-под ног передовых экипажей, почти ослепил меня, и какое-то время я не различал ничего, кроме силуэтов двух башен впереди моей. Затем строй экипажей раздвинулся в стороны, туча пыли внезапно осела. Моему взору открылась панорама прямо по курсу. И оказалось, что маневр ведущих экипажей бросил нас без подготовки в самую гущу боя.
Теперь мне были хорошо видны машины обороняющихся, вышедшие из города нам навстречу. Что это были за машины! Наземных экипажей среди них почти не попадалось, защитники города самоуверенно выступили против нас на своих башнях. Я с трудом верил собственным глазам. Эти боевые машины превосходили те, что сражались в нашем лагере, чуть не вдвое, достигая по крайней мере ста футов в высоту.
Ближайшую из башен неприятеля отделяло от нас менее полумили, и это расстояние с каждой секундой сокращалось.
В безмолвном изумлении я взирал на этих титанов, шагающих к нам, казалось, без малейших усилий. На своих трех ногах они несли уже не простые платформы, а сложнейшие механизмы исполинских размеров. Число этих механизмов было очень велико, а назначение мне неведомо. В том месте, где на башнях меньшего размера зияло темное овальное стекло, располагался ряд многогранных иллюминаторов, мерцающих на солнце. По бокам с платформ свисали суставчатые руки, как у паукообразных ремонтных машин; на полном ходу «руки» угрожающе раскачивались, а в каждом сочленении немыслимо длинных ног при каждом движении вспыхивали ярко-зеленые вспышки.
Мгновение ока — и неприятель обрушился прямо на нас. Башня, наступающая справа от меня, выпустила заряд из теплового орудия, но безрезультатно. Секундой позже по механическим колоссам противника выстрелили и другие башни, воюющие на нашей стороне. Я насчитал с десяток попаданий — о них свидетельствовали ослепительные блики пламени на стенках верхних платформ врага, — но ни одна из боевых машин не была повержена. Они продолжали натиск, поливая нас огнем, покачиваясь с боку на бок, легко танцуя на своих тонких стальных ногах по каменистой почве.
Я вдруг почувствовал зуд во всем теле, над головой послышалось какое-то потрескивание. Я поднял глаза — генератор тепла окружило странное сияние; видимо, башня вела стрельбу по защитникам города. На то, чтобы взглянуть вверх, понадобилась ровно секунда — но ее оказалось довольно, чтобы боевые треножники врага миновали наши порядки, не прекращая огня. Башня, на которой я находился, тут же круто свернула вправо.
Началась серия ударов и контрударов, выпадов и увиливаний, заставивших меня замирать от страха за свою жизнь и от восторга перед дьявольским совершенством этих машин.
Минутой раньше я сравнивал наш стремительный бег с кавалерийской атакой, но вскоре осознал, что это была лишь прелюдия к настоящему сражению. Треножники не только владели способностью к молниеносному перемещению; в ближнем бою они демонстрировали маневренность, какой я прежде никогда и нигде не видел.
Моя башня попадала в самое пекло битвы ничуть не реже, чем любая другая. Водитель то бросал ее из стороны в сторону, то раскручивал платформу, то нырял, то подпрыгивал и не терял равновесия — и стрелял, стрелял, стрелял. Тепловые орудия беспрерывно испускали смертоносную энергию, и в яростной схватке кружащихся, скачущих башен лучи сверлили воздух, описывали петли, силились прожечь бронированные бока вражеских платформ. Однако защитники города уже не вели беглый огонь, а, танцуя на своих боевых машинах и сея смятение в наших рядах, наносили неотразимые удары с необыкновенной точностью.
Битва была неравной. Мало того что башни моего лагеря по сравнению с гигантскими треножниками горожан выглядели карликами, они еще и уступали им числом. Казалось, что на каждую башню-малютку приходится не менее четырех гигантов, и разрушительный жар их лучей уже нанес нам ощутимые потери. Одна за другой наши башни подвергались ударам сверху; иные из них с шумом взрывались, иные просто опрокидывались, умножая ловушки и опасности и без того изрытого участка, где разыгрывалась баталия. Видно, пришла пора окончательно прощаться с жизнью; я с полной ясностью осознал, что, если только фортуна не переменится, меня собьют самое позднее через десять-пятнадцать секунд.