Пойманные под стеклом (ЛП) - Любительский перевод. Страница 13

Когда Беа проходит через ворота и видит нас, она бежит, что очень неумно. Но прежде чем я успеваю что-то ответить, она уже висит у меня на шее и так крепко обнимает меня, что я чувствую боль.

— Эй, ты сломаешь мне ребра! — я знаю, что она беспокоилась, но не хочу дальше углубляться в это. — Давай я помогу тебе с твоей маской, — предлагаю я. — И тогда мы наконец сможем вырваться.

Мы идем до конца стеклянного туннеля, который наполнен солнечным светом, и когда подходим к вращающимся дверям, ведущим наружу, одновременно, в один шаг Беа, Алина и я вступаем в мир без кислорода.

Часть вторая

«Пустошь»

Беа

Несмотря на то что мы с Квинном ни слова не обронили об этом или даже не обменялись понимающим взглядом, но мы оба понимали, что нам придется еще какое-то время провести с Алиной. Она будет слишком выделяться, если отправится одна.

Мы решили максимально отдалиться от купола и дневных туристов. Большинство путешественников такие же тихие как и мы, они концентрируются на дыхании и стараются не поддаться панике, в то время как они все больше отдаляются от верного источника кислорода.

Если бы мы хотели, то могли бы беседовать во время бега через специальные отверстия в масках. Проблема была только в том, что это было не совсем привычно, когда лицо чем-то прикрыто. По крайней мере маска держала мою голову в тепле, так как я отдала мой шарф Алине. Что я еще могла бы сделать? Смотреть, как она трясется от холода? От Квинна она получила запасной свитер, а также он предложил ей свои зеленые перчатки, но она непреклонно отказалась от них. И теперь она кажется состоит из двух половинок.

Я надеялась, что Алина не будет так привлекательно выглядеть в маске, но напротив: ее большие глаза и дугообразные брови выделяются с большей силой. Кроме того она была такой умной, чтобы спрятать резиновый ремень маски под своими длинными волосами, так что они спадали поверх маски. Я не была настолько сообразительной. Я надела маску прямо поверх своей мальчишеской стрижки, и выглядела во всей видимости как черный гриб.

Я была только однажды в пустыне, мне было семь, во время классной поездки. Я еще помню, что мы могли попробовать подышать без маски. Учительница по очереди убирала нам маску от лица и предлагала сделать вздох. Это было как вдыхать огонь. Учительница смотрела улыбаясь и кивая, когда я пыталась сделать вдох, но она оттянула маску еще дальше. И только когда я почти потеряла сознание, она снова поднесла ее к лицу и закрепила ремень.

— Итак, разве не прекрасный опыт? — был ее единственный комментарий. Я все еще спрашиваю себя о назначении того путешествия. Оно должно было нам показать, насколько важен купол?

Внушить нам, что побег бесполезен? И так же я спрашивала себя, что же произошло с Алиной, что она решилась на такой радикальный поступок.

Позади нас заход солнца окрашивает небо в розовый. Если бы четыре предприятия по переработке отходов, не дымили бы так, можно было бы представить Купол удивительно красивой горой в сумерках. В непосредственной близости к куполу ландшафт был совершенно пуст. Весь мусор убрали давным давно. Только теперь мы удалились достаточно далеко, так что постепенно начинают встречаться отходы, которые оставил нам старый мир — мир коммутаторов. Мы видим ряды разрушенных домов и улицы с провалившимся, потресканным асфальтом. Всюду разбросаны остатки старых транспортных средств, покрытых чем-то, напоминающим плющ.

Даже если зима и мороз убили все корни, земля не настолько бесплодна, как я предполагала.

Не только плющ, также дикие травы и мох покрывают руины. Я стараюсь не наступать на зелень, чтобы не погубить нежную жизнь. Время от времени я наклоняюсь вниз и осторожно прикасаюсь к ним рукой.

Но больше всего мне нравится земля. Какой контраст по сравнению с Куполом, где все так чисто! Хотя мы совсем недавно в пути, моя обувь уже вся грязная и поцарапанная. Старые улицы по больше части непроходимы, и мы бредем по узким улочкам, которые были протоптаны предыдущим туристами, которые как вены ответвляются от купола. Необозримая сеть артерий. Снова я снимаю перчатки, наклоняюсь и с трудом собираю горсть холодной, жесткой земли. Я крошу ее до тех пор, пока в руке остается всего один голубой камень, который я тру большим и указательным пальцем.

Алина, которая идет между мной и Квинном, смотрит на меня. Ее глаза из под маски смеются.

Но я не знаю точно, почему она смеется — возможно, она просто высмеивает меня. Я отпускаю синий камень и вытираю руки о штаны. К тому же я замечаю, что шнурок на ее ботинках развязался. Сначала я не хочу говорить, но затем все же показываю на ее ноги. Она кивает и завязывает узел. Когда она наконец снова встает, я тоже улыбаюсь ей. Вероятно, потому что хочу перетянуть ее на свою сторону и показать, какая я милая. Если я буду обходиться с ней хорошо, надеюсь, она не отнимет у меня Квинна.

Через полчаса мы достигаем почетного надгробного камня. Там уже собралась печальная толпа, чтобы вместе оплакать умерших родственников и прочитать имена на огромном пятиугольнике. Чтобы избежать эпидемии, мертвецов закапывают за несколько миль от купола, чтобы туристы не могли добраться до тел. Но чтобы у людей было место для скорби, министерство позволило соорудить этот надгробный памятник. Разумеется, многие Вторые не могут позволить себе кислород, в котором нуждаются, чтобы прийти сюда. Моя семья, должна была устроить дома маленький прощальный вечер, когда умерла моя бабушка.

— Знаешь ли ты кого-нибудь, чье имя высечено на этом камне? — спросил Квинн Алину.

Она на мгновение закрывает глаза и видно, как ее веки дрожат. — Нет, — говорит она. — Имен моих родителей там нет.

Квинн открывает рот, чтобы что-то ответить, но я щипаю его. Это не его дело.

— Можете представить каким огромным он должен был бы быть, если бы на нем размещались бы все имена тех, кто задохнулся? — спрашивает он.

Мы осматриваем внушительный камень, однако быстро отворачиваемся и снова идем.

Представление просто головокружительно.

Постепенно редеют ряды солдат, которые окружают купол в концентрических кругах, и через час мы оставляем позади последний защитный пояс. Только несколько дневных туристов можно узнать по маленьким точкам в дали, медленно путешествующих, приблизительно на расстоянии одной мили.

Мы пересекаем старый школьный двор, проходим мимо разрушенных скамеек и сломанной корзины для баскетбола. В углу лежат опрокинутые мусорные ведра, из которых выкатились пластиковые бутылки, совершенно невредимые. Мы выходим на широкую улицу с пешеходным мостом из бетона, по которому попадаем на другую сторону. Там Алина останавливается и решительно упирается руками в бока.

— Отсюда я пойду дальше одна, — решает она.

Я смотрю на Квинна.

— Но одной не безопасно, — возражает он.

— Не переживай, у меня достаточно воздуха, чтобы попасть туда, куда нужно, — она стучит по кислородному баллону и показывает нам большой палец. — Мне не нужно столько много как ей. Я уже наполовину закрыла вентиль.

— Куда именно ты собралась? — спрашивает Квинн.

— На запад.

— Ты не сможешь добраться до города.

— Не переживай, я иду в определенное место.

— Эй, ты должна сказать мне, что ты запланировала. Знаешь ли, что я получу разгон, если мой отец узнает, что я помог крысам?

— Мы называем себя повстанцами, — остро отвечает Алина.

Квинн краснеет. — Я понимаю, что ты не можешь быть такой плохой, как они говорят. Только…

Меня ждет как минимум месяц домашнего ареста. Скорее два, однако если ты объяснишь мне о чем идет речь, он мог бы помочь, наверное.

Алина кривит лицо и закатывает глаза. Если Квинн хочет произвести впечатление на нее, он определенно ведет себя глупо: министерство преследует ее, а он пытается объяснить ей, что будет ругаться с отцом. И более того мысль, что отец Квинна мог бы встать на сторону Алины, просто абсурдна.