Всё было совсем не так - Кицунэ Миято. Страница 11
— Что за невеста? — заинтересовался Арлекин, стукнув Пьеро откуда–то взявшейся палкой.
— Её зовут Мальвина, это девочка с голубыми волосами… — проблеял белый.
— Уважаемая публика! — обратился парень в цветастом комбинезоне к зрителям. — Разве бывают девочки с голубыми волосами?
Конечно же, бывают, и с зёлёными, и с розовыми, девчонки такие затейницы…
Вдруг Арлекин выпучился на Буратино, про которого я уже немного забыл, и заорал:
— Это же Буратино! Все сюда, к нам пришёл Буратино!
Буратино прифигел от такой встречи, я тоже удивился, чего это вдруг его узнали. От этих мыслей меня отвлекла куча народа, высыпавшая на сцену. Они все стали радоваться и плясать, но продолжалось это всё недолго — вдруг распахнулись двери и появился просто огромный дядька. Высокий, широкоплечий, страшный, с чёрной бородой до пола и густыми, кустистыми бровями, после которых брови Ли казались самим изяществом. Он как заорёт громким басом:
— Так это ты испортил моё кукольное представление? — и тут я увидел, что ко всем актёрам от него тянутся тонкие нити чакры.
— Синьор Карабас Барабас, — пронёсся тихий шёпот актёров–кукол. Бородатый дядька схватил Буратино и куда–то утащил, рыкнув актёрам. — Продолжать представление!
— Пойдём за ним, — тихо сказал Саске, и я вздрогнул, даже забыл на миг, что мы в иллюзии, так всё реально.
За спинами было слышно, что представление продолжилось, а мы зашли в большую комнату, в которой горел камин, и на вертеле жарились два цыпленка. Запах разносился очень вкусный, у меня даже в животе заурчало. Карабас какое–то время сидел и смотрел на еду, облизываясь. Шум представления стих, и он громыхнул:
— Эй, Пьеро, Арлекин! — парни тут же забежали в комнату. — Принесите Буратино, он сделан из сухого дерева, я его подкину в огонь, и моё жаркое живо зажарится.
У меня кулаки сжались от возмущения. Вот урод! Арлекин и Пьеро повалились на колени и стали умолять не сжигать Буратино, но Карабас Барабас взмахнул рукой, его нити чакры соединились с пареньками, и они понеслись куда–то, а потом вернулись, держа в руках Буратино. Они бросили его возле очага и ушли. Я дёрнулся, чтобы его освободить, но Саске меня остановил, сжав руку.
Карабас помешал кочергой угли, и взметнулся пепел, от которого он сам же и расчихался. Буратино пожелал здоровья, и они разговорились, Буратино давил на жалость, но Карабас всё равно приказал Буратино лезть в очаг, тот ответил, что уже проткнул носом очаг в каморке своего папы Карло. Почему–то это очень заинтересовало Карабаса, и он даже воскликнул:
— Значит, в каморке папы Карло находиться потайная… — он не договорил, заткнув свой рот кулаком. А кулаки у него были размером с дыньку.
Подумав, он достал из кошелька деньги.
— Вот тебе пять золотых монет, иди, отнеси эти деньги отцу. Кланяйся и скажи, что я прошу его ни в коем случае не умирать от голода и холода и, самое главное, не уезжать из его каморки, где находится очаг, нарисованный на куске старого холста.
А потом Буратино пошёл, всем налево и направо рассказывая про деньги, что ему выдали, и, конечно же, напоролся на тех, кто хотел у него их отнять. Ниндзя–кот и ниндзя–лиса, призывные животные, которые не ушли обратно, меня очень впечатлили, как и их история про Страну Дураков, на которую повёлся Буратино.
Несколько раз я порывался спасти этого мелкого придурка, которого топили, или когда за ним гонялись Карабас и пиявочник.
Один раз я даже развеял иллюзию Саске, с удивлением обнаружив себя с ним в нашей комнате. В общем, после показа до конца, когда Буратино нашел вход в страну марионеток и зажил там счастливо с освобожденными актёрами театра Карабаса Барабаса, Саске сказал:
— Пожалуй, это слишком большое испытание для твоей психики, Наруто, слишком реально, больше сказок в пять Дэ не будет.
Я с ним согласился, иначе так просто с ума сойти можно.
После истории Буратино Саске показывал свои придумки в плоском виде, лишь иногда добавляя вкус или запах в свою иллюзию.
Его сказки очень помогли мне в распознавании гендзютцу. Он больше не мог меня обмануть, если я не хотел обманываться сам. Так что в драках со мной Саске, если и использовал свой шаринган, то не для иллюзий.
А через пару недель после показа истории Буратино Саске огорошил меня тем, что собрался учиться на ниндзя–медика. Он всё пытался улучшить свою иллюзорную технику и технику клонирования и решил, что обучение на ирьёнина ему в этом поможет.
Часть 1. Глава 7. Новые техники
Постепенно Саске стал более эмоциональным, чаще стал улыбаться, возможно, это потому, что он обучается на ирьёнина и смог сам себе помочь с эмоциями. Вот только с этим обучением он всё чаще и больше пропускал занятия в Академии, и на уроках стало совсем скучно, к тому же в практике мы с Саске продвинулись куда дальше программы, а лекции я слушать мог с большим трудом. Саске даже предложили закончить Академию экстерном, но он, к счастью, отказался.
Я развлекал себя тем, что притворялся неумехой, а потом разыгрывал одноклассников и учителей. Когда я смог делать клонов, стало весьма весело. Мелочи, конечно, а приятно. И, главное, никто меня даже не подозревал. Так, иногда у нас на уроках сидели АНБУ в масках, нервируя учителей, что–то старательно записывая в тетрадки и хмыкая на некоторые высказывания. Или бродили «призывные животные», так к Кибе однажды в класс вошел большой пёс со свитком в зубах, в котором было написано «Киба — ты долбоёб!!!». Пёс с хлопком развеялся под дикий ор Инузуки и хохот ближайших его соседей, которые успели заглянуть в свиток.
Кстати, я стал замечать, что при появлении Саске все девчонки просто таяли, как мороженое на солнце. О том, что он появился в Академии, я узнавал моментально по девчачьим визгам–пискам и протяжным «Саске–кууун». Черт! Ему всего десять лет, а пользуется такой популярностью. Даже Ино и Сакура из–за него поругались и перестали дружить, став соперницами за любовь Саске.
Саске решил, что нам пора тренировать природную чакру и принёс чакропроводящую бумагу. У меня она разорвалась пополам, а у него смялась и сгорела, то есть всё, как обычно, у меня стихия ветра, а у Саске — огонь и молния. затем он предложил мне потренироваться с клонами в разрезании листиков напополам, как когда–то в другой жизни Какаши, но разрешил сделать только сотню клонов, а листики искать не у дома, а где–то подальше — ему, видите ли, не нравится вид оборванных деревьев.
Сотня клонов, это, конечно, не две тысячи, но через неделю я все–таки смог разрезать листик и почувствовать свою стихию.
Саске часто медитировал, уходя в себя на многие часы. Я всегда присматривал за ним, оставляя возле него своего клона, который развеивался, как только Саске начинал открывать глаза. Для себя я установил лимит в четыре часа, после которых бы стал его будить, но обычно Саске «возвращался» раньше.
После своих медитаций он с большим энтузиазмом тренировался со мной в тайдзютцу и пытался чем–нибудь меня удивить. А однажды удивил так, что я чуть в штаны не навалил.
Он выполнил какой–то странный призыв, и появились жуткие кошмарики. Ходячие трупы, у одного глаз болтался на кровавой ниточке, у второго не хватало половины черепа, у третьего всё было в каких–то ошмётках, а воняли они так мерзко, что просто ужас. Я сначала подумал, что это его генздютцу, и прекратил ток чакры, но это не помогло, зомби оказались вполне реальным. Я такие видел, когда на Коноху напали четверо шиноби во главе с отцом Соры, псевдо–джинчуурики, в которого запечатали чакру Курамы. Только те, которых сделал или призвал Саске, были совсем не свежими и просто отвратительным на вид.
— Саске, что это за хрень? — мой голос дрожал, и я понял, что уже сижу на дереве, всматриваясь в ковыляющие ко мне трупы взрослых людей.
— Это зомби–апокалипсис от Учиха Саске, — захихикал он. — Вообще, это мои клоны. Я просто сделал их такими.