Аннаянска, сумасбродная великая княжна - Шоу Бернард Джордж. Страница 5
Отчего вы не плюнете мне в лицо? Страмфест (в ужасе вскакивает). Господи помилуй! Великая княжна. Что ж, раз вы непременно хотите быть моим рабом, извольте
подчиняться. Я пришла сюда не для того, чтобы спасать нашу несчастную
династию и нашу запятнанную кровью корону. Я пришла, чтобы спасти
революцию. Страмфест. Может быть, я и глуп, но я согласен: лучше спасти хоть что-то,
чем дать погибнуть всему на свете. Но что революция сделает для народа?
Не верьте прекрасноречию революционных ораторов и прокламациям
революционных писателей! Много ли свободы там, где они пришли к власти?
Разве они не вешают, не расстреливают, не арестовывают точно так же,
как это делали мы? Разве они говорят народу правду? Нет! Если правда их
не устраивает, они распространяют ложь, а за правду казнят. Великая княжна. Ну разумеется. Почему бы им этого не делать? Страмфест (не веря своим ушам). Почему бы им этого не делать? Великая княжна. Да, почему бы им этого не делать? Мы поступали точно так же.
Вы сами этим занимались - секли женщин плетьми за то, что они учили
детей читать книги. Страмфест. Мятежные книги. Карла Маркса. Великая княжна. Чушь! Как это можно научить ребенка читать Библию и при этом
не научить его читать Карла Маркса? Чем выдумывать глупые оправдания,
беритесь за оружие и исправляйте свои ошибки. Осудив вас за то, что вы
секли женщин, я еще больше осуждаю вас за то, что вы секли мужчин! Ведь
я сама женщина. Страмфест. Я вас не понимаю, ваше высочество. По-моему, вы себе
противоречите. Великая княжна. Ничего подобного! Я просто говорю, что если народ не может
сам управлять своей жизнью, значит им должен управлять кто-то другой.
Если народ не хочет добровольно исполнять свои обязанности, а хочет,
чтобы его принуждали и обманывали, значит, кто-то должен принуждать и
обманывать его. У власти должна быть небольшая группа людей - но людей
способных и энергичных. Из всех подобных групп я принимаю сторону той,
чьи принципы совпадают с моими. Революция так же жестока, как
Панджандрамы, но ее цели совпадают с моими. И потому я - на стороне
революции. Страмфест. Вы сами не понимаете, что говорите. Это ж чистый большевизм. Вы,
дочь Панджандрама, - большевичка? Великая княжна. Я готова стать кем угодно, лишь б сделать мир меньше похожим
на тюрьму и больше - на цирк. Страмфест. Ага! Вам все еще хочется стать цирковой знаменитостью! Великая княжна. Да! И чтобы в афише стояло: императрица-большевичка. Меня
ничто не остановит. Генерал Страмфест, я вам приказываю: спасите
революцию! Страмфест. Какую революцию? Какую? Их сотни! Найдите мне двух
оборванцев-революционеров, у которых было бы одинаковое представление о
революции! Что может спасти толпу, если в ней каждый рвется в свою
сторону? Великая княжна. Только одно - война. Страмфест. Война? Великая княжна. Да, война. Только перед лицом общей опасности все эти
враждующие партии поймут, что у всех нас одна задача, и сплотятся в
единую державу. Страмфест. Браво! Я всегда говорил, что война лечит от всех болезней. Но
чего стоит единая держава, если у нее нет единой армии? И что я тут
могу поделать? Я всего лишь солдат. Я не умею говорить речи, я не
одержал ни одной победы. Армия не пойдет за мной. (Снова уныло
спускается на стул.) Великая княжна. И за мной не пойдет? Страмфест. О, если б только вы были мужчиной! Если б только вы были
солдатом! Великая княжна. Допустим, я вам найду мужчину и солдата? Страмфест (в ярости вскакивает). А! Этого негодяя, с которым вы удрали!
Думаете через мою голову поставить его во главе армии? Не выйдет! Великая княжна. Вы обещали все исполнить, вы поклялись. (Марширует, словно
она перед строем солдат.) Я знаю, что только этот человек может
вдохновить армию. Страмфест. Вы заблуждаетесь! Вы потеряли голову! Какой-нибудь циркач, в
которого вы влюблены. Великая княжна. Клянусь, что я в него не влюблена. Клянусь, что никогда не
буду его женой. Страмфест. Кто же он такой? Великая княжна. Любой другой на вашем месте давно догадался бы. Этот человек
- у вас перед глазами. Страмфест (оглядываясь кругом). Где? Великая княжна. Посмотрите в окно.
Генерал бросается к окну. Великая княжна скидывает шубу и оказывается в мундире панджеробаенского гусара.
Страмфест (глядя в окно). Где он? Я никого не вижу. Великая княжна. Здесь, глупый вы человек. Страмфест (обернувшись). Вы! Святые небеса! Императрица-большевичка!
КОММЕНТАРИИ
Послесловие к пьесе - А.С. Ромм
Примечания к пьесе и предисловию автора - С.Л. Сухарев
АННАЯНСКА,
СУМАСБРОДНАЯ ВЕЛИКАЯ КНЯЖНА
Новый этап творческой эволюции Шоу начался вместе с Великой Октябрьской социалистической революцией.
Драматург оказался в числе тех представителей передовой интеллигенции мира, кто безоговорочно принял русский революционный переворот и дал ему справедливую оценку. Поняв мировое значение Октябрьских событий. Шоу увидел в них начало новой эпохи в истории человечества. Эту позицию, определившуюся уже в самом начале революции. Шоу неизменно сохранял и в дальнейшем. На протяжении всей своей последующей жизни он с неослабевающим интересом следил за быстрым ростом социалистического государства и неоднократно высказывался о нем в духе горячего сочувствия. Дружба с СССР и контакты с выдающимися русскими политическими и литературными деятелями сыграли важную роль в писательской биографии Шоу и наложили заметный отпечаток на его творчество.
Октябрьская революция и возникновение Советского Союза произвели решающие сдвиги в мировоззрении драматурга. Революционная гроза, пронесшаяся над миром, окончательно развеяла его иллюзии относительно возможности исправления и усовершенствования существующей социальной системы. Укрепив представление Шоу об обреченности буржуазной цивилизации, события русской жизни убедили его и в полной несостоятельности буржуазного парламентаризма. В статье "Диктатура пролетариата" (1912) драматург заявил о том, что "политическая машина капитализма не способна произвести социализм так же, как швейная машина жарить яйца". [Shaw Bernard. The dictatorship of the proletariat. London, 1951, о.17.] Придя к такому выводу. Шоу с присущей ему логической последовательностью предпринял реабилитацию насилия как средства преобразования действительности.