Блюз Сонни. Повести и рассказы зарубежных писателей о музыке и музыкантах - Факторович Евгений Пинхусович. Страница 84
Языческой Африки?..
Языческой Африки. Давайте скажем об этом правду, потому что правда есть свет.
И нас привезли сюда в цепях…
В цепях, сын; в железных цепях…
С другого конца света привезли нас…
В цепях, и на кораблях, которые, рассказывает нам история, не годились и для свиней, потому что свиньи стоили слишком много денег, чтобы дать им зачахнуть и умереть, как чахли и умирали мы. Но нас крали и привозили сюда на кораблях, которые, было сказано мне, неслись по волнам, как самые быстрые из хищных птиц и которые наполняли великие пассаты зловонием наших смертей и их преступления…
И какого преступления! Расскажите нам почему, преподобный Хикмен…
Это было преступление, преподобный Блисс, братья и сестры, подобное падению гордого Люцифера из рая.
Но почему, отец Хикмен? Вы научили нас, передовое молодое поколение, спрашивать почему. Так вот мы хотим знать, почему это было преступление?
Потому, преподобный Блисс, что эта страна провозгласила свою верность учению всемогущего Бога. Тот «Мэйфлауэр», о котором в День Благодарения вы всегда столько слышите, был кораблем христианским! Да, и те плавучие гробы со многими разными названиями, в которых мы сюда прибыли, были тоже христианские. Те, кого Бог освободил от европейских королей-тиранов, его предали. Не успели они свободно вздохнуть, как сами начали сгибать нас…
Они заставили нашего Господа ронять слезы!
Аминь! Преподобный Блисс, аминь. Наверно, Бог плакал как Иисус. Бедный Иона попал в чрево кита, но его путь по сравнению с нашим был как путешествие в рай на серебристом облачке.
Хуже, чем старому Ионе, преподобный Хикмен?
Хуже, чем Ионе, когда он, весь скользкий от китовой блевотины, лежал и ловил ртом воздух на берегу. Попадая в те плавучие гробы, мы оказывались в аду, и чтоб вы, молодежь, этого не забывали! Матери и младенцы, мужчины и женщины, живые, умирающие и мертвые — все были скованы цепями вместе. И однако большинство прибыло сюда, на эту землю. Самые сильные перенесли все… Слава Богу, мы прибыли, и вот почему сегодня мы здесь. Я ответил на ваш вопрос, преподобный Блисс?
Аминь, отец Хикмен. Но теперь младшему поколению хотелось бы узнать, что с нами сделали, когда привезли нас сюда. Что тогда было?
Нас ввели на эту землю в цепях…
…В цепях…
…И нас повели на болота…
…Повели на болота, где лихорадка…
И нас заставили осушать болота и обрекли нас тяжкому труду на солнце…
…Обрекли тяжкому труду…
Они взяли белое руно хлопка и сладость сахарного тростника и смешали с тяжким нашим трудом, и те стали от этого горькими и кровавыми… И они обращались с нами, как с одним огромным, лишенным человеческого животным, у которого нет лица…
Нет лица, преподобный Хикмен?
Нет индивидуальности, нет имени, преподобный Блисс; мы стали никто, и даже не мистер Никто, а просто — никто. Они оставили нас без имен. Без выбора. Без права делать или не делать, быть или не быть…
То есть у нас не было лиц и у нас не было глаз? Мы были безглазые, как Самсон в Газе. Так, преподобный Хикмен?
Аминь, преподобный Блисс, — как Самсон с безволосой головой до того, как к нему пришел тот, оставшийся безымянным парнишка, похожий на вас, и повел его к столбам, на которых был утвержден большой дом… О, черные мальчики, о, коричневые девочки, вы это здание обрушите! И о, как тогда вы будете строить! Да, преподобный Блисс, мы были безглазыми, как несчастный Самсон среди филистимлян — и хуже…
И ХУЖЕ?
Хуже, преподобный Блисс, — потому что нас разрубили на малюсенькие кусочки, как фермер разрезает картофелину. И рассеяли нас по этой земле. Повсюду, от Кентукки до Флориды; от Луизианы до Техаса; от Миссури, вдоль всей великой Миссисипи, до самого Залива. Нас рассеяли по всей Земле.
Как это, отец Хикмен? Вы говорите притчами, которые нам, молодому поколению, не совсем понятны. Что это значит: нас рассеяли?
Как семена, преподобный Блисс, разбросали нас, как обалдевший от наркотиков фермер засевает свое поле зубами дракона!
Расскажите нам, как это было, отец Хикмен.
Нам отсекли языки…
…Нас оставили без речи…
…Нам отсекли языки…
…Нас оставили без слов…
…Наши языки разбросали по этой Земле как семена…
…И нас оставили без языка…
…У нас отняли наши говорящие барабаны…
…Барабаны, которые говорили, отец Хикмен? Расскажите нам про эти говорящие барабаны…
Барабаны, которые говорили как телеграф. Барабаны, которые можно было слышать далеко-далеко, как колокольный звон. Барабаны, которые рассказывали о том, что произошло чуть ли не до того, как оно случилось! Барабаны, которые говорили огромными голосами огромных людей! Барабаны как совесть и глубокое биенье сердца, знавшие разницу между неправдой и правдой. Барабаны, которые приносили добрые вести! Барабаны, сообщавшие домой новости о беде! Барабаны, по которым мы узнавали наше время и которые говорили нам, где мы…
Ну и барабаны же это были, преподобный Хикмен…
…Да, и барабаны эти у нас отняли…
Отняли! И отняли наши языческие танцы…
…Оставили нас без барабанов и оставили нас без танцев…
Да, они сожгли наши говорящие барабаны и сожгли наши барабаны для танцев…
…Барабаны…
…И рассыпали пепел…
…А, ааа-а-а-а! У нас не стало глаз, языков, барабанов, танцев — пепел…
Но худшее опустошение было еще впереди!
Рассказывайте нам, преподобный Хикмен. Дуйте в свою праведную трубу!
Но в те дни никаких труб, преподобный Блисс, у нас не было…
Не было труб? Вы только послушайте!
И у нас не стало песен…
…Не стало песен…
…И у нас не стало…
…Считайте на пальцах, что сделали жестокие люди…
Аминь, преподобный Блисс, начинайте…
У нас не стало глаз, языков, барабанов, танцев, труб, песен!
Все правда, преподобный Блисс. Не было глаз, чтобы видеть. Языка, чтобы говорить. Барабанов, чтобы развеять печаль и пробудить воспоминания. Танца, чтобы в нем пророс ритм, движущий жизнью. Песен, чтобы возносить хвалу и молитвы Богу!
Воистину мы пребывали во тьме, мои молодые братья и сестры. У нас не было глаз, ушей, языков, барабанов, танцев, труб, голоса…
Но впереди — еще худшее…
…Но впереди — еще худшее…
Расскажите нам, преподобный Хикмен. Но не слишком быстро, чтобы мы, молодое поколение, могли собрать силы и посмотреть не отворачиваясь. Чтобы мы, когда будем слушать, не впали в отчаянье!
Я говорил, преподобный Блисс, братья и сестры, что нас вырвали из лона Африки. Говорил, что нас увезли от наших мам и пап и от наших сестер и братьев. Говорил, что нас рассеяли по этой земле…
…И давайте мы сосчитаем снова, братья и сестры, давайте все сложим. У нас не было глаз, языков, барабанов, танцев, песен, труб, голоса ночи, дня, неправды, матерей, отцов — нас разбросали.
Да, преподобный Блисс, нас разбросали, как семена…
…Как семена…
…Как семена, брошенные на невспаханную землю…
А ну, пойте со мной, мои молодые братья и сестры! У нас не было глаз, языка, барабанов, танцев, труб, песен, голоса, зрения, правды, неправды, отцов, матерей, братьев, сестер, сил…
Аминь! Но хотя для них мы были как огромный черный великан, которого разрубили на мелкие кусочки и эти кусочки зарыли в землю; хотя среди чужой природы, под чужим небом нас лишили нашего наследия; разделяли, и разделяли, и разделяли нас, как игрок, тасующий колоду карт и снимающий с колоды. Хотя нас размельчили, разбили на мелкие кусочки; хотя на нас плевали, топтали нас, оскорбляли, зарывали в землю, и нашу память об Африке стерли в порошок и развеяли в туманных ветрах забытья…
…Аминь, отец Хикмен! Униженные и босые, истолченные, ставшие, как песчинки на берегу моря…
…Аминь! И Бога… считайте, преподобный Блисс.
…У нас не было глаз, ушей, носа, гортани, зубов, языка, рук, ног, правды, неправды, гнева, барабанов, танцев, песен, труб, голосов, правды, неправды, отцов, матерей, братьев, сестер, матери, отца, мулов, плугов, еды, разума — и Бога, преподобный Хикмен, сказали вы, Бога?