Другой остров Джона Булля - Шоу Бернард Джордж. Страница 6

герой; и ненавидишь всех окружающих за то, что они такие же неряхи и

бездельники, как и ты сам. (Понизив голос, как человек, делающий

постыдное признание.) И все время смех, бессмысленный, ужасный, злобный

смех. Пока ты молод, ты пьянствуешь вместе с другими молодыми парнями и

сквернословишь вместе с ними; и так как сам ты беспомощен и не умеешь

ни помочь им, ни подбодрить их, ты скалишь зубы, и язвишь, и

издеваешься над ними - зачем они не делают того, чего ты сам не смеешь

сделать. И все время - смех, смех, смех! Вечное издевательство и вечная

зависть, вечное шутовство, вечная хула, и поругание, и осмеяние всего

на свете; и, наконец, когда приезжаешь в страну, где люди каждый вопрос

принимают всерьез и всерьез на него отвечают, тогда ты начинаешь

смеяться над ними за то, что у них нет чувства юмора, и кичишься своим

беспутством, как будто оно ставит тебя выше их. Бродбент (под влиянием красноречия Дойла настраивается на торжественный

лад). Не отчаивайтесь, Ларри. У Ирландии большие возможности. Гомруль

совершит чудеса под английским руководством. Дойл (останавливается с разгону, губы его против воли раздвигаются в

улыбку). Том, почему вы мои самые трагические минуты выбираете для

самых неотразимых проявлений вашего юмора? Бродбент. Юмора! Я был как нельзя более серьезен. Что вы хотите сказать? Вы

думаете, что я не серьезен, когда говорю о гомруле? Дойл. Я уверен, что вы серьезны, когда говорите об английском руководстве. Бродбент (совершенно успокоенный). Разумеется. Самое важное - это наше

руководство. Мы, англичане, должны отдать все наше умение управлять на

службу другим нациям, менее одаренным в этом отношении, пока они,

постепенно развиваясь - в условиях полной свободы, - не дорастут до

нашего уровня и не станут способны сами управлять собой. Вы меня

понимаете? Дойл. Понимаю. И Роскулен тоже вас поймет. Бродбент (весело). Конечно, поймет. Так что, видите, тут все в порядке.

(Подвигает свой стул к столу и усаживается поудобней, готовясь

наставить Дойла на путь истинный.) Вот что, Ларри. Я очень внимательно

выслушал все, что вы говорили об Ирландии; и я не нахожу решительно

никакой причины, почему бы вам не поехать со мной. К чему все сводится?

Просто-напросто к тому, что, когда вы жили в Ирландии, вы были еще

очень молоды. Все это зубоскальство, и пьянство, и неприкаянность вы

найдете и в Пэкгеме, не только в Доннибруке. Вы смотрели на Ирландию

глазами ребенка, поэтому и видели одно ребячество. Поедем со мной, вы

увидите ее глазами взрослого мужчины и получите о ней более выгодное

представление. Дойл. В этом вы, может быть, отчасти и правы; во всяком случае, я знаю: будь

я сыном простого крестьянина, а не земельного агента, я бы сейчас так

не малодушествовал. К несчастью, если я поеду в Ирландию, это будет

свидание не с ирландским народом, а с моим отцом, и с тетушкой Джуди, и

с Норой Рейли, и с отцом Демпси, и с прочей компанией. Бродбент. Ну так что ж? Они порадуются, когда увидят, что Англия сделала из

вас настоящего человека. Дойл (пораженный этой мыслью). А! Вот тут вы попали прямо в точку, Том, с

истинно британским вдохновением! Бродбент. Вы хотите сказать - здравым смыслом? Дойл (поспешно). Нет! Здравого смысла у вас не больше, чем у гусака. Ни у

одного англичанина нет ни капли здравого смысла, и не было, и не будет.

Вы предпринимаете эту сентиментальную поездку по совершенно нелепым

мотивам; и голова у вас полна политической шелухи, на которую не

подманишь даже осла средних умственных способностей. И при всем том вы

умеете попасть мне не в бровь, а прямо в глаз этой простой истиной обо

мне и о моем отце. Бродбент (изумленный). Я ни слова не сказал о вашем отце. Дойл (не слушая его возражений). Вот он сидит в Роскулене, земельный маклер,

всю жизнь перебивавшийся с хлеба на воду, потому что он католик, а

помещики по большей части протестанты. И сейчас, когда земельные суды

снижают арендную плату и крупные владения благодаря новым земельным

законам дробятся на мелкие участки, он остался бы и вовсе нищим, если

бы из сборщика арендной платы не превратился в сборщика взносов по

долгосрочным земельным ссудам. А потом уже и сам приобрел крохотный

участок. За последние двадцать лет он вряд ли хоть раз выезжал из дому

дальше, чем в Этенмюллет. И тут вот являюсь я, из которого, как вы

сказали, Англия сделала настоящего человека. Бродбент (огорченный). Поверьте, я вовсе не хотел... Дойл. О, не извиняйтесь; ведь это правда. Конечно, кое-чему я научился в

Америке и еще в других захолустных и второстепенных странах; но главное

я получил от вас; именно живя рядом с вами и работая с вами в одной

упряжке, я научился жить в реальном мире, а не в воображаемом. Вам я

обязан больше, чем всем ирландцам на свете. Бродбент (качая головой и хитро подмигивая). Очень любезно с вашей стороны,

Ларри, дружище, но вы мне льстите. Приятно, когда тебе льстят, но это

все-таки сплошной вздор. Дойл. Нет, не вздор. Без вас из меня бы ничего не вышло, хоть я и не

перестаю на вас дивиться, на эту вашу дубовую голову, в которой все

мысли разложены по ящикам с водонепроницаемыми переборками, и ни в один

нет доступа для мысли, которая вам почему-либо неудобна. Бродбент (не сдаваясь). Совершеннейший вздор, Ларри, уверяю вас. Дойл. Вы согласитесь во всяком случае, что все мои друзья либо англичане,

либо принадлежат к деловому миру - тому, где ворочают большими делами.

Всю серьезную часть моей жизни я прожил в этой атмосфере; всю серьезную

часть моей работы я делал с этими людьми. А теперь представьте себе,

что я - вот такой, как я есть, - возвращаюсь в Роскулен, в этот ад

мелочей и однообразия! Что мне делать с мелким земельным агентом,

который выколачивает свои пять процентов прибыли из крохотного клочка

земли и крохотного домишка в ближнем провинциальном городке? О чем я

буду с ним говорить? О чем он будет говорить со мной? Бродбент (скандализован). Но ведь это ваш отец! Вы его сын! Дойл. Ну и что из этого? Что бы вы сказали, если бы я предложил вам