Майор Барбара - Дарузес Нина Леонидовна. Страница 30

Барбара. Удалось вам узнать, что они сделали для старика Питера Шерли?

Казенс. Ему дали место сторожа и табельщика. Не­счастный! Работу табельщика он считает умственным трудом и говорит, что она ему не по силам, а сторожка слишком для него великолепна, и он ютится в чулане.

Барбара. Бедный Питер!

Из города идет Стивен. В руках у него полевой би­нокль.

Стивен (с энтузиазмом). Ну как, видели? Почему вы от нас ушли?

Казенс. Я хотел видеть все, что мне не собирались показывать, а Барбаре хотелось послушать рабочих.

Стивен. Нашли какие-нибудь недостатки?

Казенс. Нет. Рабочие зовут его Дэнди-Энди и гордятся тем, что он такой продувной старый плут. Но все здесь дове­дено до невероятного, противоестественного, отврати­тельного, пугающего совершенства.

Появляется Сара.

Сара. Боже, какая прелесть! (Подходит к вагонетке.) Видели вы детские ясли? (Садится на снаряд.)

Стивен. Видели вы библиотеки и школы?

Сара. Видели вы танцевальный и банкетный залы в здании городского совета?

Стивен. А вы заходили в страховую кассу, пенсионный фонд, в строительное общество, в магазины?

Из конторы выходит Андершафт с пачкой теле­грамм в руке.

Андершафт. Ну, вы все осмотрели? Мне очень жаль, что меня вызвали. (Указывая на телеграммы.) Добрые вести из Маньчжурии.

Стивен. Опять японцы победили?

Андершафт. Не знаю, право. Нас тут не интересует, какая сторона победит. Нет, хорошие веста о том, что воз­душный броненосец обнаружил поразительные достоин­ства: в первом же деле он стер с лица земли укрепление с тремястами солдат.

Казенс (с платформы). Манекенов?

Андершафт (направляясь к Стивену, резким движением от­швыривает с дороги лежащий манекен). Нет, живых солдат.

Казенс и Барбара переглядываются. Казенс садится на ступеньку и закрывает лицо руками. Барбара кладет ему руку на плечо. Он смотрит на нее в комическом отчаянии.

Ну, Стивен, что ты скажешь?

Стивен. О, изумительно! Истинный триумф современной техники. Надо признать, папа, я был глуп; я понятия не имел, что все это значит; сколько сюда вложено предви­денья, сколько организационного уменья, администра­тивного таланта, какой финансовый гений, какой колос­сальный капитал! Когда я шел по вашим улицам, я нее повторял себе: «Мир одерживает победы не менее славные, чем война». Во всем этом я нахожу только один недостаток.

Андершафт. А ну-ка!

Стивен. Я не могу не думать, что все эти попечения о нуж­дах ваших рабочих подрывают в них независимость и ос­лабляют чувство ответственности. И хотя мы с насла­ждением пили чай в вашем великолепном ресторане,— как они дают всю эту роскошь, торт, варенье и сливки, за три пенса, я просто не могу себе представить, — одна­ко не надо забывать, что рестораны губительно влияют на семейную жизнь. Посмотрите, что делается на конти­ненте. Вы уверены, что от всего этого не портится харак­тер ваших рабочих?

Андершафт. Видишь ли, мой милый мальчик, когда со­здаешь цивилизацию, нужно раз навсегда решить, по­лезны ли человеку заботы и беспокойство. Если они, по-твоему, полезны, нечего и думать о цивилизации. А тогда можешь себя поздравить: на земле достанет за­бот и беспокойства для того, чтобы у всех нас вырабо­тался ангельский характер. Но если ты придешь к обрат­ному решению, то уж и поступай соответственно. Тем не менее, Стивен, за наши характеры здесь не приходится опасаться. Достаточную дозу тревоги в нас вселяет то обстоятельство, что все мы в любую минуту можем взле­теть на воздух.

Сара. Кстати, папа, где у вас вырабатываются взрывчатые вещества?

Андершафт. В маленьких строениях, вот вроде этого. Ког­да такое строение взрывается, это обходится совсем не­дорого; гибнут только те рабочие, которые находятся в непосредственной близости от него.

Стивен, который находится в непосредственной близости от строения, смотрит на него в испуге и быстро отходит к орудию. В ту же минуту дверь сарая открывается настежь. Мастер, в комбинезоне и легких туфлях, выходит на крыльцо, придерживая дверь для Ломэкса, который появляется на пороге.

Ломэкс (с наигранным хладнокровием). Не волнуйтесь, лю­безный. Ничего с нами не случится, да если б и случи­лось, не начнется же от этого светопреставление. Не­множко британского мужества — вот чего вам не хватает, старина. (Спускается с лестницы и идет к Саре.)

Андершафт (мастеру). Что-нибудь случилось, Билтон?

Билтон (с ироническим спокойствием). Джентльмен вошел в цех взрывчатых веществ и закурил папиросу — вот и все, сэр.

Андершафт. Ах, вот как! (Подходит к Ломэксу.) Вы не помните, куда девали спичку?

Ломэкс. О! Подите вы! Что, я дурак, что ли? Я хорошенько задул ее, прежде чем бросить.

Билтон. Головка была ярко-красная внутри, сэр.

Ломэкс. Ну так что же, что была! Я ведь не бросил ее в это ваше месиво.

Андершафт. Не стоит беспокоиться, мистер Ломэкс. Кста­ти, не одолжите ли вы мне ваши спички?

Ломэкс (подает коробок). Пожалуйста.

Андершафт. Благодарю. (Прячет коробок в карман.)

Ломэкс (назидательно, ко всем вообще). Эти взрывчатые ве­щества, знаете ли, разносят все вдребезги, только когда вы палите из оружия. А когда они рассыпаны, можно поднести к ним спичку: они тлеют, как лист бумаги. (В нем пробуждается научный интерес к этой теме.) Вы это знаете, Андершафт? Пробовали когда-нибудь?

Андершафт. В больших масштабах не пробовал, мистер Ломэкс. Если вы попросите Билтона, он вам даст образцы гремучей ваты, когда будете уходить. Можете производить опыты у себя дома.

Билтон смотрит с удивлением.

Сара. Билтон не сделает ничего подобного, папа. Это уж ва­ше дело — взрывать там всяких русских и японцев; но бедняжку Чолли я не дам в обиду.

Билтон, махнув на нее рукой, уходит в сарай.

Ломэкс. Мое сокровище, опасности никакой нет. (Садится рядом с ней на снаряд.)

По дороге поднимается леди Бритомарт с буке­том цветов.

Леди Бритомарт (стремительно). Эндру, лучше бы ты не показывал мне этот завод.

Андершафт. Почему, милая?

Леди Бритомарт. Все равно почему, не надо было, и де­лу конец. Подумать только, что все это (указывая на го­род) твое и что ты скрывал все это от меня столько лет.

Андершафт. Город не принадлежит мне. Я принадлежу го­роду. Он — наследие Андершафтов.

Леди Бритомарт. Нет, нет! Все эти нелепые пушки, этот шумный, грохочущий завод могут быть наследием Ан­дершафтов, но серебро и скатерти, мебель, дома, фруктовые сады и цветочные клумбы принадлежат нам. То есть мне — это не мужское дело. Я их не отдам. Ты, дол­жно быть, с ума сошел, что отдаешь все это так просто; и если ты будешь упорствовать в своем безумии, я при­глашу доктора.

Андершафт (нагибаясь и нюхая цветы). Откуда у тебя эти цветы, милая?

Леди Бритомарт. Это твои рабочие поднесли их мне в рабочей церкви имени Уильяма Морриса.

Казенс. О, только этого не хватало. Рабочая церковь! (Рас­сеянно поднимается на ступеньку и облокачивается на па­рапет, повернувшись ко всем спиной.)

Леди Бритомарт. Да, и со словами Морриса: «Ни один человек не имеет права быть хозяином другого». Пред­ставьте себе, мозаика вокруг всего купола, каждая буква в десять футов высотой. Каков цинизм!

Андершафт. Сначала эта надпись бесила рабочих, а теперь они перестали ее замечать, как десять заповедей в катехизисе.

Леди Бритомарт. Эндру, ты стараешься отвести мне гла­за своими нечестивыми шутками. Тебе это не удастся, я не брошу разговора о наследстве. Я уже не прошу о Стивене, он унаследовал твои превратные взгляды. Но у Барбары не меньше прав, чем у Стивена. Почему бы Адольфу не унаследовать завод? Я бы могла управлять городом вместо него, а он пускай смотрит за пушками, если они нужны кому-нибудь.