Новеллы - Старцев Абель Исаакович. Страница 35

Имменсо. Мне необходим простор, если я хочу лицезреть в вас внимающую мпе широкую публику. Видимо, это нравится вам больше, чем Фиц-Джеймс.

Миссис Эттин. Но между внимающей публикой и детской площадкой есть таинственное пространство, куда еще не ступала ваша нога. Там пребывают мужчина и женщина, когда остаются наедине.

Имменсо (встревоженно и серьезно). Миссис Эттин, я лучше скажу прямо, что там мне придется вывесить предупреждение: «Но выйдет». Я женат; свои супружеские обязанности я исполняю честно и серьезно. Это сказано не в укор вам. Просто мы не сходимся во взглядах. Итак, вы позволите мне и впредь видеть в вас лишь широкую публику?

Миссис Эттин. Сделайте милость, попытайтесь.

Пауза. Миссис Эттин сохраняет непринужденность. Имменсо тяготится молчанием.

Имменсо (наконец не выдерживает). Однако положение затруднительное: мне нечего Сказать публике.

Миссис Эттин. В том-то и дело. Ну же, мистер Чэмпернун! Неужели вы не в силах преодолеть свою нелепую робость и вести себя так, как велит сама Природа, когда мужчина и женщина остаются наедине? Ну же, давайте поссоримся, или начните за мной ухаживать, или сделайте еще что-нибудь человеческое. Найдите в своей душе такие слова, которые развеяли бы мое печальное равнодушие.

Имменсо. Сколько я ни ищу в своей душе, а могу сказать лишь, что последние две недели погода стоит прекрасная. Это банально, но, увы, соответствует истине.

Миссис Эттин. Только для этого у вас и нашлись слова. Но между нами есть нечто такое, для чего не найти слов: даже вам, непревзойденному мастеру слова.

Имменсо. Например?

Миссис Эттин. Ну, скажем, ощущение смертельной опасности.

Имменсо (с расстановкой). Миссис Эттин, есть вещи, которые я не смею сказать даме. Между прочим, я не смею сказать, что чувствую себя с ней в совершенной безопасности.

Миссис Эттин. Тем лучше! А вы в самом деле можете разговаривать со мной, словно с каким-нибудь булочником?

Имменсо. Этого я не скажу. Булочник — неотъемлемая часть общества. Без него мне пришлось бы умереть с голоду или питаться улитками. Но я отнюдь не уверен, что красивые женщины — позволено ли мне назвать их жрицами любви? — неотъемлемая часть общества. Ведь без них я но умру с голоду. Я буду жить как нельзя лучше.

Миссис Эттин. Без жриц любви не было бы и детей любви. Вы замечали, что дети любви, как и жрицы любви, очень красивы?

Имменсо. По статистике незаконные дети…

Миссис Эттин (поспешно). Я не говорю о незаконных детях, мистер Чэмпернун, я говорю о детях любви. А они рождаются в браке гораздо чаще, чем вне Ирака; во всяком случае, надеюсь, что это так. Но вообще-то они большая редкость и в браке, и вне его.

Имменсо. Я знавал подобных красавцев. Возможно, я к ним несправедлив, потому что сам — увы! — не блистаю красотой; но среди них были отъявленные негодяи.

Миссис Эттин. Моты, распутники и все такое, да?

Имменсо. Я и сам отчасти мот, насколько мне позволяют средства. Нет, я назвал бы их ворами, если разуметь под этим людей, которые не могут уплатить на то, что приобретают. Я назвал бы их негодяями, потому что люди, которые бессовестно берут взаймы деньги у тех, кто гораздо беднее их, и дают фальшивые долговые обязательства, на мой взгляд, негодяи. И, конечно, это распутники и распутницы.

Миссис Эттин. И все же они очаровательны. Олицетворение дивного блаженства. Живые родники любви.

Имменсо. Оттого я и ненавижу их. Они лишь позорят эти бесценные сокровища. Они — живое кощунство.

Миссис Эттин. Вот вы и довольствуетесь жалкими посредственностями и имеете детей, уродливых, как вы сами. Что же это за мир, где практичное уродство, отвратительно падкое до денег и собственности, процветает, а красота, которая живет благородными мечтами и непрестанно стремится их осуществить, обречена на нищету и презрение? Вы думаете, таким людям приятно брать в долг у бедняков, потому что только бедняки по простоте душевной дают деньги, или сносить домогательства торгашей? Разве их вина, если они предлагают свою любовь, а им говорят, что они должны либо ее красть, либо заплатить за нее всеми земными благами, свободой и чуть ли не самой жизнью? Разве это справедливо? Вы же умный человек — вы моралист по призванию. Разве так и должно быть? Ответьте честно. Не читайте мне проповедь; скажите откровенно, как мужчина женщине. Вам но кажется иногда, что так быть не должно?

Имменсо. Как моралист по призванию я могу это разоблачить. Нет ничего легче. Но сам я останусь равнодушен. Завзятые обличители сами всегда равнодушны. Бесполезно всучивать душеспасительную книжечку миссионеру.

Миссис Эттин. Да, я напрасно затеяла этот спор. Всякий ссор в конечном счете напрасен. Суть дола: гораздо глубже. Говорите, что угодно; но неужели вы действительно убеждены, что красота всегда порочна, а] уродство всегда добродетельно? Возможно ли при этом отдавать должное красоте и уродству?

Имменсо. Я заметил, что есть люди пристрастные и беспристрастные, и…

Миссис Эттин. И, по-вашему, красивые пристрастны, а некрасивые беспристрастны?

Имменсо (подавленный ее убежденностью). Но в конце концов красота — это дело вкуса. Что нравится одному, то отвратительно другому. Очень многие считают мою жену некрасивой. Они глупы; но нельзя отмять у них право на собственное мнение.

Миссис Эттин (с достоинством). Мистер Чэмпернун, неужто вы полагаете, что мы говорим с вами об отношениях полов?

Имменсо (ошеломленный). Но… э… господи боже! О чем же мы тогда говорим?

Миссис Эттин. Я лично говорю о красоте, и это попсе не дело вкуса, а факт, о котором у просвещенных людей не может быть двух мнений. Найдете ли вы хоть одного более или менее культурного человека, который считал бы Венеру Милосскую или Гермеса Праксителя уродливыми? Найдете ли вы хоть одного человека, который считал бы…

Имменсо. Меня красивым? Ни единого.

Миссис Эттин. Я видела и похуже, мистер Чэмпернун.

Он кланяется.

Вы очень похожи на Бальзака, которого увековечил Роден, а это одна на прекраснейших скульптур в мире. Но разве вы по понимаете, что влечение пола, столь полезное для продолжения человеческого рода, не имеет ничего общего с красотой? Оно делает нас слепыми к уродству, вместо того чтобы открывать нам глаза на красоту. Только поэтому мы и можем жить среди уродливых вещей, и звуков, и людей. Вы способны обойтись без Венгры Милосской, потому что молоденькая девица в баре наставляет вас забыть о ней. Я не хочу и говорить о таких соблазнах: они лишь приманка в брачной западне — ими исчезают без следа, как только сделают свое дело. Но разве вы никогда не встречали красивых людей — красивых девушек, красивых матерей, красивых бабушек или мужчин, которые были бы их достойны? Разве вы не предпочитаете этот мир красоты тому, что герои пьесы мистера Грэнвилла-Баркера [38] называет «скотным двором секса»? Осмелитесь ли вы утверждать, что мир Гилл ничуть не хуже, когда венец творения оставался еще обезьяной, чем теперь, когда он человек, хоть чище всего и уродливый? Желаете ли вы искренне, чтобы мы уподобились муравьям и пчелам, потому что муравьи и пчелы трудолюбивы и добродетельны?

Имменсо. Но ведь я сам трутень и не могу судить беспристрастно.

Миссис Эттин. Нет, мистер Чэмпернун, шуткой вы не отделаетесь. Извольте принять бой. Вы думали, я хочу увлечь вас флиртом: теперь вы видите, что я хочу обратить вас в религию красоты.

Имменсо. Признаться, вы гораздо опасней, чем я думал. Но вы можете лишь развратить мой ум; в остальном же мои позиции неприступны. Я не способен флиртовать. Я не принадлежу к так называемым дамским угодникам, миссис Эттин.

Миссис Эттин. Это вы-то не способны флиртовать! Мистер Чэмпернун, да вы предаетесь флирту самозабвенней всех в Англии, и к тому же этот флирт наихудшего рода. Вы флиртуете с религиями, с традициями, с политикой, со всем, что есть святого и насущного Вы флиртуете с церковью, со средневековьем, с проблемой брака, с еврейской проблемой, даже с отвратительным культом обжорства и пьянства. Когда вы рассматриваете какой-нибудь из этих вопросов, получается не: что вроде флирта с падшей женщиной: вы делаете ei самые изощренные и лестные комплименты, а все ваш* законные подруги с ума сходят от отчаянья и ревности но это не серьезно: под вашим искренним восхищением ее бесценным жемчугом и изумительными румянами таится отвращение к существу из плоти и крови. Все вы, интеллигенты, постоянно флиртуете. Если бы вь флиртовали с горничными, молочницами или хористками, я могла бы вас простить; но флиртовать с мерзкими старыми ведьмами, потому что они любовницы ко ролей и тиранов мира, презренно и глупо.