Ставка на бандитов - Доренко Виктор. Страница 25

— Посмотрим, — неопределенно ответил авторитет, разминая в пальцах «беломорину», — во всяком случае, беспредельничать они больше не станут.

— Знаешь, — уныло протянул банкир, — я боюсь, как бы эта беседа не возымела обратного действия.

— Не бзди, Игорек, — заверил товарища пахан, — ничего они тебе не сделают. А если почувствуешь малейший прессинг со стороны этого бычьего кодла, сразу звони мне, не стесняйся.

— Лады, — ответил Гладышев, провожая уходящего Фомина.

Не успела фигура Монаха раствориться в дверном проеме, ведущем на лестничную клетку, в душу бизнесмена закралось смутное беспокойство, однако он отнес его на счет своей излишней мнительности и поспешил вернуться к своим обычным делам.

Бугринов, садясь в свой темно-вишневый «СААБ-9000», был по-настоящему зол. Обернувшись к спутникам, он задал общий для всех вопрос:

— Никто не знает, сколько закроил этот коммерсюга? — в то, что кто-то может честно платить положенную дань, он не верил, искренне считая всех бизнесменов исключительно жлобами и шкурами.

— По-моему, — неторопливо повел Кубик, на протяжении всего разговора не промолвивший ни слова, — банкир все честно платит. Мы на него наводили наших аудиторов, и они все подтвердили. Его не в чем упрекнуть.

— Гнида, — выругался Алик в сторону Гладышева, — ладно, надо будет что-нибудь придумать.

— А зачем? — удивился Кубик. — Мне кажется, мы действительно всех наших бизнесменов слишком гнобим.

— У тебя забыли спросить, — огрызнулся Бугор, — и вообще заткнись, не твоего ума дело.

В этот момент автоматически уменьшился звук магнитолы, и они услышали звонок мобильного телефона.

Сняв трубку, Бугринов зло бросил:

— Слушаю.

Из динамика раздался спокойный голос Вадима, спросившего:

— Ну что, на встрече все прошло нормально?

— Да, — поспешно ответил Алик, приняв более покладистый тон, — порядок.

— Помощь не нужна? — поинтересовался Стародубцев.

— Нет, — сказал Бугор, обгоняя идущий впереди «жигуленок» и чуть не врезаясь в двигающуюся по встречной полосе «вольво», — сам разберусь.

— Тогда о’кей, — удовлетворенно произнес Вадим и дал отбой.

Пристроив трубку сотового телефона к магнитному держателю, Бугринов вновь обратился к своим спутникам, глазевшим от нечего делать по сторонам и высматривающим смазливых девах.

— Смотрите не проболтайтесь никому о сегодняшней стрелке, — в голосе прозвучали угрожающие нотки, — а с этим козлом-коммерсантом я сам разберусь. Дылда, — обратился Алик к долговязому, — ты знаешь, где он живет?

— Знаю, — отозвался длинный, — на Кутузовском.

— А охрана с ним ездит? — продолжал выяснять подробности Бугор.

— Да, — ответил Дылда, — водитель и еще один. Я как-то договорился с ним встретиться у его дома, так видел, но они из машины не выходят. По крайней мере в тот раз не вышли. Гладышев один вошел в подъезд. Я еще пошутил: нельзя, мол, быть таким беспечным, на что банкир ответил — если кто захочет его убрать, так и охрана не поможет.

— Это он правильно заметил, козляра вонючий, — зло оскалился Бугринов и распорядился: — Высадим Кубика и поедем со мной, покажешь дом этого барыги.

— Ладно, — буркнул Дылда, внутренне гордясь, что ему выпала честь поучаствовать в настоящем деле вместе со старшим.

Долговязого приняли в бригаду недавно, и ему очень хотелось как-то себя зарекомендовать, он, можно сказать, рвался в бой.

Спустя несколько часов Бугор и Дылда уже поджидали Гладышева в подъезде его дома на Кутузовском проспекте.

Приблизительно около восьми часов вечера послышался звук мотора гладышевского «ягуара».

Спустя пару минут приоткрылась дверь, и в темноту подъезда, где долговязый по приказу старшего предусмотрительно отключил освещение, шагнул банкир.

Бугор вложил в удар всю ненависть к этому человеку. Тяжелая монтировка обрушилась на неприкрытую голову жертвы. Если бы в последний момент Игорь инстинктивно не подался чуть назад, металлическое орудие наверняка проломило бы ему висок, а так вся сила удара пришлась на подбородок и грудь. Раздался треск ломающейся кости, и тело грузно опустилось на цементный пол. Несчастный издал булькающий звук. Изо рта хлынула кровь, заливая ворот белоснежной рубашки и стекая на грязный пол.

Отбросив монтировку, Бугринов набросился на лежащего банкира, колотя его ногами, обутыми в массивные ботинки. Дылда не отставал от товарища.

Гладышев ощутил, как внутри его тела что-то разорвалось, удары уже не воспринимались столь болезненно, пока наконец не пришло спасительное забвение — он потерял сознание.

Фомин, сидя в материнской комнате, играл с Музыкантом и Буром в нарды на вылет. Из динамиков недавно приобретенного магнитофона струилась успокаивающая мелодия. Метнув нарды, Монах оторвал взгляд от доски и посмотрел на вошедшую в комнату мать.

Женщина, по-видимому, сильно волновалась. Не в силах оставаться на ногах, она присела на стоящий у входа стул и выпалила на одном дыхании:

— Валера, Игорька Гладышева избили в подъезде, — пытаясь совладать с подступившими слезами, старушка добавила: — Только что приезжала «скорая», его увезли без сознания. Врачи не уверены, выживет ли. — Она все же разрыдалась, уткнувшись лицом в носовой платок.

— Бур, Музыкант, — резко выкрикнул пахан, — в темпе собирайтесь, поедем к нему в больницу.

Натягивая на ходу тенниску, Монах обратился к матери:

— Мама, ты не знаешь, в какую больницу его повезли?

— Наверное, в нашу, районную, — ответила женщина, проглатывая слезы, обильно катившиеся по морщинистым щекам, — врач «скорой» сказал, что в другую его не довезут.

— Поехали, — повторил свой приказ Фомин, выбегая на лестничную клетку.

Подручные еле успевали за паханом, стремительно несущимся вниз, перескакивая сразу чуть ли не через весь пролет и рискуя свернуть себе шею.

Всю дорогу до больницы Монах угрюмо молчал и лишь однажды тихо прошептал:

— Моя вина, ну, я этим пидерам устрою пресс-хату, бля…

Приятели ни о чем не спрашивали, они знали о разговоре, происшедшем между Монахом и представителями заикинской группировки.

Исподволь Музыканту по своим каналам даже удалось навести справки, кто такой Заика и что он собой представляет, однако до поры до времени он придерживал эту информацию.

Буру с самого начала не понравилось, что пахан вмешивается в дела другой группировки, тем более та управлялась не уголовным авторитетом, как-то зарекомендовавшим себя в преступном мире, а бывшим спортсменом, каковым выдавал себя Заика, однако возразить вору в законе Рома не решался.

В приемном покое Фомина встретил самоуверенный тип в белом халате с наглой ухмылкой на заплывшем жиром лице. На вежливую просьбу сообщить вновь прибывшим какую-либо информацию о доставленном пациенте Гладышеве Игоре Ивановиче он ответил грубой фразой:

— Всяким проходимцам справок не выдаем, это вам не справочное бюро…

Однако Монах резко оборвал нахального толстяка, больно схватив того за жирную щеку своими сильными пальцами:

— Или ты, фуфломет, мне по делу три, или засунь свою блядскую метлу поглубже в свой вонючий пердильник, пока я сам этого не сделал, допер, петушара жирный? А теперь паси фишку, толстожопый, — пахан чуть ослабил хватку, давая возможность тому ответить, — оторви свою потную задницу от этого седалища и загляни в свои писульки, где лежит Гладышев Игорь Иванович, иначе твоим мурлом мои жиганы забьют парашу в вашей богадельне. Петришь, зяблик?

— Угу, — промычал тот, поняв из сказанного только то, что нужно найти в списках определенную фамилию, и тут его взгляд упал на недавно принесенный список с именами вновь поступивших пациентов, среди которых он прочел инициалы банкира в графе «реанимация». — О-он в-в реа-реа-ни…

— Да не трясись ты, как целка перед абортом, — грубо прервал его Монах, — говори толком.

— Он в реанимации, — наконец смог вымолвить толстяк и, глядя вслед удалявшимся посетителям, обессиленно плюхнулся на стул.