Ставка на бандитов - Доренко Виктор. Страница 61

Стародубцев после небольшой паузы ответил:

— Пять миллионов долларов.

Во второй раз за последние пять минут Монах сильно поразился, но, как и прежде, не показал этого.

В эту секунду он раздумывал о том, как порой обманчива бывает судьба: еще несколько часов назад сидящий перед ним человек видел в нем только врага, а теперь готов передать в его руки дело, возможно, всей своей жизни.

Авторитет видел: собеседник ждет от него ответа, однако не спешил что-либо обещать определенно. Он прикидывал в голове все «за» и «против» того, чтобы бывшая бригада Заики перешла под его, Фомина, крыло. Несомненно Вадим обратился к нему неспроста. Значит, угроза Дюка действительно реальна, а с этим приходилось считаться даже ему — вору в законе по кличке Монах.

Наконец придя к какому-то выводу, пахан задал совершенно естественный вопрос:

— Чем ты докажешь, что в самом деле не скрысил этих денег?

Какой-то миг Стародубцев раздумывал, а затем ответил:

— Я был не один, это подтвердят мои люди. Мы вообще не проходили дальше прихожей. Конечно, ты можешь возразить: пять лимонов уважаемая сумма, за нее есть смысл цепляться, но только в том случае, если мне придется ими воспользоваться. Я же пришел к тебе с тем, чтобы ты рассудил по справедливости, и если ты скажешь, что я вру, дай мне пистолет с одним патроном.

Слушая объяснения этого человека, которого еще вчера едва знал, а сегодня их пути таким причудливым образом переплелись, Монах ощутил к нему доверие.

За долгие годы отсидок он научился распознавать даже очень искусных лжецов, но теперь Фомин верил странному гостю, и даже не потому, что тот был готов ответить своей головой.

Интуиция подсказывала пахану: этот человек сейчас говорит правду.

Глубоко вздохнув, Монах согласно кивнул:

— Хорошо, я тебе верю. Когда созреешь, передашь своих пацанов Буру, а с Дюком я сам разберусь.

Стародубцев поспешно ответил:

— Я хотел все закончить сегодня и отвалить. Расставаться нужно быстро, ни о чем не жалея.

— Ну что же, — сказал Фомин, — бери Бура и поезжайте, раз тебе невтерпеж.

Роман, который сидел чуть в сторонке, но ловил каждое слово, произнесенное за круглым деревянным столом, приподнялся со своего места и обратился к Стародубцеву:

— А ты разговаривал со своими людьми? Вдруг они не захотят под нас нырнуть?

Фомин перебил своего товарища:

— Мы никого неволить не станем, пусть каждый решает сам за себя. Разойдемся без обид, в конце концов, по одной земле ходим и дышим одним воздухом. Делить нам нечего. Ты, — пахан выразительно посмотрел на Вадима, — заберешь все, что тебе полагается, а если нельзя это сделать сразу, сообщишь свои координаты, мы тебе переведем все до последней копейки — нам чужого не надо.

— Свое я все забрал, только квартира осталась, — с готовностью ответил Стародубцев. Он искренне обрадовался такому удачному для него окончанию переговоров. — Но мне некогда заниматься ее продажей.

— А где эта квартира? — заинтересовался Бур. — И какая?

Вадим слегка замялся, но все же ответил:

— Трехкомнатная, на Ленинградском проспекте, в районе метро «Динамо», но черт с ней, с квартирой…

— Почему же это черт с ней? — вопросом перебил говорящего Монах. — Я как раз хотел прикупить себе какую-нибудь хазу недалеко от центра. Сколько ты за нее хочешь?

— Мне все равно, — равнодушно ответил Вадим. — Если тебе, пусть это будет подарком от меня в качестве компенсации за происшедшее.

Лицо Фомина приобрело жесткое выражение, и он произнес, сквозь зубы цедя слова:

— Ты ко мне в корефаны не подмазывайся, по этому поводу я тебе все сказал прошлой ночью, подачки мне не нужны. Я вор, а не попрошайка. Мне до фонаря все твои компенсации, на эту лажу лохов да телок цепляй, а мне нечего в уши дуть, как голимому фраеру. Давай по делу тереть. — Монах повторил свой вопрос: — Сколько ты хочешь за хату?

— Полтинник, — ответил Вадим, глядя прямо в глаза авторитету.

— Бур, — пахан обернулся к подручному, — стоит того эта халупа?

Роман неуверенно пожал плечами и, чуть помедлив, ответил:

— Сразу так не скажешь, надо смотреть, но в любом случае это не крохоборство.

— Вот и ладушки, — удовлетворенно произнес Фомин. — Поедешь посмотришь, если все на мази, отвалишь ему полтинник из общаковых денег, а в общак мы позже внесем.

Поняв, что разговор на этом окончен, Стародубцев приподнялся и с чувством произнес:

— Спасибо, Монах. Ты не подумай, я не напрашиваюсь к тебе, как ты говоришь в кореша, но ты все-таки знай — я действительно сожалею о случившемся.

— Ладно, — Фомин почувствовал искреннюю симпатию к этому странному человеку, но вместо того, чтобы ответить нечто приятное, нарочито грубо произнес: — Давай, вали в свою заграницу, и дай Бог, чтобы наши пути больше не пересекались.

Вадим, казалось, понял ощущения Монаха, как, впрочем, и то, что авторитет не мог говорить с ним по-другому. Стародубцев бросил на пахана благодарный взгляд и направился к поджидавшей его машине.

Бур, немного помедлив, спросил, обращаясь к законнику:

— Валера, ты это серьезно по поводу бригады Заики?

— С этой минуты такой группировки больше не существует, а есть бригада Бура. — Голос авторитета стал доброжелательнее. — Пора тебе выбиваться из подручных в самостоятельного пахана. Считай, что тебе доверили зону и спрос будет соответственным. Любой плюс станет общей заслугой, равно как и любой «косяк» станет твоим собственным. Запомни это.

— Но я никогда не отвечал ни за кого, кроме как за себя, — попытался возразить Бур, — что-то не в кайф мне весь этот бедлам.

Монах тихо, по-дружески рассмеялся и подбодрил товарища:

— Держи масть, жиган, на тебя люди смотрят. Музыкант выпишется из больнички, поможет, а пока я тебя поддержу. Не дрейфь, Бур, где наша не пропадала!.. Шалман пасти — это тебе не пальцы перед барыганами загибать, тут одной фени маловато будет. Ну а на крайняк по ушам всегда тебе дать успеем, — пахан захохотал, ему понравилась собственная шутка.

Направляясь к зеленому «СААБу», Бур на ходу пробурчал:

— Ничего не скажешь, очень доброе напутственное слово…

Авторитет, пристально посмотрев вслед приятелю, мысленно перекрестил того, как бы благословляя на новое начинание…

Доехав до офиса Стародубцева, где размещался генеральный штаб криминальной группировки, Бур с интересом рассматривал роскошно обставленное помещение, дорогую мебель, ковры, технику, уже решив при первом же удобном случае все поменять на свой лад. Однако пока надо оставить все как есть.

Сидя в непривычном для него кресле, еще недавно принадлежавшем Заике, Бур слушал подробный доклад Вадима о делах бригады. В какой-то миг новоиспеченный пахан ощутил себя не в своей тарелке, о чем честно признался собеседнику. Стародубцев возразил:

— Ничего, со временем пооботрешься. Сейчас приедут все «разводящие», мы им сообщим новость и посмотрим на их реакцию. Конечно, многие из них захотят отколоться, но это уже их личное дело. А в принципе пацаны неплохие. У многих за плечами либо отсидки, либо хорошая спортивная карьера, либо Афган.

— Ну, с первыми мне нетрудно добазариться, — успокоил больше себя, чем Вадима, Бур, — а вот с другими как попрет, но силой никого удерживать не стану…

Встреча со старшими групп прошла на удивление ровно. Лишь один категорически отказался оставаться, другие же, казалось, довольно спокойно восприняли новость.

Их смутило лишь то, что и о Буре, и о Монахе они слышали впервые в жизни.

Исключение составил один из «разводящих», сидевший на зоне, где был «смотрящим» Валерий Фомин. Его лестные отзывы о законнике как о человеке честном, порядочном и справедливом многие из собравшихся автоматически перенесли на своего нового пахана, что и сыграло решающую роль в их окончательном выборе и спасло группировку от неминуемого разброда.

Уже в конце беседы Бур произнес импровизированную речь: