Красный Марс - Агеев Владимир Александрович. Страница 20

Аркадий вместе с группой своих друзей, среди которых были Алекс, Роджер, Саманта, Эдвард Джанет, Татьяна и Елена, вызвался работать на Фобосе. Филлис и Мэри, прослышав об этом, пришли к Майе и Фрэнку с протестом: «Они явно хотят завладеть Фобосом, и кто знает, что они там натворят!»

Майя кивнула и заметила, что Фрэнку это тоже не по душе. Но трудность состояла в том, что никто больше не хотел оставаться на Фобосе. Даже Филлис и Мэри не претендовали на то, чтобы занять места команды Аркадия, поэтому не было ясно, как им противостоять.

Еще больше споров вспыхнуло, когда Энн Клейборн показала свой список участников миссии, которой предстояло вести геологические изыскания. Многие желали этим заняться, и некоторые из тех, кто оказался вне списка, заявили, что отправятся туда независимо от того, хочет того Энн или нет.

Споры стали разгораться все чаще и все жарче. Почти каждый из присутствующих на борту объявлял о своем участии то в одной, то в другой миссии, каждый раз называя это своим окончательным решением. Майя почувствовала, что теряет контроль над всем российским контингентом, и злилась на Аркадия. На общем собрании она саркастически предложила, чтобы компьютер распределил всех по миссиям. Идея была отвергнута без всякого признания ее власти. Она развела руками:

— Что тогда будем делать?

Никто не знал.

Она посовещалась с Фрэнком наедине.

— Давай сделаем для них вид, будто они сами принимают решение, — предложил он, улыбнувшись своей быстро исчезающей улыбкой. Она заметила, что он не сильно расстроился из-за ее неудачи на собрании. Мысли об их интрижке снова начинали преследовать ее, и она побранила себя за это. Совещания их маленького политбюро были так опасны…

Фрэнк опросил каждого насчет пожеланий и вывел результаты на мостике, показав их первый, второй и третий выбор. Психологические изыскания были наиболее популярны, миссия на Фобосе — наименее. Это и так все знали, но вывешенные списки показали, что конфликтов меньше, чем предполагалось.

— Есть жалобы по поводу того, что Аркадий забирает себе Фобос, — произнес Фрэнк на следующем большом собрании. — Но никто, кроме него и его друзей, больше не хочет брать на себя эту работу. Все хотят спуститься на поверхность.

— Вообще-то нам полагается компенсация за тяжелые условия, — заметил Аркадий.

— Тебе ли говорить о компенсации, Аркадий? — мягко ответил Фрэнк.

Аркадий ухмыльнулся и сел обратно.

Филлис не выглядела удовлетворенной.

— Фобос станет звеном между Землей и Марсом, как и космические станции на земной орбите. Без них нельзя добраться с одной планеты на другую, это же геостратегическая точка.

— Обещаю не рушить вашу геостратегию, — заверил ее Аркадий.

— Мы все будем частью одной деревни, — рявкнул Фрэнк. — От того, что мы делаем, зависим мы все! И судя по тому, как ты себя ведешь, разлучаться время от времени будет для нас полезно. Я, например, буду только рад не видеть Аркадия несколько месяцев подряд.

Аркадий отвесил поклон:

— Фобос, мы уже в пути!

Но Филлис, Мэри и их сторонники по-прежнему были недовольны. Они провели немало времени, совещаясь с Хьюстоном, но, когда Майя входила в торус В, переговоры заканчивались и она удостаивалась подозрительных взглядов — будто только из-за того, что была русской, она автоматически примыкала к лагерю Аркадия! Майя порицала их глупость, но еще сильнее ругала Аркадия. Ведь это он все начал.

Но в конечном счете сложно сказать, что именно происходило, когда сто человек разбрелись по кораблю, который вдруг показался удивительно большим. Кружки по интересам, микрополитика — коллектив действительно дробился на части. Всего-навсего сто человек, но и этого оказалось слишком много, чтобы держаться вместе! И ни она, ни Фрэнк ничего не могли с этим поделать.

Однажды ночью ей снова приснилось лицо на ферме. Она проснулась с дрожью и уже не могла уснуть: казалось, будто все вышло из-под контроля. Они летели сквозь пустое космическое пространство в узелке из связанных между собой жестянок, и она якобы стояла в главе этого безумного судна! Что за нелепица!

Она вышла из комнаты, забралась по туннелю торуса D в центральный вал и, не вспоминая об игре в «туннелескоп», залезла в купол-пузырь.

Было четыре часа утра. Купол походил на планетарий в неурочное время — тихий, пустой, и тысячи звезд, сбившихся в кучу в его черном полушарии. Марс завис прямо над головой, раздувшийся и круглый, словно каменный апельсин, подброшенный к звездам. Четыре крупнейших вулкана виднелись, будто оспины, можно было даже различить протяженные ущелья долин Маринер. Она воспарила к нему поближе, раскинув в стороны руки и ноги и плавно вращаясь, пытаясь постичь его, почувствовать что-то особенное в плотном интерференционном узоре своих эмоций. Когда она сморгнула, маленькие круглые слезы отделились и разлетелись среди звезд.

Дверь в купол открылась. Внутрь влетел Джон Бун, но, увидев ее, ухватился за ручку, чтобы остановиться.

— Ой, прости. Не против, если составлю компанию?

— Нет. — Майя шмыгнула носом и вытерла глаза. — Что подняло тебя в такой час?

— Я часто рано встаю. А тебя?

— Дурной сон.

— О чем?

— Не могу вспомнить, — сказала она, мысленно увидев то лицо.

Он оттолкнулся и проплыл мимо нее, к вершине купола.

— А я никогда не запоминаю снов.

— Совсем никогда?

— Ну, изредка. Если я просыпаюсь от чего-то как раз посреди сна и у меня есть время о нем подумать, то могу запомнить, хотя все равно ненадолго.

— Это нормально. Но если совсем не помнишь снов, это не к добру.

— Правда? И о чем это в таком случае говорит?

— Насколько я помню, о сильнейшем подавлении чувств, — она прислонилась к боковой стороне купола, оттолкнулась и остановилась в воздухе рядом с ним. — Но это может быть и фрейдизм.

— Другими словами, это что-то вроде теории флогистона [19].

— Именно, — рассмеялась она.

Они рассматривали Марс, указывали друг другу на его черты. Говорили. Майя смотрела на него, когда он говорил. Кротким, довольным взглядом. Он явно не относился к ее типу мужчин. Поначалу она даже считала его веселость проявлением своего рода слабоумия. Но в ходе путешествия поняла, что дурачком он не был.

— Что думаешь обо всех этих спорах насчет того, чем мы займемся там? — спросила она, указывая на красную глыбу перед ними.

— Не знаю.

— Мне кажется, Филлис во многом права.

Он пожал плечами.

— Не думаю, что это имеет значение.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Все, что имеет значение в споре, это то, что мы думаем о тех, кто спорит. X утверждает a, Y утверждает b. Они спорят, пытаясь доказать свою правоту с помощью ряда доводов. Но когда слушатели вспоминают их дискуссию, значение имеет лишь то, что X считает a, a Y считает b. Затем люди строят свои суждения, исходя из того, что думают о самих X и Y.

— Но мы же ученые! Мы обучены взвешивать факты.

Джон кивнул.

— Это правда. Вообще, поскольку ты мне нравишься, я признаю твою правоту.

Она рассмеялась и толкнула его. Они съехали вдоль купола, отдалившись друг от друга.

Удивленная сама себе, Майя остановилась у пола. Повернувшись, она увидела, как и Джон остановился по другую сторону купола, так же опустившись на пол. Он посмотрел на нее с улыбкой, ухватился за поручень и оттолкнулся и полетел сквозь ограниченное куполом пространство ей навстречу.

Майя вмиг все поняла и, совершенно забыв о собственном решении избегать подобных вещей, устремилась к нему. Они налетели друг на друга, и, чтобы избежать неприятного столкновения, им пришлось сцепиться и закружиться в воздухе, будто в танце. Они вращались, взявшись за руки, медленно, по спирали, приближаясь к куполу. Это был танец, явный и понятный, — танец, в котором они могли достичь всего, чего желали! Пульс Майи подскочил, дыхание стало неровным. Вращаясь, они напрягали мышцы рук, двигаясь синхронно, медленно, как заходящее в док космическое судно. Они поцеловались.