Тайна Богов - Вербер Бернард. Страница 73

Сатиры за спиной Пана хохочут, но он сдерживается.

– Альпинист падает со скалы. В последний момент одной рукой цепляется за камни и зовет на помощь: «Скорее! Я сейчас упаду! Помогите! Помогите!» С неба раздается голос: «Я с тобой. Я Бог. Доверься мне. Отпускай руку, и я мягко опущу тебя на землю. Поверь мне, ты не погибнешь. Отпусти же руку». Подумав немного, альпинист снова начинает вопить: «Помогите! Там есть еще кто-нибудь?» Я снова чувствую, что вот-вот сдамся. Хуже всего, что я знаю этот анекдот, но ситуация, место, где мы находимся, интонация, сюжет, то, что речь идет о Боге, внезапно выводят меня из равновесия. Я снова напрягаюсь, стискиваю челюсти, сжимаю ягодицы. Пан отлично видит, что я на грани. Он подмигивает и говорит:

– Если боишься проиграть, позови Творца, он тут неподалеку, на вершине Второй горы.

Не смеяться. Только не смеяться.

Я вспоминаю истории из моего детства, когда мне очень хотелось засмеяться, но было нельзя.

День, когда мой учитель математики надел парик задом наперед. Я все-таки не сдержался, и он наказал меня.

Не смеяться!

Мне так хочется захохотать. Сбросить растущее напряжение, стресс, накопившийся за последние дни.

Я представляю себе жидкий смех, который поднимается во мне как ручей, река, поток, а я замораживаю его грустными мыслями.

Я думаю о телепередаче «Осколки вдохновения и куски жизни по порядку», важный момент, который пережила моя душа. От этого воспоминания я перехожу к другому.

Арчибальд Густен со своим мундштуком из слоновой кости.

Немедленно возьми себя в руки!

Все смотрят на меня. Орфей не сдерживается и снова фыркает, по толпе пробегают смешки, и через несколько мгновений все уже хохочут, и я едва удерживаюсь, чтобы не присоединиться к ним. Маленькие домики в моем мозгу охватывает огонь, скоро запылает вся деревня.

Быстро! Вспомни что-нибудь грустное.

Война. Смерть. Атомная бомба. Я представляю себе трупы. Бойни. Диктаторов. Фанатиков, основавших секты. Жозефа Прудона. Чистильщика.

Пан повторяет:

– Там есть кто-нибудь еще?

Я сейчас засмеюсь. Я проиграю.

И тогда сморкмуха прилетает и садится мне на нос. Я чихаю, и этого хватает, чтобы я победил смех.

Я показываю противнику язык, чтобы он понял, что не сумеет победить меня, и пересаживаю херувимку, ставшую моим талисманом, к себе на плечо, чтобы она и дальше помогала мне.

Зрители начинают терять терпение. Нужно быстро что-то придумать.

Сморкмуха, помоги мне!

Я обдумываю ситуацию, как это делает шахматист. Пан не смеется потому, что ему заранее известны все мои шутки. В его памяти хранятся анекдоты всех народов и эпох. За тысячи лет он, разумеется, узнал больше шуток, чем я. Единственный способ победить его – рассказать шутку, которой он не знает. Такую шутку нужно придумать на основе того, что на самом деле происходило со мной. Пан упоминал о боге с Земли-1. И этим подал мне отличную идею.

Я набираю воздуха в легкие и начинаю импровизировать.

– Это история о боге, который спустился на свою планету. Он видит смертную, которая молится в храме: «Бог, услышь мою молитву!» Он подходит к ней и говорит: «Можете больше не молиться, я здесь. Обращайтесь прямо ко мне!» Изображая Дельфину, я говорю писклявым голоском, пародирую ее акцент, а изображая бога, перехожу к басу, как у Зевса. Царь сатиров выглядит удивленным. Этой истории он не знает, и она кажется ему забавной. Он не выдерживает. Я слышу, как он фыркает, а потом начинает сдавленно хихикать.

Как боксер, я продолжаю наносить удар за ударом.

– Бог говорит: «Расскажите мне о вашей религии, научите молиться» (за бога я говорю уже совсем карикатурным басом, за девушку – пищу, утрируя акцент). Девушка отвечает: «Это будет трудно, ведь вы сами изобрели ее. Вам будет нелегко поверить… в самого себя».

Пан заливается смехом. Он выпускает мой подбородок, хватается за бока, теряет равновесие, начинает махать руками и падает в воду. Это его не успокаивает, он продолжает хохотать, кашляет, отплевывается, задыхается и уходит под воду.

Я ныряю и помогаю ему выбраться на берег. К нам подбегает сатир и делает Пану искусственное дыхание. За ним спешат женщины-сатиры. Они явно просто дожидались повода наброситься на своего кумира. Пан встает, замечает меня и продолжает хихикать.

– «Вам будет нелегко поверить… в самого себя»! Смертная говорит богу: «Вы не сможете поверить…»!

Он протягивает мне руку, и я пожимаю ее.

– Браво. Один: ноль. Я выиграл.

– Как это?!

– Я пошутил. Никогда еще так не смеялся. Я сдержу свое слово. Завтра утром я отведу вас к проходу, через который вы подниметесь на Вторую гору. Но сегодня вечером вы мои гости. Мы устроим праздник.

Он упирается пальцем мне в грудь.

– А с вами, Мишель Пэнсон, мне нужно поговорить. Остальные пусть приступают к трапезе.

Пан ведет меня к стволу дерева. Мы взбираемся по винтовой лестнице, огибающей его. Оказываемся у развилки, образованной ветками. На этой площадке нет ни озера, ни домиков. Пан подходит к месту, поросшему плющом. Поворачивает какой-то механизм, и открывает дверь. За ней начинается коридор, ведущий наверх.

– Беличье дупло?

Пан приводит меня в какую-то комнату. Зажигает свечу и ставит ее на стол. Я вижу, что кроме подсвечника на нем стоит крошечная секвойя в горшке, не выше метра.

– Дерево внутри дерева, – шепчу я.

– Да. Бог внутри бога, вселенная внутри вселенной, дерево внутри дерева. Но это дерево особенное, я думаю, вас это заинтересует.

Я подхожу ближе и вижу, что на секвойе висят прозрачные сферы, похожие на те, в которых у Зевса находились миры. Тут шарики не больше трех сантиметров в диаметре.

– Это миры?

– Нет. Это лишь модели, вроде той, с которой вы работали в Олимпии. Настоящие сферы с мирами встречаются редко. Мне кажется, у вас есть одна. Здесь скорее обсерватория, а это объемные телеэкраны.

Я наклоняюсь и вижу знакомые модели миров.

– Зачем вы привели меня сюда, царь Пан?

Он лукаво смотрит на меня, поглаживая бородку.

– Я засмеялся потому, что сразу понял: вы рассказываете настоящую, а не вымышленную историю. Вы действительно спускались на планету, богом которой были. И встречались с теми, кто верит в вас. Ведь это правда?

– Да.

Пан задумывается. Потом начинает накручивать бороду на палец.

– И она действительно сказала, что у вас, ее бога, веры меньше, чем у нее самой?

– Точно.

Он снова смеется.

– Вот уж правда, сапожник без сапог. Глухой Бетховен. Пишешь музыку, а послушать ее не можешь. Какая насмешка… Вы создали мудрость, но сами не мудры. Основали религию, но сами не верите. Какая насмешка! Расскажите мне в подробностях, как это было.

– Эта смертная начала учить меня тому, что узнала из «моей» религии. Научила меня медитировать, молиться.

Пан смотрит на меня и фыркает. Я возмущаюсь.

– В конце концов вы скажете, что просто издевались надо мной! А я обижусь.

– Нет, нет! Я смеюсь не над вами, а над ситуацией. Пожалуйста, продолжайте. Мне очень нравится.

– Эта смертная допускала возможность, что я ее бог, но она выяснила, что я не исповедую собственную религию, потому что плохо ее понимаю. А она, горячо верившая всю свою жизнь, поняла самую суть.

– Логично! И она попыталась… обратить вас?

– Она уже приступила к этому, когда меня вернули сюда.

Пан стучит копытами по полу, отчаянно веселясь. Я дожидаюсь, когда он закончит, стараясь не обидеться, и снова спрашиваю.

– Зачем вы привели меня сюда? Он встает и протягивает мне анкх.

– Ты узнаешь какие-нибудь из этих планет?

В увеличительное стекло анкха я рассматриваю сферы и, кажется, узнаю Землю-1. Другие миры, которые видел в подвале Атланата, планеты, покрытые водой, земли, где развились невиданные технологии, где существует другая мораль, другие виды транспорта.

– Я открою тебе первый большой секрет. Слушай внимательно и постарайся понять.