Мистика московских кладбищ - Рябинин Юрий Валерьевич. Страница 38
Но вообще-то, весь этот сюжет с подушкой очень похож на классический детективный прием с ложным следом. Внушив сыновьям искать сокровища в одном месте, чадолюбивая родительница, таким образом, увела их от мысли искать в других местах. А, может быть, она прежде заказала для себя гроб с тайником или еще как-то исхитрилась? Поэтому, кто знает? — а вдруг и правда, где-нибудь в парке, на месте бывшего Лазаревского кладбища, так и лежат в земле сандуновские сокровища? А самих братьев Сандуновых впоследствии похоронили здесь же, возле родительского чугунного креста со змеями. Силу Николаевича в 1820 году. Николая Николаевича — профессора права Московского университета, действительного статского советника — в 1832-м. На надгробии Силы Николаевича была написана эпитафия, сочиненная, как считается, им самим:
На кладбище были похоронены: первый переводчик «Илиады» Е. И. Костров (ум. в 1796); историк, профессор греческой и латинской словесности Роман Федорович Тимковский (1785–1820); очеркист, редактор, издатель, владелец типографий в Москве и Петербурге Иван Николаевич Кушнерев (1827–1896); историк, преподаватель Московской духовной семинарии, автор книги «Авраамий Палицын», Сергей Иванович Кедров (1853–1914). На Лазаревском кладбище было много замечательных памятников. Например, над могилой безвестной Настасьи Павловны Новосильцевой (1789–1830) вблизи церкви был установлен «от неутешных мужа и детей» памятник — «каменная группа» — работы знаменитого скульптора И. П. Витали, автора колесницы Славы на Триумфальных воротах, фонтана на Театральной площади, других работ.
Где-то на кладбище была могила писателя, историка Москвы Ивана Кузьмича Кондратьева (1849–1904). О нем вспоминает другой москвовед И. А. Белоусов в книге «Литературная Москва»: «С Иваном Кузьмичом Кондратьевым я был лично знаком. Он представлял собой тип тогдашней богемы. Жил в конце Каланчевской улицы, около вокзалов, в доме Могеровского. Мне несколько раз приходилось бывать у него на квартире, которая представляла настоящую мансарду: низенькая комната в чердачном помещении с очень скудной обстановкой: стол, кровать и несколько стульев — больше ничего».
В этой квартире у Кондратьева собиралась «богема» — великий автор «Грачей» Алексей Кондратьевич Саврасов и писатель-народник Николай Васильевич Успенский. И. А. Белоусов пишет: «Все эти три лица были неразлучны между собой; они почти каждый день собирались у Кондратьева и пили не водку, а чистый спирт, так как водка их уже не удовлетворяла». Конец этой «богемы» был хуже некуда: Успенский, не выдержав нищенского бесприютного существования, покончил собой; Саврасов, которого непременно тянуло на Хитровку к такому же, как он сам, вечно пьяному, бродяжному люду, заболел как-то в осень, его отправили в больницу для чернорабочих, и оттуда он вышел уже только на Ваганьково.
А «Кондратьев, — рассказывает И. А. Белоусов, — пережил своих друзей-товарищей — Саврасова и Успенского. Жил он исключительно тем, что поставлял на Никольский рынок литературный товар. Он писал большие романы, повести, между прочим, особой известностью пользовался его роман «Салтычиха». Есть у него одна вещь, написанная стихами, в драматической форме: «Пушкин у цыган». Вообще Кондратьев писал очень много стихов, которые были изданы в 1897 году довольно объемистой книгой под названием «Под шум дубрав». Его очерки по истории Москвы также были изданы отдельно под названием: «Седая старина Москвы». Кондратьев тоже погиб трагически: в какой-то пьяной компании он был жестоко избит и умер на больничной койке. Похоронен на Лазаревском кладбище, но едва ли кто знает, где его могила».
Хоронили на Лазаревском кладбище многих священнослужителей и членов их семей. Здесь были похоронены родственники двух архиереев, впоследствии канонизированных, — митрополита Филиппа Колычева и епископа Игнатия Брянчанинова. Возле юго-западного угла храма в 1917 году был похоронен сам его настоятель протоиерей Николай Скворцов с супругой. Нет, их не казнили богоборцы, — они оказались жертвами обыкновенного грабежа. Отец Николай собирал средства на нужды неимущих. Об этом многие знали. И грабители предположили, что всю казну о. Николай держит дома. Они ночью ворвались к нему домой, убили и его, и матушку, но не нашли ни копейки. А батюшка и не думал держать деньги дома. Он очень аккуратно всегда сдавал пожертвования в банк. Отец Николай и его супруга были одни из немногих, кого перезахоронили с Лазаревского кладбища. Они пролежали рядом со своим храмом почти двадцать лет, но когда их откапали, чтобы перевезти на Ваганьково, тела мучеников оказались нетленными.
В 1923 году здесь был похоронен самый знаменитый, пожалуй, московский священник — настоятель храма Святителя Николая в Кленниках на Маросейке отец Алексей Мечев. Его маленькая церковь в центре Москвы превратилась в крупнейший приход в столице. Среди прихожан о. Алексея были H.A. Бердяев, A.C. Голубкина, М. В. Нестеров. Заупокойный молебен на его погребении на Лазаревском кладбище 28 июня отслужил сам патриарх Тихон. Причем, любопытно отметить, Святейший в тот день даже не вошел в храм при кладбище: к этому времени в храме Сошествия Святого Духа обосновались обновленцы. Отца Алексея тоже перезахоронили в свое время — на Введенском кладбище. А в 2000 году архиерейский собор причислил его к лику святых, мощи его были обретены и теперь покоятся в родном храме отца Алексея — Святителя Николая на Маросейке. А на Лазаревском, на том месте, где прежде была могила о. Алексея, теперь устроен манеж какого-то конноспортивного клуба.
Стоял когда-то на Лазаревском кладбище крест, концы которого были выполнены в виде крыльев пропеллера аэроплана. Под этим оригинальным памятником покоился один из первых русских авиаторов — A.A. Мухин. Он погиб в мае 1914 года на Ходынском аэродроме при испытании какого-то заграничного летательного аппарата. Кстати, Мухин был первым авиатором из тех, кто погиб на Ходынке. Это поле унесет еще много жизней летчиков: там погибнет гигант «Максим Горький», там оборвется жизнь Валерия Чкалова. Но открыл этот скорбный список совершенно безвестный теперь Мухин. И, конечно, то, что не сохранилась могила героя, в высшей степени прискорбно. Для своего времени авиаторы были тем же самым, чем теперь для нас являются космонавты. Но вряд ли такое возможно, чтобы пропала, исчезла, могила какого-нибудь покорителя космоса. Вон недавно умер космонавт «номер три» Андриан Николаев, так чебоксарский губернатор ни в какую не пожелал выдавать земляка его московским родственникам для погребения в столице, — натурально, могила этого выдающегося человека теперь сделается одной из главных достопримечательностей губернии и отношение к ней там будет, по всей видимости, исключительно радетельное.
Понятно, летчиков по сравнению с космонавтами бессчетно много, и отношение к их могилам не столь трепетное, почему некоторые летчики, в том числе и настоящие исторические фигуры, вроде Мухина, увы, не имеют ни могилы, ни надгробия. Но всем им могло бы стать общим памятником само Ходынское поле — первый московский аэродром. Могло бы стать, но, кажется, уже не станет. Если верить сообщениям СМИ, Ходынское поле доживает свой век, — скоро оно будет застроено.