От Киева до Москвы: история княжеской Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 29

В Тмутаракани появились посланцы Ростислава. На базарах, в портовых корчмах заводились разговоры. Зачем платить дань в Чернигов? Есть замечательный князь… А в 1064 г. нагрянул сам Ростислав с отрядом молодцев. Городская вольница тут же приняла его сторону. Глеба князь пальцем не тронул, просто отправил к отцу — езжай, мальчик, подрасти. На Руси поднялся переполох. Уж такой выходки от Ростислава никто не ожидал. Гадали, что он предпримет дальше? На этот раз великий князь и его советники не колебались, не медлили, сразу сделали ответный ход. Изяслав погнал свою дружину на Волынь. Прискакал во Владимир, захватил жену и детей Ростислава. Попробуй-ка, племянничек, выступить на Киев! А черниговский Святослав не на шутку рассердился самоуправством в его владениях. Поднял рать и повел на юг.

Однако Ростислав, даром что горячий, не хотел рубиться с родными. Оставил город и ушел на Кубань. Святослав без помех вступил в Тмутаракань, вернул Глеба в княжеский дворец. Но не мог же он со всем воинством вечно торчать здесь. Дома ждали другие дела. А как только Святослав отправился обратно, племянник очутился тут как тут. Глеба снова выпроводил — езжай, голубчик. Стоило ли из Чернигова туда-сюда мотаться? Такой боевой и отчаянный князь, пришелся по душе касогам, они признали власть Ростислава.

Но образование на Черном море вольного бунтарского княжества чрезвычайно обеспокоило греков. Купцы доносили: в буйной дружине Ростислава за чарами вина поговаривают — давненько русские ладьи не наведывались к византийским берегам. Надо бы напомнить о себе Херсонесу, Константинополю, взять дань, как когда-то бывало. А в соседнем Херсонесе нарастало брожение. Императорские чиновники и откупщики достали народ поборами. Среди горожан перешептывались: а неплохо бы тоже отложиться, присоединиться к Тмутаракани! Что ж правитель-катепан Херсонеса постарался предотвратить нежелательные развитие событий. Он лично отправился к Ростиславу с визитом. Его радушно приняли, договорились о мире. А на прощальном пиру катепан поднял тост за дружбу, отпил из кубка и протянул князю, незаметно подсыпав яд. Хладнокровно предсказал, что через семь дней «друга» не станет. Греки в подобных делах толк знали, прогноз оказался точным.

14. Братья Ярославичи и война с Полоцком

Русские люди по-разному воспринимали Православие. Некоторые так и не порывали до конца с язычеством, становились «двоеверами». Знатные нередко посматривали на византийцев — у них-то власть имущие позволяли себе все что угодно. Значит, и русским можно. А грехи пусть отмаливают попы и монахи. Киевские вельможи подхватили пример Изяслава, дарили монастырям деревни, рабов, слали продукты, деньги. Глядишь, Господь простит, какими путями все это нажито. В Переяславле, резиденции Всеволода Ярославича, к христианству относились иначе. Здесь, на степной границе, опасность всегда была рядом, смерть в любой момент могла засвистеть на жалах половецких стрел. А как же человеку не воззвать в трудную минуту к Господу, к Божьей Матери? Жили, уповая на Них. Воины осознавали себя защитниками не только населения, но и Веры. Вера была опорой, самым ценным, самым главным для каждого.

В такой обстановке подрастал и княжич Владимир Мономах. Его готовили быть воином, этому учили всех княжеских сыновей. Владимир получил и великолепное разностороннее образование, у отца-книжника была богатейшая библиотека, Всеволод знал пять языков. Мать приобщила сына к сокровищам греческой культуры. Но грекофилом княжич не стал. Окружение-то у него было русским, бесстрашные богатыри-пограничники, было с кого брать пример. А любое свое дело, любой поступок Владимир старался взвешивать с точки зрения христианства. Он даже вставал до рассвета, первым приходил в храм и зажигал лампады. В Мономахе формировался новый, доселе неведомый тип властителя — русского православного князя.

Свое первое княжение он получил в 13 лет, отец послал его в подвластный Ростов. Даже много лет спустя Владимир не забыл подчеркнуть, что ехать пришлось «сквозе вятичи». Вроде бы, племя входило в состав Руси, войны с ним не было, но путешествие считалось совсем не безопасным. Обособленные лесные язычники были непредсказуемыми. Мало ли что взбредет в голову суровым гордым вятичам или их жрецам? В их краях периодически исчезали купцы, проезжие, посланные по каким-то делам слуги и дружинники. Так и юный князь исчезнет вместе со свитой, и следа не найдешь в лесных чащобах.

Вятичей миновали благополучно, но и в Залесской земле было не просто. Ростовские бояре встретили настороженно, повиноваться Владимиру не спешили. Привыкли, что князья сюда наезжают временные, сегодня прислали вот такого мальчишку, завтра заберут в более престижный город. Язычество держалось здесь прочно и сдавать позиций не собиралось. Сам Ростов делился на два конца, Чудский, с капищем мерянского бога, и Русский с деревянным храмом. Причем национальность определялась не по языку, не по происхождению, а по вере. Если мерянин принимал крещение, его уже признавали «русским», он лишался права носить национальный костюм с «шумящими» подвесками, должен был уходить с Чудского конца и переселяться на Русский.

Мономах с отцовскими опекунами принялся проверять и налаживать администрацию. Выяснялось, что управляющие-тиуны тоже привыкли — князь где-то далеко, в Переяславле. Подати подгребали для себя, погосты пришли в запущенное состояние, амбары сгнили, палисады завалились. Владимир опрашивал смердов, и лились потоки жалоб, кого обидели, ограбили, кого рассудили неправильно. Князь делал выводы на будущее: все проверять лично. Сам не досмотришь, и спросить будет не с кого. Отбирал помощников, зазывал на службу боярских сыновей, присматривал расторопных крестьян, горожан. Лучших князь определял в свою дружину, начал формировать суздальский и ростовский полки.

Это было не лишним. Дерзкий вызов всей Руси неожиданно бросил Всеслав Полоцкий. Его княжество было таким же полуязыческим, как Залесское. Поговаривали, что и мать Всеслава была ведуньей, и сына зачала необычным образом: шла в священную ночь по речным лугам, наступила босой ногой на некоего змея, он и оплодотворил ее. Может, и впрямь не от мужа был князь, а получился в тайных ритуалах, кто знает? К таким язычники испытывали особое почтение. Всеслав и сам слыл волхвом-колдуном, от рождения имел на голове некую язву и носил повязку, считавшуюся волшебной. Ходили легенды, что он оборотень. Умеет скрыться от людей, завернувшись в туман, превратиться в волка [75] [76].

Повел он себя действительно по-волчьи. Впрочем, и в стиле отца Брячислава. Когда Ростислав заварил кашу в Тмутаракани, полоцкий князь понадеялся, что на юге начнется большая война. Обрадовался — братья Ярославичи будут заняты, не сразу выпутаются, почему бы не поразбойничать? Он внезапно напал на Псков. Город успел затворить ворота, и взять его не удалось. Всеслав отступил в свои леса, а потом вдруг рванул на Новгород. А наместники великого князя оказались явно не на высоте. Увлеклись своими шкурными делами, к обороне не изготовились, разведку не организовали. Войско Полочан без боя влетело в Новгород. Нет, они не считали себя «русскими». Новгородцы были для них чужим народом. Всеслав выгреб все ценное из новенькой Св. Софии — паникадила, колокола, ободрал иконы. Толпы его воинов растеклись по улицам, обчищая дома. Резали, насиловали. Богатый город был осквернен и опустошен, тысячи жителей увели в рабство.

Спускать волчьи повадки было никак нельзя. Спустишь одному, так и другим захочется, на Руси житья не станет. В данном вопросе Изяслав, Святослав и Всеволод полностью сошлись между собой — Всеслава надо покарать. Зимой 1067 г. братья двинулись в поход, призвали своих сыновей. Подступили к Минску. Он оборонялся, сыпал со стен стрелами, но город взяли приступом, порубили защитников. Небось поучаствовали в разорении Новгорода? Пора ответ держать. Горожан забрали в плен, поделили между воинами, Минск сожгли.