Царь грозной Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 69
Король, казалось, был просто счастлив. В Москву поехали ответные делегации. Произносились пылкие речи о «христианском братстве», о родстве народов двух стран. Сигизмунд в своих письмах к Ивану Васильевичу рассыпался в выражениях любви, соглашался на союз, обещал прислать полномочное посольство для его заключения. Но это было не более чем ложью. И ложью преднамеренной. Как выяснилось чуть позже, король был вовсе не заинтересован в крушении Крыма. Ханство считалось необходимым противовесом России (литовские вельможи проболтались об этом русским послам) [138]. Да, татары разоряли Литву. Но они угоняли простых мужиков, баб, девок — а много ли стоят судьбы каких-то крестьян в большой политике? Зато татар можно было использовать против русских. Уступать царю Ливонию Сигизмунд и подавно не собирался. Его послы в Москве всего лишь убаюкивали бояр, пускали пыль в глаза. Приезд полномочных делегатов для заключения союзного договора откладывался под разными предлогами — а в это же время король заключил тайный союз с Девлет-Гиреем.
Велись секретные переговоры с ливонцами, шведами. К альянсу примкнул германский император — он согласился отдать Ливонию «под защиту» Сигизмунда. Активную дипломатическую поддержку королю оказал папа римский. А эмиссары Ватикана в Литве и Польше принялись готовить почву для их полного объединения. Это сулило двойную выгоду — Литва, где большинство населения исповедовало Православие, попадет под контроль католиков-поляков, а царь столкнется с общими силами выросшей державы. Против нашей страны составлялся грандиозный международный заговор. А в случае наступления на Крым по планам Адашева и Сильвестра в войну втягивалась еще и Турция. По сути Россия шла в расставленную для нее ловушку! Что это было со стороны «избранной рады»? Головокружение после прошлых побед? Легкомыслие? Грубые дипломатические ошибки? Или…?
28. КАК АНГЛИЧАНЕ «ОТКРЫВАЛИ» РОССИЮ
Протестантские учения становились знаменем самых разных политических сил. В Нидерландах кальвинизм пришелся по душе купцам, ростовщикам, предпринимателям — ну еще бы, если обогащение признавалось «богоугодным» делом. А во Франции идеи Кальвина подхватили аристократы. «Избранными» они объявили, конечно же, себя, а теории «общественного договора» позволяли не повиноваться королю и отстаивать собственные «свободы». К кальвинистам (во Франции их называли гугенотами) присоединялись сепаратисты, не забывшие, что их провинции были самостоятельными государствами. Добавлялись крестьяне и горожане, недовольные ростом налогов. Преследования не помогали. Аристократы при этом оставались неприкосновенными, зато Диана Пуатье по своей жадности наложила лапку на имущество, конфискованное у протестантов, и начались казни невиновных богатых людей. Диана и сама любила смотреть, как их сжигают, это возбуждало стареющую фаворитку.
В ответ нарастало возмущение. Однажды Генрих II (конечно, вместе с Дианой) посетил Парижский парламент, предполагалось — «ознакомиться с настроениями» подданных. И депутат Анн дю Бур осмелился высказать недовольство репрессиями невиновных, намекнул на «супружескую неверность». Король вспылил, велел арестовать дю Бура, а на суде объявил, что желает увидеть, как тот «будет жариться на костре». Это предрешило приговор, дю Бура спалили. Да и как можно было обличать «неверность», если даже королева вынуждена была жить «втроем» и улыбаться любовнице мужа? Ее функции органичивались рождением детей, да и то их отбирали у матери, отдавали на воспитание Диане и Гизам.
Екатерину Медичи постоянно унижали. На одной из церемоний с нее сняли корону и положили на подушечку к ногам фаворитки. А после ужина король отсылал супругу спать. Говорил: «Вы, вероятно, устали, я не требую, чтобы вы оставались с нами». Дальше развлекались без нее. Страсть тридцатилетнего Генриха к пятидесятилетней красавице принимала совершенно нездоровые формы. Он так восхищался Дианой, что демонстрировал друзьям ее тело, благоговейно трогая самые достопримечательные места — чтобы и другие оценили [12]. Она милостиво дозволяла эти «шалости». Отчего не дозволить, если тут же можно выпросить еще один замок или назначение «своему» человеку? А королева терпела. Понимала, что попытки протестовать только ухудшат ее положение. Но она ненавидела фаворитку, жутко завидовала ей и ревновала. Подглядывала за забавами мужа, приказывала служанкам проделать дырочки в стенах. Пыталась понять секреты, которыми Диана приворожила короля. Ничего такого не узнала, но у нее болезненным увлечением стало само подсматривание.
А в 1552 г. к Генриху II обратились немецкие князья из Шмалькальденской лиги. Казалось бы, мир в Пассау, закрепивший их право исповедовать лютеранство, должен удовлетворить их. Не тут-то было! Они задумали посильнее подорвать позиции своего императора и натравить на него Францию. Попросили денег для борьбы с Карлом V, а за это отдавали Генриху епископства Мец, Туль и Верден. С юридической точки зрения предложение не лезло ни в какие ворота. Ведь епископства князьям не принадлежали. Чтобы получить их, требовалось их завоевать. Французскому королю, который считался непримиримым врагом протестантов, нужно было вступить в войну на стороне протестантов!
Но… Мец, Туль и Верден располагались в Лотарингии, должны были попасть во владения Гизов, и Диана Пуатье горячо поддержала князей. А раз так, загорелся и король. Повелел собирать армию и лично решил возглавить ее. При этом фаворитка круто перешерстила командный состав, отдав все руководящие посты Гизам и прочим своим приятелям. Но оставлять любовницу вместо себя в столице король счел все же неудобным, назначил регентшей жену. Хотя править она должна была вместе с хранителем печати Бертраном — ставленником Дианы. Впрочем, все прекрасно понимали, кто на самом деле имеет власть. Когда на северных границах закипели бои, Пуатье захватила роль начальницы верховного штаба. Занялась вопросами комплектования, вооружения, снабжения войск. И полководцы в самых угодливых тонах обращались к ней с просьбами о деньгах, боеприпасах, подкреплениях.
Однако Екатерина Медичи тоже решила проявить себя политической фигурой. Из-за кадровых перестановок Дианы в войсках было много обойденных и обиженных, в том числе коннетабль Монморанси и другие видные военачальники. Из них королева создала собственную опору. А властью регентши она воспользовалась, чтобы сформировать еще одну армию, которую отправила завоевывать родную Флоренцию. Получилось, что каждая из двух дам развязала «свою» войну! Обе радовались поражениям и потерям у соперницы, исподтишка мешали и пакостили друг дружке. А французские солдаты и налогоплательщики отдувались…
В соседней Англии тоже распоряжался регент, Джон Дадли. Но он был куда более могущественным, чем французская регентша. С ним никто не рисковал соперничать, и группировка временщиков вокруг юного короля вытворяла что хотела. Тем не менее, и на их правление набежала туча. Эдуард VI рос хилым, болезненным. Он страдал недугом, очень распространенным в то время среди англичан — туберкулезом. Дотянул до шестнадцати и начал быстро угасать. А Эдуард был последним представителем династии Тюдоров по мужской линии. Встал вопрос — кому наследовать корону? После Генриха VIII осталось две дочери, 37-летняя Мария Тюдор и 20-летняя Елизавета. Кроме них, имели права на престол 11-летняя Мария Стюарт и 16-летняя Джейн Грей, они приходились Генриху VIII двоюродными племянницами.
Марию Тюдор в детстве разлучили с матерью, Екатериной Арагонской, не допускали ко двору. Она жила одинокой, подвергалась оскорблениям, но оставалась убежденой католичкой, и к ней тянулись тайные католики. Елизавета после казни матери, Анны Болейн, тоже хлебнула лиха, воспитывалась у чужих людей, росла никому не нужной и никого по большому счету не интересующей. И вдруг обе очутились в центре внимания. Но Дадли сделал ставку не на них, а на Джейн Грей. Потому что подсуетился женить на ней собственного сына. А союзником регента стал архиепископ Кентерберийский Кранмер — в свое время он расторгал браки Генриха VIII с матерями Марии и Елизаветы, и никак не мог рассчитывать на теплое отношение с их стороны. Дадли с Кранмером вспомнили, что обеих принцесс когда-то объявляли незаконнорожденными, и уговорили умирающего Эдуарда VI назначить своей преемницей Джейн. В июле 1553 г. король, никогда реально не правивший, приказал долго жить.