Психология эволюции - Невструев Я.. Страница 8

Необходимо отметить, что мы все еще находимся на примитивной стадии эволюции и условия жизни на этой планете довольно жестки. Радикально настроенные педиатры настаивают, и не без оснований, что стандартная процедура принятия родов в обычной больнице для ребенка почти всегда связана с травмой, или, на нашем языке, создает плохой импринт. А насилие в человеческих обществах — войны, революции, гражданские войны и “необъявленная гражданская война”, которую хищный преступный класс ведет в каждой “цивилизованной” стране, — держит первый контур большинства людей в напряженном состоянии слишком большую часть времени.

В 1968 году исследование здоровья населения США показало, что 85 % американцев имеют один или более симптомов, которые мы бы назвали “плохим импринтированием или кондиционированием первого контура”. К этим симптомам относятся приступы головокружения, учащенное сердцебиение, потение ладоней и частые ночные кошмары.

Это значит, что 85 из 100 встреченных вами людей можно рассматривать как, в той или иной степени, “ходячих больных”.

Это — первый смысловой уровень нашего грубого, циничного предположения, что большинство людей действует почти так же механически, как роботы. Когда в неожиданной ситуации в мозгу взрослого человека начинают активизироваться химические вещества беспокойства [16] напуганного ребенка, он вряд ли способен наблюдать, судить или решать что-либо с большой точностью.

Вот почему Гурджиев сказал на своем собственном жаргоне, что люди спят и видят кошмары.

Подобную идею высказывали ранние христиане, которых римские бюрократы позже объявили еретиками (гностики). “Евангелие истины” (I век н. э.) открыто объявляет историю кошмаром:

Для этих первых христиан, как и для буддистов, пробуждение буквально означало выход из этого кошмара. В нашей терминологии это слово означает исправление программы, которая заставляет нас действовать и воспринимать окружающий мир как плохо (неправильно) собранные роботы. Пробудившись, мы смогли бы увидеть совсем другой мир.

Необходимо отметить, что этот контур, имеющий самую долгую эволюционную историю, является наиболее механическим и наиболее быстрым. В контуре биовыживания отсутствует понятие времени. Оцените скорость, с которой ваша собака реагирует на первый же звук постороннего: угрожающий лай и мгновенное приведение всего тела в состояние готовности происходят автоматически. Затем собака начинает воспринимать другие сигналы, чтобы определить свое отношение к незнакомцу.

Роберт Ардри приводит замечания приматолога Рэя Карпентера, которые помогают лучше понять функционирование этой части мозга:

Программа биовыживания вначале привязана к безопасной области вокруг матери (оральный импринт), а затем по мере роста начинает охватывать все более широкие области, определяя, что опасно, а что — нет. Без жестко заданных генетических (т. е. автоматических) программ второй этап был бы невозможен и ни одно млекопитающее никогда не покинуло бы материнскую грудь. Жестко заданные программы выполняются автоматически (БЕССОЗНАТЕЛЬНО), так как, если бы вы в каждой ситуации останавливались и начинали думать, вас бы съел первый же хищник.

Безусловно, импринт закрепляется случайно — обстоятельствами в момент импринтной уязвимости. (Вспомните гусенка, который импринтировал шарик для пинг-понга.) У некоторых импринтируются храбрость, любознательность и стремление к исследованиям; у других — робкость, инфофобия (страх непредвиденного) и замкнутость, крайним проявлением чего является импринт, называемый аутизмом или детской шизофренией.

Все это — поведение роботов, пока человек не научится перепрограммировать и переимпринтировать контуры собственного мозга. В большинстве случаев достичь такого метапрограммирования так и не удается. Если же оно происходит, то происходит в мгновение ока, на автопилоте, в нулевое время. “Я и сам не понял, как сделал это”, —говорит солдат, осужденный трибуналом за трусость или награжденный за храбрость.

Конечно, на жесткое импринтирование контура биовыживания накладывается “более мягкое” кондиционирование. Это позволяет раздвинуть безопасный периметр от материнского тела до границ стаи или племени —“расширенной семьи”.

Сознание первого контура "одномерно".

Каждое общественное животное имеет, в дополнение к дарвиновскому “инстинкту” (генетической программе) самосохранения, инстинкт защиты генофонда. Это — основа нашего человеческого альтруизма, а общественные животные без этого инстинкта просто не смогут выжить.

Дикие собаки (и волки) лают, чтобы предупредить остальную стаю о приближении постороннего. Ваша домашняя собака воспринимает вас как вожака стаи; она тоже лает, чтобы предупредить вас о приближении постороннего. (Лай, конечно, также предупреждает и постороннего — о том, что собака готова защищать свою территорию.)

С развитием цивилизации стайность (племя, расширенная семья) была разрушена. В этом корень широко распространенной аномии [17] враждебности, или экзистенциальной драмы, которую так красноречиво описывают многие социальные критики. Произошло вот что; кондиционирование биовыживательной связи [18] кондиционированием биовыживателъного стремления к обладанию особыми кусочками бумаги, которые мы называем “деньгами”.

Выражаясь более конкретно, современный человек не ищет биобезопасности в генофонде, стае, расширенной семье. Биовыживание зависит от кусочков бумаги. “А без денег жизнь плохая, не годится никуда”. Если эти бумажки отобрать, у человека сразу же возникает острое биовыживательное беспокойство.

Представьте себе как можно отчетливее, что бы вы почувствовали и как бы вы поступили, если бы завтра иссякли все ваши источники биовыживательных бумажек (денег). В точности то же ощущает человек из племенного общества, будучи отрезанным от своего племени; вот почему изгнание или даже остракизм на протяжении всей человеческой истории были достаточными средствами для укрепления внутриплеменных связей. Еще во времена Шекспира угроза изгнания вызывала у человека сильнейший ужас (“Изгнание! Изгнанье — выраженье, Встречаемое воплями в аду”, — восклицает Ромео [19]).

В традиционном обществе принадлежность к племени была биобезопасностью, а изгнание — ужасом и смертельной угрозой. В современном обществе биобезопасностью является обладание бумажками (деньгами), а ужасом — лишение их.

Вэлфэризм, [20] социализм, тоталитаризм и т. п. представляют собой попытки (с разными соотношениями рациональности и истерии) восстановить племенную связь путем замены генофонда государством. Консерваторы, заявляющие, что ни одна из форм вэлфэра для них неприемлема, на деле требуют, чтобы люди жили в тотальном биовыживательном беспокойстве и аномии (проще говоря, в постоянном страхе). Конечно, они смутно это понимают и предлагают заменить государственные социальные программы “местной благотворительностью” — то есть предлагают волшебным образом восстановить генофонд среди людей (жителей обычного города), которые генетически не связаны вообще.