13 отставок Лужкова - Соловьев Александр. Страница 6

Москомимущество и его территориальные агентства спокойно продолжали прием заявок на приватизацию от предприятий торговли и общепита. По мнению наблюдателей, это означало, что приватизация должна была пойти по варианту Юрия Лужкова и в те сроки, которые он назначил. А Лариса Пияшева, разработавшая программу форсированной приватизации для Гавриила Попова, вскоре сообщила, что больше приватизацией не занимается.

В декабре 1991 г. количество заявок достигло соответственно 1247 (от предприятий торговли), 876 (от предприятий общепита) и 563 (от предприятий службы быта). А «Москомимущество» означало «Юрий Лужков». К тому же у Лужкова, помимо его личного влияния, была и юридическая возможность отстоять свою программу: согласно российскому приватизационному законодательству именно комитеты по управлению имуществом определяли, что, как и когда приватизировать.

Оставался неясным вопрос, удастся ли Моссовету подключить к приватизации свой фонд имущества Москвы, который по закону должен был быть продавцом приватизируемого имущества. Судя по всему, в планах правительства Москвы существование фонда игнорировалось.

Тогда же в декабре нескольких московских предпринимателей пригласили принять участие в совместном заседании представителей мэрии, московского правительства и Моссовета, сделавших попытку примирить свои интересы в предстоящей приватизации. На заседании не было выработано никакой конкретной программы, но участники совещания, среди которых были Гавриил Попов, Юрий Лужков, Николай Гончар, Константин Боровой и Марк Масарский, приняли совместное заявление, признающее необходимость немедленной приватизации торговли, бытового обслуживания и общественного питания. Они просили народных депутатов России от города Москвы добиться положительного отношения ВС РСФСР к московским особенностям в области приватизации. К «особенностям» был отнесен «острейший продовольственный кризис в Москве».

Причиной такого обращения стала информация о намерении ВС России рассмотреть происходящие в Москве предприватизационные процессы в свете «Закона РСФСР о приватизации государственных и муниципальных предприятий». Перспектива подобного рассмотрения беспокоила и Лужкова, и Гавриила Попова, так как оба они предлагали программы приватизации, отличающиеся (правда, по-разному) от Закона о приватизации. Эта обеспокоенность и заставила их сесть за стол переговоров с руководством Моссовета, чей голос они, очевидно, считали весомым для ВС России. В свою очередь руководство Моссовета, по оценке экспертов, пошло на переговоры по двум причинам: во-первых, оно, по-видимому, решило, что оппозиция Юрию Лужкову не имеет практического смысла, а во-вторых, его устраивало совместное обращение в ВС, так как последний в своем решении должен был уважительно отнестись к интересам представительской власти (прежде всего к функциям фонда имущества).

Что касается участия во встрече предпринимателей, то оно, видимо, преследовало одну-единственную цель – разрядить обстановку встречи традиционных соперников.

В 1992 г., после отставки Попова, Юрий Лужков получил бо?льшую свободу действий. Во время встречи с корреспондентом газеты «Коммерсантъ» он поделился мыслями об инвестиционном климате в столице и высказал свои взгляды на некоторые наиболее актуальные, с его точки зрения, экономические проблемы, в том числе на проблемы приватизации: «Масштабность по глубине, по разнообразию форм приватизации, по доведению самой приватизации до хозяина – это наша цель. Мы в этом году в Москве будем добиваться подавляющего большинства приватизированных магазинов, предприятий системы бытового обслуживания. Стройки, гостиницы, объекты здравоохранения – к этому, кстати, еще никто не подходил. А вот к раздаче чеков я отношусь достаточно прохладно. Эта задача пока никаким образом не описана. В ней есть множество нюансов, нуждающихся в регулировании, которого нет. Сегодня мне раздали эти чеки, а вчера у меня умер родственник, который имел право получить эти чеки, а он трудился. А завтра у меня родилась дочь, которая пока еще ничего не внесла, но уже является членом общества. Или еще проблема: человек, который проработал 40 лет, лямку тянул на государство, и человек, который ни дня не работал на государство, а был иждивенцем, домохозяином, домохозяйкой. Они должны получить разные доли. Потом эти чеки должны быть реально обеспечены объектами, которые действительно захочется купить. А то люди, получив это и не имея возможности обменять на бумаги, общепризнанные, привычные, понятные всем банковским, финансовым деятелям, начнут возмущаться и называть вас или нас, если мы будем этим заниматься, обманщиками. Пока нормативной отработанности я не вижу. Может быть, мы сами что-то предложим в этой области с помощью новой команды, которую я хочу привлечь в город».

В то же время Моссовет продолжал отстаивать свою программу приватизации. В ноябре 1992-го была разработана Московская программа приватизации государственных и муниципальных предприятий, которую готовила рабочая группа Моссовета по приватизации.

Однако уже после того, как программа была представлена на рассмотрение депутатов, в нее были внесены кардинальные изменения. Во-первых, теперь программа значительно тормозила разгосударствление столичных предприятий. Моссовет решил приостановить приватизацию наиболее высокорентабельных предприятий и объектов имущественного комплекса Москвы – гостиниц, ресторанов, баров, торговых предприятий. При этом срок приостановки приватизации точно не был определен. Он зависел от скорости принятия Моссоветом положения о порядке использования приватизационных чеков москвичей. Снижало привлекательность приватизации столичных предприятий и решение Моссовета о запрете продажи земельных участков под ними.

Наблюдатели отмечали, что этот запрет полностью противоречил существующему законодательству, блокировал выполнение указа президента о продаже за ваучеры участков земли под приватизируемыми предприятиями, лишал акционерные общества, создаваемые на основе муниципальных предприятий, стимула продавать 80% своих акций за ваучеры.

Противостояние продолжалось до 1993 г., когда «советская» власть была ликвидирована. После «десоветизации» Москвы Лужков принял меры по закреплению за городской исполнительной властью контроля над процессом денационализации в столице, прибрав к рукам фонд имущества Москвы. Своим распоряжением он подчинил эту структуру упраздненного горсовета правительству Москвы. Он обосновывал свое решение необходимостью восстановления деятельности московского фонда имущества, блокированной из-за приостановления полномочий «пробелодомовского» Моссовета.

После вынужденной недельной безработицы этот орган возобновил свои функции законного продавца муниципальной собственности. А заместитель председателя Фонда имущества Москвы Олег Ахинин сообщил, что руководство фонда собирается исполнять все решения своего нового прямого начальства вне зависимости от их соответствия существующему законодательству. Это обстоятельство значительно облегчило московских властям реализацию собственной политики денационализации, которая, нередко расходясь с существующими правовыми нормами, была направлена на максимальное сохранение контроля мэрии Москвы над наиболее привлекательными приватизируемыми объектами (в частности, связанными с рынком недвижимости) и отступала от Госпрограммы приватизации.

Эти «отступления» стали причиной того, что у Лужкова появился куда более серьезный противник – Анатолий Чубайс, глава Госкомимущества, теоретик и практик ваучерной приватизации.

Ведомству Чубайса удавалось контролировать ход приватизации с помощью указов президента и постановлений правительства. Даже с усилением позиции отраслевых министерств коррективы в тактику приватизации вносились после согласования с Госкомимуществом. По словам Чубайса, позиция президента складывалась в пользу ваучерной приватизации, поскольку Борис Ельцин был убежден, что внести радикальные изменения в ее ход невозможно.

Однако вскоре тактика Госкомимущества стала давать сбои, обусловленные усилением влияния в правительстве первого вице-премьера и министра экономики Олега Лобова, вставшего в оппозицию к комитету.