Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович. Страница 10
Ф: Когда говорят об объективных законах, то предполагают что-то неосознанное, действующее помимо воли и сознания. А у тебя...
П: Сознание и воля людей суть тоже объективные факторы их бытия. Законы коммунальности предполагают существ, обладающих разумом, способностью осознавать свое положение в среде, понимать ее до известной степени, предвидеть последствия своих поступков и поступков других людей, строить планы и расчеты, принимать волевые решения. Разумеется, это — в той или иной степени и далеко не всегда. И далеко не всегда эти существа понимают ситуацию правильно и принимают правильные решения. Важно то, что законы коммунальности регулируют сознательные и волевые поступки. Представь себе такую ситуацию. Ищущий работу человек имеет возможность получить место в одном из двух учреждений. Он свободен выбирать. Пусть эти учреждения одинаковы во всем, кроме одного: в одном из них зарплата выше, чем в другом. Какое из них предпочтет нормальный человек? Очевидно, то, в котором зарплата выше. В реальности такие идеальные случаи встречаются редко. Обычно места работы различаются по многим признакам. И люди делают ошибки в оценке вариантов. Однако само стремление выбрать лучший вариант остается. И люди производят свои расчеты, какой именно вариант для них лучше.
Ф: В каком смысле реальный коммунизм имеет корни в коммунальности?
П: Коммунизм есть разрастание коммунальности. Но это — лишь одна сторона дела. Другая сторона заключается в том, что коммунизм возник как организация сферы коммунальности в масштабах целого общества, как обуздание стихии коммунальности, упорядочивание ее и управление ею. Вырастая из коммунальности и являясь ее развитием, коммунизм одновременно сложился и как феномен антикоммунальности, как сдерживание и ограничение коммунальности, — как форма и средство самоорганизации коммунальности. Так что в результате разрушения коммунизма на его месте не могут автоматически возникнуть явления западной демократии и рыночной экономики. Рухнут лишь ограничения на коммунальность и организующие ее средства, в результате чего наступит прежде всего буйство ее негативных проявлений и свобода для ее преступного аспекта.
Ф: Taк и случилось у нас!
П: Я ведь все эти идеи высказал еще пятнадцать лет назад. На них никто не обратил внимания. Никто!
Ф: Выходит, мы разрушили позитивные достижения коммунизма, предоставив простор для негативных!
Закон социально-исторической преемственности
Ф: Ты утверждаешь, что советский период русской истории явился продолжением дореволюционного, а не отсечением его, как считает большинство антикоммунистов и антисоветчиков.
П: И продолжением, и отсечением. Ты же диалектику изучал, должен понимать, что такое диалектическое отрицание: это — отрицание с удержанием и воспроизведением некоторых существенных черт отрицаемого, развитие их на новой основе и в новом («снятом») виде. Советское общество сохранило в себе в снятом виде наиболее существенные результаты русской истории, став отрицанием ее.
Ф: А теперь мы имеем отрицание советской истории. Второе отрицание. Выходит, Гегель прав. Произошло отрицание отрицания, возврат к старому на новой ступени развития!
П: Ты считаешь, что мы поднялись на более высокий уровень по отношению к советскому периоду?
Ф: Нет, конечно! Это-деградация.
П: Уже в начале горбачевской перестройки я писал, что закон социально-исторической преемственности, сыгравший роль в становлении русского коммунизма, будет иметь силу и в отношении того общества, которое придет на смену разрушаемому коммунизму. Из обломков сарая, писал я, небоскреб не построишь, построишь лишь другой сарай.
Ф: После 1917 года нам тоже достались обломки российского «сарая». Но...
П: Этот закон действует не только на пути прогресса, как случилось после 1917 года, но и на пути регресса, как после 1985 года. Сам по себе этот закон не определяет, что будет происходить
- прогресс или регресс. Он имеет силу, если выполняется условие: произошел по каким-то причинам крах социальной системы, сохранились основные условия выживания и существования данного человеческого объединения, оно начинает восстанавливать некоторый стабильный образ жизни. Гегелевское отрицание отрицания не есть универсальный закон. И оно слишком абстрактно, туманно, допускает спекулятивные интерпретации постфактум.
Ф: Согласен. Я просмотрел старые вырезки из газет. Многие авторы приводят факты, сами не подозревая о том, что эти факты суть показатели процесса создания постсоветского «сарая» из обломков советского «сарая» по твоему закону преемственности, а отнюдь не свидетельства создания нового «небоскреба» на развалинах старого «сарая». Например, в этой статье описывается «канцелярия» президента. Сейчас она занимает бывшее здание ЦК КПСС. В ней работает 3000 сотрудников. А в ЦК было всего 2000! И функции этой «канцелярии» аналогичны функциям ЦК: кадровая политика, пропаганда, контроль за массмедиа, назначения на должности в администрацию президента на всех уровнях и т.д. В другой статье дается «обоснование» структуры власти в понятиях дореволюционной России, но, по сути дела, получается описание системы Советов и партийного руководства недавнего прошлого. Порою «нововведения» выглядят просто комично. Например, в доме, где раньше помещался центр политического просвещения, теперь разместили центр «политического маркетинга», в задачу которого входит «повышение политической культуры» (!) населения. А начальник личной канцелярии президента даже выдвинул идею построения «Дворца народовластия», забыв о том, что при Сталине тоже хотели строить нечто подобное — Дворец Советов. Кое-кто впадает в крайность, утверждает, будто у нас ничто не изменилось по существу, изменились лишь внешние формы и названия.
П: Как в свое время считали Ленина и Сталина новыми царями.
Человеческий фактор
Ф: Сейчас у нас тема человеческого фактора широко и весьма страстно обсуждается. Русский национализм становится своего рода национальной идеологией. Так что было бы неплохо, если бы ты с самого начала пояснил свои исходные понятия и утверждения на этот счет.
П: Что, например?
Ф: Хотя бы понятие «народ».
П: Слово это многосмысленное. Народом называют все население страны, часть населения, отличную от власти, слои населения, отличные от высших слоев, этническую общность.
Ф: А в каком смысле употребляешь это слово ты?
П: Я называю народом множество людей, которое воспроизводится из поколения в поколение. Представители этого множества обладают какими-то устойчивыми признаками, по которым они сами и представители других человеческих множеств идентифицируют их как представителей именно этого множества. Каждый конкретный народ есть эмпирически данный феномен. Никакая строгая дефиниция тут не требуется. Тут нужно другое.
Ф: Что именно?
П: Методологические принципы исследования этого феномена, который дан и который мы ни с чем другим не путаем. Например, ошибочно рассматривать народ просто как сумму однородных людей. Народ как целое обладает некоторыми свойствами, которые непосредственно (по принципу силлогизма) нельзя относить к отдельным людям. Они суть свойства народа как целого. Свойства леса не есть свойства каждого растущего в нем растения. Свойства стаи животных не есть свойства каждого входящего в нее животного. Это, я думаю, ясно?
Ф: Конечно! Это же очевидно!
П: Да. Но кто считается с этим очевидным фактом?! Кто принимает во внимание социобиологические различия народов?! Попробуй скажи, что западная демократия годится не для всякого народа или что русский народ имеет более низкую степень способности к самоорганизации!
Ф: Расизм!
П: Вот именно! Хотя на самом деле никакого расизма тут нет. И те люди на Западе, которые заняты покорением планеты в интересах Запада, прекрасно знают, что народы различаются, что навязывание незападным народам западной социально-политической системы в большинстве случаев гибельно для этих народов. Эти люди тщательно изучают свойства различных народов и строят свою стратегию в отношении к ним с учетом этих свойств. А в идеологии и пропаганде кричат о том, будто все народы одинаковы. Мы кричали, будто коммунизм всем годится. Западные идеологи вопят, будто капитализм и демократия суть универсальные блага.