Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович. Страница 54

Ф: Таких не так уж много. Большинство — миллионы учителей, врачей, инженеров, офицеров и т.д. Они профессионально и за гроши делали и делают каждый свое дело...

П: Вот именно! Но именно с их молчаливого согласия небольшая часть («верхушка») сотворила великое предательство. Ведь эта «верхушка» не есть какой-то особый слой по отношению к прочей массе людей, относимой к «образованщине». Именно первая представляет вторую и выражает социальную сущность второй. Вся «образованщина», включая «верхушку», несет ответственность за случившееся!

Ф: Не спорю, наша «образованщина» как целое способствовала наступлению эпохи реформ, приветствовала перестройку и переворот августа 1991 года. Но одним из следствий этого переворота явилось то, на что она никак не рассчитывала. Она потеряла то положение, которое занимала в советском обществе, оказалась практически не такой нужной. То, благодаря чему она занимала хорошее положение в обществе (знания, дипломы, степени, звания. награды), потеряло прежнюю ценность. Началось ее численное сокращение, деморализация, дисквалификация. Многие пристроились в новом обществе в ином, совсем не интеллигентском качестве. Но и тут их вытесняют более ловкие молодые конкуренты. Так что она оказалась в положении жертвы.

П: В истории действует какой-то закон возмездия. Ты думаешь, интеллектуальная элита («властители дум») долго будет блаженствовать? Ее тоже использовали как орудие измены и разгрома страны. Она больше не нужна. Постепенно и ее выбросят в мусорную яму истории. Русская интеллигенция по замыслу победителей вообще будет истреблена.

Человек из Утопии

Ф: Ты сформировался как идеальный коммунист. Честно признаюсь тебе, хотя я не карьерист, не хапуга, не халтурщик, не доносчик, не клеветник, не приспособленец и т.п. — одним словом порядочный человек, я все же не могу считать себя идеальным коммунистом на все сто процентов. По строгому счету я тоже был как все, только в ослабленной форме. Если покопаться как следует в поступках и в мыслях, то нахожу в себе многое такое, что порицал в других. За всю мою долгую жизнь я знал всего лишь одного безупречного, на мой взгляд, человека: это — ты.

П: Не буду смотреть на твои слова как на комплимент, ибо не горжусь тем, что я есть. Не спорю, таких, как я, немного. Может быть, вообще один. Я вообще никогда не встречал другого такого. И знаешь, в чем тут дело? Я такой вовсе не от природы. В природе (от рождения) таких не бывает. Я — искусственное существо. Я делал всю свою сознательную жизнь над собой эксперимент. Я всерьез воспринял идеал коммунистического человека и довел его до логического конца, воплотив его в себе.

Ф: И какие ты выводы сделал из своего эксперимента?

П: Не знаю, запишу ли я их когда-нибудь. В двух словах — такие. Во-первых, это — путь страдания. Хотя мы, русские, склонны к мазохизму, но даже для нас этот путь невыносим. Во-вторых, этот путь невозможен для подавляющего большинства людей. Более того, он — для исключительных одиночек, обрекающих себя на мученичество ради каких-то великих целей. В-третьих, даже для одиночек он возможен лишь до известного предела, перейдя который, такой одиночка становится ненавистным для окружающих. Он становится для них угрозой их разоблачения, источником угрызений совести. Глядя на него, окружающие ощущают себя ничтожествами и негодяями. И потому они стремятся сделать такого человека подобным себе, а если не удается — оклеветать его и исключить из своей среды. В-четвертых, это хорошо, что таких исключительных личностей мало.

Ф: Ну, это уж слишком!

П: Ничего подобного! Посуди сам! Такие люди не стремятся к жизненному успеху. Они уступают дорогу другим, которые того не заслуживают. Они сами и своим примером снижают активность лучшей части граждан, давая преимущества карьеристам, бездарностям, хапугам и т.п. Так что коммунистический идеал человека сам в значительной мере повинен в том, что он не реализовался в массовых масштабах. Тут дело обстоит подобно тому, как было с христианскими идеалами...

Ф: Но ведь они сыграли великую позитивную роль!

П: Да. Но благодаря тому, что им следовали не все, не всегда и не буквально.

Ф: Это же и с коммунистическими идеалами было возможно!

П: И делалось на самом деле.

Ф: Так в чем же проблема?!

П: Коммунисты прошлого думали, будто коммунистический идеал человека мог быть осуществлен в отношении каждого отдельного человека. Так думал и я в молодости, начав свой жизненный эксперимент. Это была ошибка.

Ф: Почему ошибка?! А в отношении кого же он должен был осуществляться?!

П: Людей, конечно. Но не взятых по отдельности. В отношении целых народов, масс, коллективов.

Ф: Я не вижу, в чем тут разница. Речь-то ведь идет о качествах людей!

П: О качествах массы и коллективов людей!

Ф: Поясни, в чем тут разница. Ведь народы, массы, коллективы состоят из отдельных людей!

П: Но образуют новые социобиологические существа, несводимые к составным частям. Мы об этом поговорим как-нибудь потом. А сейчас вернемся к коммунистическому идеалу человека.

Ф: Я слушаю!

П: Дело в том, что желаемые качества невозможно привить всем людям, в полном объеме и в одинаковой мере. Они должны быть привиты народу как целому и коллективам, из которых он состоит. Они должны быть как бы «влиты» в массу людей, «растворены» в ней. А в этой массе они распределяются между отдельно взятыми людьми в различных формах, величинах, пропорциях и сочетаниях. На долю отдельно взятого человека выпадает лишь какая-то частичка этих качеств, причем — в определенных формах и размерах. И что особенно важно понять — эти качества должны быть привиты народу как принудительные нормы поведения, которые масса людей как целое стремится навязать каждому своему представителю по отдельности. Человек сам по себе («от природы») есть универсальная, на все способная тварь.

Только внешние ограничения и принуждение, исходящие от других окружающих его тварей того же рода, делают из него более или менее приличное существо. Моя ошибка состояла в том, что я хотел в себе одном развить то, что практически могло быть и должно быть «растворено» в целом народе. Это раз. При этом я хотел полностью исключить другие качества, которые вырабатывались у людей в силу опыта жизни в среде себе подобных, но о которых в коммунистическом идеале человека не говорилось ни слова. Они считались негативными продуктами «классового» общества.

Ф: В результате ты оказался слишком хорош для нашего коллектива.

П: Ни плох, ни хорош. Просто неадекватен. Отклонением от всеобщей нормы. То, что у нас делалось, делалось в общем и целом нормально. Нормально в смысле реальных возможностей и объективных законов организации больших масс людей. Идеалы человека «вливались» в массу народа и «распределялись» между отдельными людьми, причем — в принудительном порядке. Был создан мощный механизм воспитания людей и удерживания их в рамках идеала. И люди сами в массе своей быстро сообразили, что главное в их поведении — не то, что они суть внутри себя и для себя, а то, как они выглядят внешне, с точки зрения формальных и официальных критериев оценки поведения. Это не значит, что люди стали притворяться хорошими, будучи внутренне плохими. Это — не притворство, а суть дела. Тут действует принцип адекватности: люди внутренне становятся такими, какими они являются внешне. Внутренние качества человека суть закрепление опыта его внешнего поведения.

Ф: Значит, внутренне нравственный человек без внешнего принуждения и в массовых масштабах невозможен?

П: Невозможен в силу законов социобиологической природы людей и условий их бытия. И это ни плохо, ни хорошо. Это просто объективная данность.

Ф: Выходит, у нас пошли правильным путем?

П: Единственно возможным. И если бы нас не разгромили, мы сделали бы много больше того, что сделало христианство.

Ф: А такие, как ты, обречены?