Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович. Страница 67

По мере насыщения слоев (классов) с преимуществами по отношению к основной массе населения и снижения степени вертикальной динамики все большую роль стал играть третий из упомянутых аспектов — индивидуальный. Надежды на продвижение вверх вместе с большим числом себе подобных стали сокращаться, и сравнительно большее число социально активных, сравнительно способных и образованных людей стало пробиваться на более высокие социальные уровни за счет своих индивидуальных усилий, личных связей и способностей, стало пробиваться вверх по законам карьеры и успеха. Это происходило на глазах у всех и производило сильнейшее деморализующее влияние на все общество. К концу брежневского периода (к началу восьмидесятых годов) произошло более или менее отчетливое структурирование высших слоев общества и определились каналы их воспроизводства. Личный эгоизм и индивидуализм оттеснили на задний план заботу об интересах общества в целом и коллективизм.

Ночные разговоры

Ф: На Западе тоже различают три слоя. И они сходны с нашими.

П: У всех более или менее развитых живых организмов можно выделить органы управления, пищеварения, передвижения. Все более или менее развитые общества имеют государственную власть, органы порядка, предприятия, культуру и т.д. Разделение населения на слои имеет классификационный смысл. Это полезно для каких-то целей. Но оно не есть описание специфики структуры общества того или иного типа.

Ф: Это я понимаю. Но у нас появились мыслители, которые на том основании, что структура нашего населения в советский период стала приближаться к структуре западного населения, сделали вывод, будто советское общество созрело для капитализма.

П: Эти «мыслители» могут подобрать теоретическую базу для любой априорной концепции. Структура западного населения после Второй Мировой войны радикально изменилась. И сам капитализм изменился настолько, что «мыслители» получили гораздо больше оснований для утверждения, будто Запад созрел для коммунизма.

Ф: Раньше таких было полно.

П: Удивительно, наши «мыслители» всегда поступают наоборот. Тогда, когда нужно принять во внимание социальную структуру населения, они ее игнорируют. А когда от нее нужно отвлечься, ее притягивают за уши.

Ф: Это говорит о том, что их цель — не истина, а подтасовка фактов применительно к предвзятым установкам.

П: То есть цель идеологическая и политическая.

Ф: Как изменится социальная структура населения постсоветской России?

П: Изменится состав слоев, величины, пропорции. Рабочий класс сократится абсолютно и относительно. Я сомневаюсь в том, что увеличится крестьянство. Бюрократический аппарат вырастет. Сфера обслуживания увеличится. Высшие слои пополнятся богатыми людьми. Последние потеснят государственных чиновников. Возрастет слой людей, занятых в культуре, спорте, сфере развлечения. Средние слои пополнятся за счет мелких и средних предпринимателей. Появятся, конечно, безработные, люди «свободных профессий», организованная преступность...

Ф: Это уже сейчас все есть.

П: А будущее вообще есть реализация потенций настоящего.

Ф: Так что для реставрации коммунизма просто нет достаточно сильных и заинтересованных в нем слоев населения.

П: Самыми заинтересованными в коммунизме оказываются теперь те категории людей, которые стремятся иметь гарантированную работу и зарплату. А они имеют это и без коммунизма.

Великий соблазн

Ф: Ты как-то говорил о великом соблазне, охватившем наше общество. Он, надо думать, явился следствием расслоения общества, о котором ты пишешь?

П: Не только. И даже не столько. То, о чем я писал, было процессом внутренним, естественным, обусловленным объективными законами структурирования общества. Это происходило не по недосмотру власти, не по злому умыслу. Это было нормой нашей эволюции. И не будь внешнего фактора, негативные следствия этой эволюции удержались бы в каких-то рамках, не послужили бы одним из условий гибели всей социальной системы.

Ф: Значит, западное влияние сыграло решающую роль!

П: Не надо вульгаризировать. Наша страна жила в определенной социальной среде. Она была сама частью этой среды. А среда была неотъемлемым элементом ее жизни. Вспомни, ведь и идеи коммунизма пришли к нам с Запада! Телевизор, холодильник и автомобиль изобрели на Западе.

Ф: Не будь Запада, нам не пришлось бы пороть горячку с индустриализацией .

П: Тогда не было бы и коммунизма!

Ф: Так в чем же дело?!

П: Запад стимулировал нашу эволюцию в том направлении, о котором я писал. Породил соблазны, каких не было в прошлом веке и до Второй Мировой войны. Сделал их известными и доступными привилегированным слоям. Затем они стали доступны в той или иной мере довольно широким слоям населения. Наконец, началась сознательная пропаганда их на все советское население, причем такая, будто все пропагандируемые блага на Западе доступны всем, и если в Советском Союзе сбросить коммунизм, то эти блага очень скоро получат все.

Ф: И наши дураки, которым мы сами все время говорили о жизни по принципу «по потребности», клюнули на это.

П: Началась эпидемия соблазна, принявшая вид эпидемии не только моральной, идейной и психологической, но и поведенческой. Уже в 1977-м году, когда я написал мою злополучную работу, она свирепствовала вовсю и стала угрозой коммунизму. Ведь в наших кругах человек, который в той или иной мере не был бы захвачен ею, был редким исключением.

Ф: А теперь эта эпидемия захватила всю планету.

П: Искусственное раздувание ее стало мощнейшим орудием Запада в борьбе за мировое господство. Причем орудием безотказным и к тому же прибыльным. Почти все подверженные этой эпидемии люди понятия не имеют о том, кому и какой ценой достаются пропагандируемые Западом блага, как они добываются. Они видят, что эти блага есть, что они многим доступны, и хотят их любой ценой иметь для себя. Лишь единицы понимают суть дела. Но им просто не дают возможности разъяснять ее.

Ф: Наше стремление привить людям систему высших ценностей оказалось слишком слабым, чтобы сдержать эту эпидемию.

П: В сражении между «иметь» и «быть» победу одержало «иметь».

Ф: Как ты думаешь, надолго?

П: Кто знает?! Может быть, навечно. Но я рад, что прожил жизнь по принципу «быть». Несмотря ни на что, это — более высокое качество жизни, чем по принципу «иметь».

Ф: Это — привилегия одиночек. Для этого надо развить в себе богатый внутренний мир. А многие ли на это способны?!

П: По моим наблюдениям, у русских такая прирожденная способность выше, чем у других. Только они не сумели распорядиться ею как следовало.

Ф: Как и другими способностями.

П: А ведь и коммунизм был великим соблазном. Он был воплощением многовековой мечты бедных, угнетенных, страдающих слоев общества о благополучии, справедливости и т.п. Много веков лучшие представители рода человеческого призывали к этому. За это шла кровопролитная борьба. Влияние всего этого на умонастроения человечества было огромным. Оно наложило свою печать на нашу революцию и на то, как и каким формировалось наше общество. Оно так или иначе сказывалось в ориентации деятельности нашего руководства. В пользу тех, кого у нас называли трудящимися, было сделано колоссально много. Социальные права и гарантии. Политика цен и зарплаты. Ограничения верхов, перераспределение благ в пользу низов. Возможности образования и карьеры для выходцев из низов. Мы с тобой принадлежали к ним, несмотря ни на что. Русский коммунизм был наш строй! Он постепенно обнаруживал свою социальную суть, становился все более чуждым «нам». «Мы» вымирали, «выходили в люди». Ослабло мировое стремление, о котором я говорил. Возобладали другие умонастроения, другие силы. «Нас» просто «поставили на свое место» — на место, диктуемое социальными законами и направлением эволюции. «Наш» исторический порыв остановлен.