Русский эксперимент - Зиновьев Александр Александрович. Страница 91
Ф: Но кто бы он ни был, обстоятельства навязывают ему определенную роль.
П: Какую? Роль конъюнктурного конкурента Ельцина или роль организатора борьбы против всего того, что началось после 85-го года? Он случайный человек в политике. Дилетант. За ним нет сильной партии. Нет поддержки влиятельных сил и широких масс населения. Таких много. А будет еще больше.
Ф: Зачем?
П: Мутить воду.
Ночные разговоры
Ф: Ты еще в 85-м году утверждал, что Советский Союз вовлекается в состояние кризиса, что это будет первый в истории специфически коммунистический кризис, что он может быть преодолен только специфически коммунистическими методами, что в этой ситуации недопустимы никакие радикальные реформы в прозападном духе, что такие реформы приведут страну к катастрофе. Твой прогноз блестяще подтвердился.
П: Чему я не рад. Я бы предпочел ошибиться.
Понятно! Но допустим, наши правители прислушались бы к твоим словам, не начали бы губительную перестройку и кризис был преодолен на основе сохраненного коммунистического социального строя. Что ты думаешь, как пошло бы дальнейшее развитие страны?
П: Ты знаешь, я не люблю гадать по принципу «если бы». Но если уж ты так сформулировал проблему, поговорить можно. Будем только реалистами! И ограничимся только социальным аспектом внутренней жизни страны, т.е. допустим, что и Запад преодолел назревавший кризис, третья мировая война не произошла, в мире сохранилось статус-кво.
П: Усовершенствование техники планирования, увеличение прав первичных коллективов, предоставление большей свободы директорам и регионам, переход от колхозов к совхозам, укрепление партийного аппарата, модернизация промышленности и армии, сокращение международной политической активности, более активное вторжение в мировую экономику и т.д.
Ф: То есть все то, что декларировали и даже отчасти сделали реформаторы!
П: Да, но как, какой ценой, с какими последствиями?! То же самое можно было сделать без шума, «в рабочем порядке», без потерь и даже с выгодой. Предательство, на которое пошли высшие лица страны, не было необходимым и вынужденным. Оно было добровольным и исторически случайным. Это было преступление, а не политика.
Ф: Трудно примириться с тем, что наша катастрофа явилась результатом случайности. Все считают ее закономерной, а многие — неизбежной.
П: Типичный пример помутнения умов. Если катастрофа произошла, из этого не следует, будто она произошла с необходимостью, будто ее нельзя было избежать. Ее как раз можно было избежать, это признают и умные западные теоретики и политики. Горбачевское руководство по глупости или по злому умыслу (что не исключает друг друга) вело себя подобно капитану, который бросил свой корабль на гибельные рифы. Это — не необходимость, а случайность. Но случайность не исключает закономерность. Это — разные аспекты познания реальности. Закономерность и необходимость — не одно и то же. Наша революция 17-го года была делом случая: если бы большевики не решились взять власть, коммунизма у нас не было бы. Всякое эмпирическое явление в его индивидуальности есть дело случая. Кроме того, тут есть еще один аспект: предопределенность и непредопределенность событий. Ф: И еще: предсказуемость и непредсказуемость.
П: Да. И нынешние российские «мыслители» сваливают все в кучу. И добиться тут какой-то ясности и определенности в принципе невозможно. Ф: Ты сказал: это было преступлением. В каком смысле?
П: В действиях реформаторов были элементы стихийности, глупости, самообмана, заблуждений и одержимости. Но доминировала преднамеренность, планомерность, обман, двуличность, предательство. Они не сразу открыли свои карты. Если бы они это сделали в самом начале, их судили бы именно как преступников. Они маскировались, прикрывались своими. И наш привыкший к покорности властям народ воспринял их преступное с самого начала намерение как очередную кампанию все того же коммунистического правления. Они не думали, что капитан их корабля направит их корабль на рифы. И даже тогда, когда корабль шел ко дну, они доверяли капитану и его сообщникам и громили тех, кто хотел сказать истину и спасти хоть что-то.
Ф: Ты думаешь, на другом пути катастрофы не было бы? Многие считают, что было бы еще хуже.
П: Это утверждение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, ибо историю нельзя вернуть в доперестроечный период и попробовать иной путь. Достоверно только одно: выбранный в 85-м году и навязанный советскому «кораблю» курс привел его на гибельные рифы. Курс этот был выдуман в верхах и в стане врагов, а не вызрел в результате имманентного развития страны. Все остальное — словоблудие, прикрывающее желание преступников уйти от ответственности.
Ф: Ты предсказал кризис. Но никто к этому не отнесся серьезно. Ты думаешь, в этом повинна исключительно наша идеология?
П: Нет, не только. Все привыкли под кризисом понимать экономический кризис. А я писал о кризисе коммунистическом, т.е. в сфере коммунальности прежде всего, в системе власти и управления и в том разрезе, какой касается функционирования этой системы в обществе.
Ф: И ты считаешь, что решающую роль в крахе русского коммунизма сыграла ситуация, сложившаяся в верхах системы власти. Так я понимаю твою позицию?
Так. Но при этом ситуация в высшей власти сконцентрировала в себе ситуацию в стране, в советском блоке и во всем мире. Высшая власть сосредоточила в себе функции интеллекта и воли всего общественного организма. Ну, а как она ими распорядилась, ты знаешь.
Ф: Но как и почему это получилось?! Мы об этом говорили с тобой много раз. И каждый раз все вроде бы ясно. А недоумение все равно не проходит.
П: Нужно все мысли суммировать и систематизировать. Нужно об этом написать целый том, а может быть, не один. Лет через пятьдесят, а то и через сто это будет сделано. А пока нам остается довольствоваться крупицами большой истины.
РУССКИЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
Советский период. В западной идеологии и пропаганде после 1985 года советский (коммунистический) период российской истории рассматривается как черный провал, а брежневский период — как застойные годы. Россию даже окрестили империей зла. Я считаю это не просто заблуждением, а умышленной фальсификацией реальности. Коммунистическое общество, как и всякое другое, имеет свои недостатки — идеальных обществ вообще не существует. Зла человечеству западная цивилизация причинила в тысячи раз больше, чем коммунизм. На Западе в свое время тревогу породил отнюдь не «черный провал» и не «застой» в советской истории, а, наоборот, беспрецедентные успехи Советского Союза во всех сферах жизни и заразительный пример коммунизма для сотен миллионов людей на планете. Нужно быть просто циничным негодяем, чтобы отрицать то, что было достигнуто и сделано в этот период именно благодаря коммунизму. Потомки, которые более справедливо отнесутся к этому времени, будут поражены тем, как много было сделано в эту эпоху, причем — тяжелейших исторических условиях. Уже сейчас миллионы русских людей с тоской вспоминают о том, что они потеряли, став сообщниками разрушения своего социального строя.
Брежневские годы не были годами некоего застоя. Словечко «застой» — идеологическое клише в языке реформаторов и их западных наставников. В эти годы произошли огромные перемены в стране сравнительно с предшествовавшими годами. Было построено огромное число новых предприятий. Необычайно усложнилось хозяйство, культура и бытовая жизнь людей. Вырос образовательный уровень населения. Улучшились бытовые условия. Размах жилищного строительства для рядовых граждан превзошел все то, что имело место в странах Запада. Были достигнуты огромные успехи в науке и технике. Достаточно упомянуть об успехах в космосе и в военной промышленности. Были подготовлены в большом числе первоклассные специалисты в самых различных сферах науки и культуры. Обо всем этом еще не так давно писались бесчисленные книги на Западе, авторы которых вовсе не были коммунистами.