Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны - Тутов Александр Николаевич. Страница 26

Но среди них не было янки-снайпера, что меня огорчило, и Рады, чему я обрадовался. Одного усташа удалось взять в плен. Это Вадим постарался.

— Алекс, помоги Неделько! — позвал меня Вадим.

Таким мертвенно-бледным я его еще не видел.

— Тебе-то самому помощь не нужна? — прошепелявил я. — Выглядишь как покойник!

— Мишку убили! — потерянно сказал Вадим.

Я пошатнулся.

Мишку я хорошо знал. Сколько боев было, а у него — ни царапины. «Я — заговоренный!» — шутил он.

Мы познакомились с ним в 1993 году, когда я попал на спортивные сборы под Самару. Потом мы встретились в начале октября в Москве, когда танки из пушек расстреливали Белый дом. Я был в Москве на врачебной конференции, а Мишка приехал защищать Верховный Совет, участвовал в штурме Останкино. Остался цел. Мы с ним тогда встретились на квартире знакомого. Мишка пребывал в шоке от этих событий, твердил, что не простит российскому правительству такого. Через пару дней он решил, что единственное место, где настоящий патриот может приложить свои силы и пожертвовать жизнью за правое дело, — это Сербия. Туда он и отправился. Там мы с ним и встретились месяц назад, когда я приехал в очередной свой рабочий отпуск воевать за братьев-славян.

— Лexa, очнись! — почти кричал Вадим. — Неделько тоже крепко зацепило! Его спасать надо! Ты слышишь?! Мишку все равно не вернешь! А нам останавливаться нельзя! Нельзя, чтобы смерть Мишки стала зряшной!

— Да-да, — выдавил я. И поспешил к Неделько.

Черногорец получил три пули — первая прошила правое легкое, вторая — правое плечо, а третья угодила в левый бок. Как ни удивительно, но именно третья ничего серьезного не зацепила.

Пулевую рану в области легкого я затампонировал, чтобы избежать гемоторакса. Пуля же, угодившая в плечо, сильно повредила сустав. Кровь я остановил, но как будет функционировать рука в будущем — оставалось под вопросом. А Неделько еще умудрялся переживать о том, как будет печатать на машинке.

Вадим подошел к пленному усташу. Тот весь съежился, с ужасом глядя на него. Русов боялись. А Вадим сейчас готов был перегрызть усташу глотку. Извлек штык-нож и красноречиво покрутил его в руке, провел лезвием в доле сантиметра от носа усташа.

В отличие от меня Вадим успел хорошо изучить сербскохорватский язык. Он стал допрашивать хорвата. Тот «сломался». Он оказался лейтенантом хорватский гвардии, поэтому кое-что знал.

По его словам, майор Фридман вместе с американцем, капитаном Радой Смертич и двумя гвардейцами успели покинуть подъезд через чердак еще в самом начале нашего штурма. А он был оставлен прикрывать отход.

— Какое задание получил американец? — спросил Вадим, поднося нож к горлу лейтенанта-хорвата. — Что ему поручил ваш майор?

— Не понимаю! — пытался отпираться пленный.

— Это твой единственный шанс остаться в живых! — сурово сказал Вадим и слегка надавил лезвием ножа на горло. Показалась капелька крови. — Я долго ждать не буду! Мой друг погиб, и ты ответишь за его смерть, если не будешь отвечать на вопросы!

— Хорошо, хорошо. Я отвечу, но я это слышал лишь краем уха, — заторопился хорват, — Завтра пройдут переговоры на сербской стороне. Приезжают представители «миротворцев» ООН — два каких-то полковника, вроде голландец и француз, а также полевые командиры от бошняков и воеводы от сербов, а также журналисты. Снайпер должен подстрелить этих полковников, потом обстрелять журналистов и полевых командиров бошняков. Все грехи будут повешены на сербов. И тогда будет легче привлечь войска НАТО против сербских формирований. Но я к этим действиям не причастен. Я — честный солдат! Просто воюю за родную Хорватию!

— Если сказал правду, то будешь жить!

— Ты слышал? — обратился Вадим ко мне, когда я завершал обработку ран Неделько.

— Слышал, но не все понял.

Вадим объяснил мне все подробно. Ситуация становилась еще более экстремальной.

— Нельзя этого допустить! — Он был настроен крайне решительно. — Петро с Неделько, Зораном, Сергеем и этим пленным голубчиком придется отправить к нашим. Я бы взял Зорана с собой, но ни Неделько, ни Сергей не смогут самостоятельно передвигаться. Так что мы втроем — я, ты и Славан — будем ловить этого янки. Не хотел я тебя еще раз привлекать, врачей надо беречь, но придется. Мы с подачи Славана влипли в эту историю. Нам ее и завершать!

Потом он обратился к Неделько:

— Ты как? Сможешь бошнякам напомнить про перемирие?

— Попытаюсь, — с трудом выдавил Неделько. Держался черногорец мужественно.

— Петро, проход помнишь? Тебе нужно будет вывести Сергея и Неделько да еще и пленного до штаба дотащить. Не забудьте с турчинами договориться о выдаче тела Миши. Вернемся — похороним с почестями!

— А если не вернетесь? — Петро тоже нервничал, понимая, что нам грозит.

Ему было стыдно возвращаться обратно: он понимал, что мы отправляемся в опасную погоню за врагом.

— Вот когда не вернемся, тогда и решать будем! — попытался отшутиться Вадим. — Мне еще бабушка говорила, когда я убегал на речку: «Утонешь — домой не приходи!». Петро, Зоран, как только доберетесь до своих, сразу предупредите о возможном покушении на переговорщиков. И чтобы туда отправили людей. Надо помешать снайперу, если мы не успеем его перехватить… Но мы очень постараемся!

Мы стали спускаться вниз.

13

В это время находившиеся внизу бошняки пытались было пройти ко второму подъезду, но оттуда выскочила группа усташей. Они сходу открыли огонь, сразив трех мусульман, после чего оторвались от преследования.

Бежали они быстро, паля во все стороны. Правда, не все успели скрыться, одного усташа бошняки успели подстрелить. Остальные отошли в сторону частных домов.

Когда мы вышли из подъезда, бошняки, хоть и были злы на усташей, предоставили нам единоличное участие в погоне. Они не стали чинить препятствия уходившим на сербские позиции раненым Неделько, Сергею и сопровождавшим их Петру с Зораном. Правда, поворчали, глядя на пленного хорвата, и выразили пожелание отомстить ему за своих убитых, но Неделько умудрился своим красноречием переубедить бошняков, заставить отказаться от подобных действий.

По словам бошняков, среди усташей вроде бы была и девка, но так как все они были в натовской форме, то это было трудно определить.

«Неужели Рада?» — подумал я.

Странно, но я переживал сейчас за нее. Но она же враг! У нас с ней ничего не может быть. Война лишила меня всяких надежд.

— Удачи! — напутствовали нас бошняки.

— Вот уж никогда не думал, что бошняки мне будут желать удачи! — усмехнулся Славан, когда мы бежали в ту сторону, где скрылись усташи.

— Ты представляешь, что произойдет, если американец выполнит заказ? — говорил мне на бегу Вадим. — Натовские самолеты начнут безнаказанно бомбить сербов. Ничего же нельзя будет доказать! Сербов постоянно в чем-нибудь обвиняют. Враги постоянно занимаются провокациями. Хорваты убивают мирных сербов — и ничего, мусульмане убивают мирных сербов — и тоже ничего! Я не оправдываю тех сербов, кто участвовал в этнических чистках, но эти чистки ничем не отличаются от действий хорватов или мусульман. Хорваты и мусульмане, особенно прибывшие сюда моджахеды, зачастую поступают гораздо более жестоко, но на это наблюдатели из разных «цивилизованных» стран смотрят сквозь пальцы. Никак нельзя допустить, чтобы америкос выполнил задание! Тогда совсем сербам будет амба!

— Согласен, — сказал я.

Говорить мне становилось все труднее. Сказывались усталость, ранения. Особенно давала знать рана во рту.

— Как мы их отыщем? — крикнул Славан.

— Спроси чего-нибудь полегче! — отозвался Вадим. — Ты у нас местный, вот расспросами местных и займешься!

— Попробую!

Подобная перспектива Славана совсем не радовала. Во время расспросов легко было получить пулю в лоб или удар ножом в живот. На кого напорешься… Местные мусульмане про наш договор с некоторыми их полевыми командирами ничего не слышали, а объяснить им можно и не успеть. А кроме мусульман в этом квартале искать кого-либо другого бесполезно, лица других национальностей давно покинули этот район. Здесь стояли одинокие дома с выбитыми окошками, некоторые — изуродованы взрывами.