Неизвестные лики войны - Казаринов Олег Игоревич. Страница 15

«Первым смерть принял обнажённый по пояс парень с русой чёлкой. Нож-тесак длиной сантиметров 40 в руках башибузука сделал плавное движение вокруг шеи солдата. Тот не издал ни стона. Было слышно только, как хрустят гортань и позвонки. И вот уже голова отделилась от туловища. Конец… Но вдруг бездыханное тело поднялось на локтях, и казалось, солдат сейчас встанет и снова пойдёт на врага. Но чуда не случилось.

К другому солдату, стоявшему на коленях, склоняется второй бородатый палач: „Где спрятано оружие?“ Солдат, закрывая горло одной рукой, другой махнул в сторону высотки. В его глазах горела надежда. А вдруг не убьют, вдруг оставят? Но нож мясника был безжалостен.

Двое, потом трое врагов пытаются уложить солдата на землю. Он кричит, закрывает лицо руками, чтобы не видеть, как рядом умирает его товарищ. „Руки прочь, салага!“ Здоровяк превращает солдата в мишень, бросая в него нож. Потом достаёт другой. Удар. Голубые глаза, в последний раз взмахнув юношескими ресницами, закрываются навсегда.

Башибузук вытирает окровавленный тесак о мундир убитого и развязывает ему руки. „Удавка пригодится для других. Нам их резать — не перерезать!“

Один из солдат, вырвавшись из рук убийцы, бежит к кустам. Выстрелы в спину обрывают бег русского парня. „Повезло — легко умер“.

Оставшихся в живых начинают допрашивать. Удар кулаком по лицу. Удар прикладом. Летят осколки черепной кости. На прикладе прилипли в крови рыжие волосы. „Руки! Руки назад!“ Ещё один удар прикладом. Крик солдата: „Люди добрые, помогите!“ Сколько безумного отчаяния. Уже не понимает, что никто помочь не может. Разум отказывается принимать происходящее. Несколько ударов ножом в спину, в шею. Всё кончено. „Следующий!“».

Это не «вольная фантазия» по картине Верещагина. Это пересказ видеозаписи, захваченной у чеченских боевиков.

Но разве подобное не происходило с русскими солдатами в 1877 году, под тем же Телешем, под Шипкой и Плевной? Или в Афганистане? Или в боях Красной Армии с басмачами? Или при «замирении» Кавказа, в стычках с горцами Шамиля?

Разве не резали головы пленным русским солдатам из армии Кутузова, Суворова, Румянцева? Может быть, тесаки турков и татар не «делали плавных движений вокруг шеи» связанных гренадеров Петра Первого под Азовом и стрельцов Голицына в Крымском походе?

Может быть, дружинников Мстислава Киевского монголы убивали не так страшно и совсем не больно? Разве не кричали дико: «Люди добрые, помогите!» на своих языках австрийские егеря, греческие повстанцы, болгарские ополченцы под ятаганами янычар?

И крестоносцы в захваченном Константинополе поступали именно так. Или гортань и позвонки турецких лучников хрустели как-то иначе?

И так же мусульмане обезглавливали мусульман, а христиане — христиан, католики — гугенотов, красные — белых, а белые — красных…

Достаточно один раз увидеть, как это бывает на войне, чтобы понять, что это было всегда, ибо это — лицо войны.

Каждое государство, каждый народ склонны свои жестокости преуменьшать, а чужие преувеличивать. Но нельзя говорить о жестокости какого-то отдельного народа. Говорят, что русские солдаты на такое не способны, а это всё другие — турки, японцы, поляки, американцы, чеченцы и пр. Хотя достаточно на миг представить иноземца, который бы искренне заявлял: «Да! Мы — настоящие палачи и садисты!», чтобы понять всю нелепость этого утверждения.

Примерьте на себя характер влюбчивого француза, хладнокровного англичанина или жизнерадостного итальянца. Вы почувствовали внутреннюю готовность пытать и убивать других людей? Нет? И не почувствуете.

Ведь и большинство немцев, представителей «самой цивилизованной нации», были шокированы, узнав правду о концлагерях. Не хотели знать правду, закрывали глаза, отказывались верить, что они «на такое способны».

И мы долгое время не хотели признавать расстрелы в Катынском лесу польских пленных офицеров.

И наоборот, там, где проходили русские войска, иностранцы вам расскажут о бесчинствах наших солдат, зверствах казаков, беспощадности НКВД, о казнях, насилиях и разрушениях. Объяснение этому одно — ВОЙНА.

Весьма показательным выглядит «Отчёт начальника политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Галаджева от 31.05.1945 года об отношении советских военнослужащих к немецкому населению». Приведу одну цитату: «Несмотря на то что в сознании каждого воина Красной Армии воспитана жгучая ненависть к немецко-фашистским захватчикам, большинство солдат, сержантов и офицеров ведёт себя сдержанно, не позволяет делать то, что часто происходило в первый период пребывания войск фронта на территории Германии».

Можно рассуждать о патологической жестокости и садизме отдельных людей, независимо от их национальности, но именно война пробуждает демонов убийства в огромной массе народа. А дальше начинается «цепная реакция» — око за око, зуб за зуб. И степень солдатской жестокости зависит только от состояния дисциплины той или иной армии мира в разные эпохи. Будь то палочная дисциплина Фридриха Великого или дисциплина гражданского долга римских легионеров.

А ещё от военных традиций и от идеи, за которую ведётся война.

И от идеологических задач, которые преследует правительство. Если Германия после оккупации должна стать коммунистической, то не следует озлоблять гражданское население. А если нет?

И поэтому всё же в разные периоды истории современники отмечали войска тех или иных государств, которые на фоне других выделялись особыми зверствами.

Например, в 1812 году А.Н. Оленин в «Собственноручной тетради» утверждал, что «жесточайшие истязатели и варвары из народов, составлявших орду Наполеонову, были поляки и баварцы». Жаловались и на пруссаков, и на вестфальцев, и на итальянцев. Жалоб на природных французов было, определённо, меньше.

К чести русских солдат нужно сказать, что они зарекомендовали себя как наиболее гуманные. (Заняв Париж, русская армия не последовала примеру французов, разоривших и взорвавших (частично) Московский Кремль (Примеч. ред.).

Но если военная задача требует «выжженной земли», устрашения и террора, то армии достаточно скомандовать: «Фас!» Недаром говорится, что «есть справедливые войны, но нет справедливых войск».

С людьми на войне что-то происходит, что-то ломается внутри, в сознании.

Так было всегда, во время больших и малых войн, при налётах отдельных отрядов и вторжении огромных армий, после мелких стычек и грандиозных сражений. Разгорячённые боем, опьянённые безумием окружающих их страха и смерти, солдаты находятся во власти тёмных сил.

Это потом, после войны, наступает протрезвление. Как пробуждение после кошмарного сна. Бывшим бойцам уже не верится, что они были способны на такое. Они стараются избавиться от жутких воспоминаний, их мучает совесть от тех поступков, о которых никому никогда не будет рассказано, душа требует покаяния.

Но на войне…

1944 год. В германской армии не хватает солдат. Немцы гонят военнопленных на строительство оборонительных сооружений. За неподчинение — расстрел. Или концлагерь и — смерть. Но Красная Армия неудержимой водной катится на Запад. Громит фашистов, спасает старинные города, освобождает пленных. Только «освобождение» это было зачастую страшным.

«В 1944 году я попал в фашистский плен на территории Польши. Немцы тогда формировали рабочие легионы по национальным признакам. Я — балкарец, попал в Северо-Кавказский рабочий батальон. Сюда же вошли адыгейцы, черкесы, кабардинцы, ингуши. Работали в лесу, заготавливали столбы, делали заграждения.

Русские войска уже освобождали Польшу. 18 января они натолкнулись на нашу часть. Красноармейцы нас обыскали, построили в колонну по 8 человек. Сопровождавших нас немцев тут же расстреляли. А нас под охраной отправили дальше. Но пройти мы успели немного. Неподалёку остановилась танковая колонна. Старший охранник подошёл к нам и приказал построиться отдельно по национальностям. Не успели мы это сделать, как в нас начали стрелять из установленных на танках пулемётов. Со всех сторон послышались стоны раненых. Живые молились. Через несколько минут стрельбу прекратили. Уцелевшим приказали подняться. А когда мы поднялись, в нас опять начали стрелять. И так три раза. Потом, чтобы добить раненых, по лежащим на земле телам пустили танк. К вечеру до города Радомска дошли немногие…»