Неизвестные лики войны - Казаринов Олег Игоревич. Страница 3

Давным-давно Жозеф де Местр писал в своих «Санкт-Петербургских вечерах»: «Война является божественной сама по себе, так как она является законом мира. Война божественна в той таинственной славе, которая её окружает…» И Иммануил Кант рассматривал войну как «естественное состояние».

Философ эпохи Возрождения Себастьян Франк считал, что «если бы война и смерть не приходили нам на помощь», то «пришлось бы умирать, как бродягам». Тогда же Ульрих фон Гуттен утверждал, что «война необходима для того, чтобы юношество выбывало и население уменьшалось».

Американский контр-адмирал Люс заявлял в конце XIX века, что война «стимулирует творческую деятельность народа и является величайшим средством человеческого прогресса». Ему вторил немецкий социал-антрополог Аммон: «Война является благодеянием для человечества, так как она представляет собой единственное средство для соизмерения сил наций друг с другом и награждает победой более предприимчивых». (Приблизительно в таком же духе распространялся Муссолини. Летом 1940 года в своей речи, произнесённой с балкона Венецианского дворца, он заявил, что война есть «борьба плодовитых и молодых народов против народов неплодовитых и осуждённых на гибель».)

Некоторые рассматривают людские потери во время войны как эффективный способ борьбы с «перенаселением». Например, социолог Бутуль считает, что война «восстанавливает нарушенное равновесие». Согласно его теории, война есть средство поглощать излишки людей, которые беспрестанно дают чрезмерно плодовитые народы.

Странное рассуждение некоторых социологов и политиков, с одной стороны, запрещающих аборты и ратующих за демографический подъём, а с другой — готовых бороться с «перенаселением» при помощи оружия массового поражения.

«Поскольку, — пишет Бутуль, — все общественные формации в истории человечества были отмечены войнами, приходится констатировать, что война выполняет определённую функцию, что она является своего рода социальным институтом. Функция войны заключается, очевидно, в уничтожении излишков накопившегося человеческого капитала…»

А я смотрю на карту нашей планеты, где даже крупнейшие города выглядят не крупнее булавочной головки, сравниваю их с бескрайними просторами американских прерий, лесов Сибири, Канады и Амазонии, пустынями Китая, Средней Азии, Австралии и Африки и никак не могу понять, о каком перенаселении идёт речь?

Сразу после Второй мировой, в 1949 году, когда, казалось бы, ещё не был снят траур по погибшим, когда мир лежал в руинах, французский генерал Шассен сокрушался, что войны не в состоянии приостановить рост населения: «Население земного шара не перестаёт увеличиваться в весьма тревожных пропорциях, и война была до сего времени плохим средством уничтожения людей». В качестве примера Шассен приводит следующее: «Если бы русские могли потерять в молниеносной войне, которую мы сейчас рассматриваем, 30 млн. человек, то у них осталось бы ещё 150 млн. человек, и через десяток лет они восстановили бы свой прежний уровень численности населения». Русские, кстати, и потеряли 30 млн., о чём французский генерал не мог тогда знать. (Он мог об этом только мечтать.) Потери Советского Союза оказались столь страшными, что держались в строжайшем секрете. Это было правильно. Иначе, зная об истинном положении вещей, «ястребы» с лёгким сердцем приписали бы к «запланированным» жертвам ещё нолик. Помнится, Мао Дзэдун приблизительно в те же годы говорил: «Если во время войны погибнет 300 или даже 500 миллионов человек, то в этом нет ничего страшного».

Что хотите со мной делайте, но я не могу назвать таких людей нормальными!

Мало того. Шассен мыслил стратегически. Разглядывая из иллюминатора «Дугласа» горы дымящегося мусора, оставшегося от Европы, он мечтал о том, что «было бы крайне интересно найти военный способ, который уничтожал бы население, не трогая зданий…»

А это уже предтеча нейтронной бомбы. Если уж войны неизбежны, то пусть гибнут люди, а накопленное веками добро остаётся невредимым. И достаётся победителю. Очень чистое, высокоморальное оружие — мечта каннибалов.

Гуманное оружие… Парадоксальное словосочетание, ведь в переводе с латыни — «гуманное» означает человечное. Вероятно, оно заключается в том, что у человека остаются целыми руки и ноги, а гибнет он изнутри, разлагаясь заживо.

«Быстрые нейтроны без труда проникают через броню и стальные каски, одежду и кирпичные стены — так же, как частички пыли проходят через садовую ограду. Их воздействие на человека можно сравнить с миллиардами маленьких инъекций очень сильной кислоты. Человек просто превращается в жижу. Сначала вы ничего не почувствуете. Первый эффект наступит через минуты, часы или даже дни, в зависимости от полученной дозы. Вы будете чувствовать слабость, головокружение, вам будет трудно дышать, исчезнет аппетит, начнут выпадать волосы и зубы. Потом наступит краткий период некоторого облегчения, а затем — агония. Кровавая рвота, потеря сознания, смерть…»

Смерть — общечеловеческая тайна, о которой обычно говорят с почтительным благоговением, вполголоса, из уважения к ушедшим от нас. Но война обесценивает смерть. Люди на войне в каком-то массовом сатанизме почитают за честь быть служителями смерти, её жрецами.

Иначе откуда все эти «рвы смерти», «лагеря смерти», «поезда смерти», «батальоны смерти»? С их помощью решаются очередные «проблемы» перераспределения, переселения, перенаселения…

Любой желающий ознакомиться с результатами подобной деятельности и пересчитать убитых, утонувших, искалеченных и отравленных в бесконечных войнах может прочесть «Историю военных потерь» Б.Ц. Урланиса. Страшная книга. Цифры, таблицы, графики учёта трупов.

Почему история ничему не учит людей, почему они так жаждут новых войн и новых жертв?

Как говорил старый князь Болконский в романе Л.Н. Толстого «Война и мир»: «Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет».

Кстати, о Льве Николаевиче.

Как известно, он был артиллерийским поручиком, в Крымскую войну сражался под Севастополем, а во время осады Силистрии состоял офицером для особых поручений при начальнике артиллерийских войск Южной группы генерале Сержпутовском и наблюдал за действиями ракетной команды. Он войну знал не понаслышке и никогда не стеснялся в её описании: «…вы увидите войну не в правильном, красивом, блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знамёнами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем её выражении — в крови, в страданиях, в смерти…»

Описывал он и то ожесточение, которое охватывает человека на войне.

«Да, да, — рассеянно сказал князь Андрей. — Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, — начал он опять, — я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите. (…)

Не брать пленных, — продолжал князь Андрей. — Это одно изменило бы всю войну и сделало бы её менее жестокой. А то мы играли в войну — вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность — вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого телёнка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого телёнка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентёрстве, щадить несчастных и так далее. Всё вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентёрство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже того — убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошёл до этого так, как я, теми же страданиями… (…)

Ежели не было бы великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит только идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведёт Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьёзно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война — это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почётное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны — убийство, орудия войны — шпионство, измена и поощрение её, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия — отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на это — это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много людей (которых число ещё прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как Бог оттуда смотрит и слушает их!»