Неизвестные лики войны - Казаринов Олег Игоревич. Страница 52

Скорей всего, господин де Ваал выразился довольно мягко и дипломатично. О таком «сексуальном принуждении» можно судить на примере его жертвы, Абук Мару Кир, жительницы деревни Ньямлелл в Южном Судане. «Оставив после себя 80 трупов, солдаты согнали уцелевших жителей в колонну. Затем Абук с ужасом услышала крики своей сестры и других женщин, которых тащили в кусты. Вскоре взяли и её. После того как её изнасиловал третий человек, Абук потеряла сознание».

Чернокожих женщин и девушек правительственные солдаты превращали в наложниц. Любой ребёнок, рождённый от такого «брака», считался арабом. Одна 17-летняя нубийская девушка, бежавшая из рабства, рассказывала следователю из «Прав Африки», что её насиловали сто ночей (!) подряд.

Безжалостно обращались с женщинами в Кувейте и иракцы во время войны в Персидском заливе в 1990 году. По оценкам, здесь было изнасиловано более пяти тысяч женщин. Большинство жертв затем были выгнаны своими мужьями из дома.

Документально подтверждено, что наёмники с Ближнего Востока и Афганистана насиловали в Чечне женщин, так как местное население было для них чужим.

Солдаты насиловали не только стихийно, утоляя свою свирепость. В XX веке к изнасилованиям стали прибегать как к средству террора мирного населения.

Страшный след оставили после себя войска генерала Чан Кайши в 1927 году в Шанхае. Они получили приказ не только расправиться с бойцами коммунистической армии, но и изнасиловать и убить их женщин.

Французский обвинитель предъявил в Нюрнберге материалы о массовых изнасилованиях, которые применялись в качестве возмездия за операции французского Сопротивления. Это доказывает, что в некоторых случаях изнасилование применялось для достижения военно-политических целей.

И на Восточном фронте в годы Второй мировой войны «немецкие войска систематически осуществляли массовые казни мирных жителей, женщин насиловали, а их обнажённые изувеченные тела выставлялись на обозрение уцелевших горожан». Для устрашения.

При подходе к Сталинграду германские самолёты вместе с бомбами засыпали город листовками: «Сталинградские дамочки, готовьте ваши ямочки!»

В конце войны советские войска получили возможность обрушить на Германию свою ненависть.

Как писал Виктор Суворов в своём нашумевшем «Ледоколе»:

«Пьёт батальон горькую водку перед вступлением в бой. Хорошие новости: разрешили брать трофеи, грабить разрешили. Кричит комиссар. Охрип. Илью Эренбурга цитирует: сломим гордость надменного германского народа!

Смеются чёрные бушлаты: это каким же образом гордость ломать будем, поголовным изнасилованием?

Всего этого не было? (…)

Нет, это было! Правда, не в сорок первом году — в сорок пятом. Разрешили тогда советскому солдату грабить, назвав это термином „брать трофеи“. И „гордость немецкую ломать“ приказали…»

Я знаю, что многие относятся к книгам В. Суворова с изрядной долей скептицизма, и поэтому не злоупотребляю его цитированием. Но имеются многочисленные свидетельства нападения советских солдат в 1945 году на женщин в районах Восточной Германии, и прежде всего в Берлине, ставшем «городом женщин».

Фашистам можно и не верить. А вот очевидцам из числа освободителей не верить трудно.

«…У штаба свои заботы, бой продолжается. Но город разлагает солдат: трофеи, женщины, попойки.

Нам рассказывают, что командир дивизии полковник Смирнов собственноручно расстрелял одного лейтенанта, который из своих солдат образовал очередь к одной немке, лежавшей в подворотне…» (Описание ситуации в Алленштайне (Восточная Пруссия) после вступления Советской Армии в конце января 1945 г., сделанное Львом Копелевым.)

Что бы там ни говорили, а женская часть фашистской Германии в полной мере примерила на себя участь завоёванной нации.

Другой ветеран, прошедший войну от Курской дуги до Берлина, признаёт: «…Под обстрелом, в атаках у меня и мысли об этом не было. (…) А в Германии наш брат не церемонился. Кстати, немки и не сопротивлялись вовсе».

Череповецкий историк Валерий Вепринский отмечал:

«Когда наши войска вступили на территорию Германии, первое время командование негласно позволяло солдатам „утолять сексуальный голод“ — победителей не судят. Один знакомый признался мне, что он с другом проходил через пустую немецкую деревню, зашёл в дом — взять что-нибудь ценное из вещей и, обнаружив там старуху, изнасиловал её. Но вскоре вышел приказ о мародёрстве. „Мирное немецкое население не является нашим врагом“, — вело разъяснительную работу командование. И некий череповчанин, освободитель Европы от коричневой чумы, загремел в „Магадан, второй Сочи“ после того, как немецкая фрау сообщила в комендатуру о насилии…»

После приказа о мародёрстве осмелевшие немки стали приходить с заявлениями об изнасилованиях. Много было этих заявлений.

Это вело к новым трагедиям. Даже в мирное время факт изнасилования доказать непросто: опросы, экспертизы, свидетельства. А уж о чём можно говорить во время войны!

Возможно, многие из мести наводили напраслину на наших солдат.

Но лично для меня правдивее всего выглядят дневники немецких девушек, измученных страхом и уже далёких от всякой идеологии и пропаганды.

Дневниковые записи 17-летней жительницы Берлина Лили Г. о взятии Берлина с 15.04. по 10.05.1945 г.

«28.04. В наш дом попал уже четвёртый снаряд.

29.04. В наш дом уже около 20 попаданий. Готовить еду очень трудно из-за постоянной опасности для жизни, если выходить из подвала.

30.04. При попадании бомбы я была с фрау Берендт наверху на лестнице в подвале. Русские уже здесь. Они совершенно пьяные. Ночью насилуют. Меня нет, маму да. Некоторых по 5–20 раз.

1.05. Русские приходят и уходят. Все часы пропали. Лошади лежат во дворе на наших постелях. Подвал обвалился. Мы прячемся на Штубенраухштрассе, 33.

2.05. Первую ночь тихо. После ада мы оказались на небе. Плакали, когда нашли цветущую сирень во дворе. Все радиоприёмники подлежат сдаче.

3.05. Всё ещё на Штубенраухштрассе. Мне нельзя подходить к окнам, чтобы меня не увидели русские! Кругом, говорят, изнасилования.

4.05. Никаких вестей от отца на Дерффлингерштрассе.

5.05. Назад на Кайзераллее. Беспорядок!

6.05. В наш дом 21 попадание. Целый день наводили порядок и упаковывались. Ночью буря. От страха, что придут русские, я залезла под кровать. Но дом так дрожал от пробоин».

Но страшнее всего представляется участь женщин в гражданских войнах. В борьбе с внешним врагом соблюдается хоть какая-то ясность: там — чужие, им в руки лучше не попадаться, здесь — свои, которые защитят, не обидят. В условиях гражданской войны женщина, как правило, становится добычей обеих сторон.

В 1917 году большевики, опьянённые свободой, превратно истолковав её, явно перегнули палку со своими проектами национализации (или «социализации») женщин.

Вот документ, составленный 25 июня 1919 года в г. Екатеринодаре, после вступления в него белогвардейских частей.

«В г. Екатеринодаре большевики весною 1918 года издали декрет, напечатанный в „Известиях Совета“ и расклеенный на столбах, согласно коему девицы в возрасте от 16 до 25 лет подлежали „социализации“, причём желающим воспользоваться этим декретом надлежало обращаться в надлежащие революционные учреждения. Инициатором этой „социализации“ был комиссар по внутренним делам — Бронштейн. Он же выдавал и „мандаты“ на эту „социализацию“. Такие же мандаты выдавал подчинённый ему начальник большевистского конного отряда Кобзырев, главнокомандующий Иващев, а равно и другие советские власти, причём на мандатах ставилась печать штаба „революционных войск Северо-Кавказской Советской республики“. Мандаты выдавались как на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц, — например, на имя Карасеева, коменданта дворца, в коем проживал Бронштейн: по этому мандату предоставлялось право „социализации“ 10 девиц. Образец мандата: