Долг чести - Клэнси Том. Страница 43

— Что ты имеешь в виду? — спросил Кук, считая это продолжением светского разговора.

— Мы слышали, что вы ускорили демонтаж межконтинентальных баллистических ракет, — добавил японец и сделал глоток вина.

— У тебя отличные источники информации, — заметил Кук с нескрываемым удивлением. — Вообще-то мы предпочитаем не касаться этой темы.

— Несомненно, об этом не следует вести разговоры, но разве это не замечательно? — Он поднял свой бокал в дружеском тосте. Довольный американец ответил ему тем же.

— Да, конечно, такое событие весьма знаменательно, — согласился чиновник Госдепартамента. — Ты ведь знаешь, американская дипломатия стремилась много лет, с конца сороковых годов — если мне не изменяет память, ещё со времён Бернарда Баруха [5], — добиться уничтожения оружия массового поражения, представляющего такую опасность для человечества. Как тебе хорошо известно…

К удивлению Кука, японец прервал его.

— Мне это понятно куда лучше, чем может тебе показаться, Кристофер. Мой дед жил в Нагасаки, работал механиком на военно-морской базе, находившейся там в то время. Он уцелел при взрыве атомной бомбы, а вот его жена — моя бабушка — погибла, о чём я очень сожалею. При последовавшем пожаре он сильно пострадал — я до сих пор помню следы ужасных ожогов на его теле. Боюсь, что пережитое тяжело сказалось на нём, и вскоре он умер. — Печальный рассказ звучал очень убедительно, в особенности потому, что был выдуман от начала до конца.

— Мне очень жаль, Сейджи. Я ничего об этом не знал, — сказал Кук, сочувствуя другу в его несчастье. В конце концов, главная цель дипломатии заключается в том, чтобы не допустить войны или, если она всё-таки начнётся, положить ей конец с минимальными потерями для обеих сторон.

— Теперь ты понимаешь, почему я проявляю такой интерес к окончательному избавлению от этого ужасного оружия, — заметил Нагумо, подливая гостю вино. Это было великолепное столовое шабли, превосходно сочетавшееся с главным блюдом.

— Ну что ж, твоя информация соответствует действительности. Мне неизвестны детали, но кое-что я услышал в столовой за ланчем, — добавил Кук, давая понять своему другу, что обедает на седьмом этаже здания Государственного департамента, а не в общедоступном кафетерии.

— Должен признаться, что мой интерес носит чисто личный характер. День, когда будет уничтожена последняя ракета, станет для меня торжественным праздником. Я вознесу молитвы духу дедушки и дам понять, что его смерть не была напрасной. Ты не знаешь, когда наступит этот знаменательный день, Кристофер?

— Точная дата мне неизвестна, нет. Её хранят в тайне.

— Но почему? — удивился Нагумо. — Не понимаю.

— Думаю, президент собирается превратить этот день во всеобщее торжество. Роджер любит время от времени ошеломить средства массовой информации, особенно теперь, когда выборы не за горами.

— А-а, понятно, — кивнул Сейджи. — Значит, это не составляет государственной тайны, угрожающей национальной безопасности? — небрежно спросил он.

Кук задумался, прежде чем ответить.

— Нет, пожалуй. Просто мы будем чувствовать себя более уверенно, зато сам процесс протекает… в благожелательной атмосфере, скажем так.

— В таком случае могу я обратиться к тебе с просьбой?

— Ив чем она состоит? — спросил Кук, чувствуя умиротворение от вина, приятной компании и того обстоятельства, что уже в течение нескольких месяцев снабжал японца информацией относительно позиции США в торговых переговорах между их странами.

— Ты оказал бы лично мне большую услугу, если бы узнал точную дату уничтожения последней ракеты. Дело в том, — объяснил Нагумо, — что мне требуется время для подготовки к этой весьма важной церемонии.

Кук едва не произнёс: Сейджи, извини, но это, строго говоря, всё-таки затрагивает проблему национальной безопасности и я не давал согласия на разглашение подобной информации. Колебания, отразившиеся на его обычно непроницаемом лице, и эмоции, вызвавшие их, нарушили самообладание дипломата. Он попытался собраться с мыслями. Действительно, вот уже три с половиной года он говорит с Нагумо о проблемах, возникающих в торговых отношениях между их странами, иногда получает от него полезные сведения, что помогло ему подняться до ранга помощника заместителя госсекретаря, а временами сам снабжает японца информацией, потому что… почему? Да потому, что ему наскучила однообразная работа в Госдепартаменте с невысоким жалованьем федерального чиновника, а однажды бывший сослуживец дал ему понять, что с его опытом, накопленным за пятнадцать лет службы, он вполне может уйти и стать консультантом или лоббистом, защищающим интересы какой-нибудь частной корпорации. Ведь действительно, чёрт возьми, неужели кто-то думает, что он наносит ущерб своей стране? Нет, конечно, это всего лишь бизнес.

Разумеется, это не шпионаж, уверил себя Кук, верно? Ракеты никогда не были нацелены на Японию. Более того, если верить газетам, они вообще не нацелены никуда, разве что на середину Атлантического океана, и последствия их уничтожения никак не повлияют на международную обстановку. Никто не пострадает от этого. Впрочем, никому это не приносит и пользы, разве что уменьшит дефицит бюджета, да и то крайне незначительно. Таким образом, проблема национальной безопасности никак не затрагивается. Ведь так? Конечно. Следовательно, он может передать эту информацию и не нанесёт ущерба своей стране.

— Хорошо, Сейджи, ради такого случая я попытаюсь узнать для тебя, когда наступит этот день.

— Спасибо, Кристофер. — На лице Нагумо появилась улыбка. — Мои предки будут тебе благодарны. Это будет великим днём для всего мира, мой друг, и он заслуживает того, чтобы его отметить должным образом. — В некоторых спортивных играх это называется «проводкой», завершаемой успешным ударом. В шпионаже не существует подобного термина.

— Знаешь, мне тоже так кажется, — согласился Кук, немного подумав. Ему и в голову не пришло удивиться тому, насколько простым окажется первый шаг за прочерченную им же невидимую линию.

— Это большая честь для меня. — Ямата склонил голову в подчёркнутом смирении. — Счастлив тот человек, у которого столько мудрых и преданных друзей.

— Это вы оказали нам такую честь, приняв нас, — вежливо отозвался один из банкиров.

— Разве мы не коллеги? Разве не служим одинаково преданно своей стране, своему народу, своей культуре? Вот вы, Ичики-сан, какие прекрасные храмы древности вы восстановили! — Ямата провёл рукой над полированной поверхностью низкого стола. — Мы все слуги нации и ничего не просим взамен, кроме возможности служить своей стране, приложить усилия, чтобы снова сделать её великой. И добиваемся успеха в этом благородном деле, — добавил он. — Итак, могу ли я оказаться полезным для моих друзей? — На лице промышленника появилось смиренное выражение. Ямата ждал, когда к нему обратятся с просьбой, о содержании которой он уже знал. Его единомышленники, сидящие напротив, за этим же столом, среди девятнадцати гостей, даже не подозревавших об этом, были, так же как и он, мастерами закулисных комбинаций. И всё-таки в комнате ощущалось напряжение, атмосфера была настолько насыщена ожиданием, что его дух ощущали все, словно дух иноплеменника.

Взгляды присутствующих то и дело незаметно устремлялись в сторону Мацуды. Многие действительно думали, что известие о его финансовых затруднениях застанет врасплох Ямату, несмотря на то что просьба об этой встрече не могла не возбудить его любопытства и не пустить в дело огромную сеть агентуры, собирающей сведения обо всём, что представляло интерес. Глава одного из самых крупных в мире концернов заговорил спокойным, полным достоинства, хотя и печальным голосом. Он не спеша объяснил, что условия, которые привели к временным финансовым затруднениям, вызваны отнюдь не ошибками руководства его корпорации, начавшей с судостроения, затем занявшейся строительными работами и бытовой электроникой. В середине восьмидесятых, когда корпорация принесла своим акционерам прибыли, о которых они не могли даже мечтать, он занял пост председателя совета директоров. Мацуда-сан подробно излагал историю своей корпорации, и Ямата не проявлял ни малейшего нетерпения. В конце концов, будет лучше всего, если присутствующие услышат от самого Мацуды рассказ об успехах его корпорации, потому что, познакомившись с её взлётом, похожим на расцвет их компаний, они испытают страх, связанный с вероятностью собственного разорения. Если этот кретин пожелал стать крупным собственником в Голливуде и выбросил на ветер колоссальные деньги, заплатив за восемьдесят акров на Мелроуз-булвар и клочок бумаги, гласящий, что он имеет право снимать кинофильмы, — ну что ж, разве это не его личное дело?