Красная сирена - Дантек Морис. Страница 35

Хьюго спросил на ломаном испанском:

– Вы знать, где маленькая девочка? Моя дочь? Тот помолчал мгновение, оценивая странного пришельца со стоящими дыбом волосами.

– Из какого вы номера? – спросил он наконец, стараясь не смотреть на голову Хьюго.

– Из двадцать девятого. Номер двадцать де­вять. Моя дочь – блондинка… э-э… нет… брюнетка… На ней спортивные черные брюки… и… темно-крас­ная… куртка…

– Да, да, господин Цукор (портье сверился с за­писями)… Сегодня утром она уехала из гостиницы… Она спрашивала, какой здесь ближайший город…

Хьюго лихорадочно соображал.

– Она не оставила сообщения для меня?

– Э-э… нет, сеньор, только попросила передать вам эту открытку…

Портье протянул ему плотный белый конверт: внутри лежала открытка. На конверте было всего

два слова: Бертольду Цукору. Хьюго кинул на мо­лодого человека злобный взгляд – как все медлен­но! – и вскрыл конверт.

Открытка, купленная в гостинице с видом Парадора.

Он перевернул открытку. Несколько слов на голландском, написанных твердой рукой:

«Дорогой мой „Бертолъд“!

Мне кажется, вы сделали для меня все, что можно было сделать.

Но вы ни при чем в этой истории. Так что не стоит подвергать вас рискуаопасность очень велика в той истории, куда я втянула вас совер­шенно случайно.

Не сердитесь на меня. Разрешите мне самой найти отца в Португалии. Теперь я уже близко».

Ниже, менее четким почерком, было добавлено не­сколько слов по-французски:

«Спасибо за все, что вы сделали. Не пытайтесь меня найти, пожалуй­ста!»

Хьюго поразила взрослость тона этого посла­ния. И еще одно, главное: он ни разу не говорил де­вочке о своем происхождении. У него не было ак­цента – отец очень рано стал учить его языку. Так как же, черт побери, Алиса догадалась, что он француз?

Он сунул открытку в карман.

– Где ближайший город?

– В трех километрах по направлению к Торкемаде…

Хьюго вынул кредитку.

– За одну ночь…

– Портье взял у него карточку, а Хьюго поднял глаза на настенные часы за барной стойкой. Без десяти одиннадцать.

– Э-э… Когда моя дочь уехать?

– Э-э… рано утром, мсье… около трех часов на­зад…

Администратор использовал кредитку и вер­нулся к Хьюго с чеком, тот подписал.

– У вас есть автовокзал?

– Да, мсье.

– Есть рейсы на Португалию?

– В Португалию? Да, конечно, есть маршрут до Гуарды, это на границе… Пересадка в Саламанке…

– Спасибо…

Хьюго уже бежал к выходу, уронив копию сче­та на залитые солнцем ступени.

Естественно, ни на автовокзале, ни вокруг него ни одной темноволосой девочки, похожей на Алису, не было. Дежурный сообщил Хьюго, что утренний автобус на Саламанку выехал в девять. Черт по­бери…

– Вы видеть маленькая девочка… брюнетка… моя дочь… лет двенадцать… в красной куртке… э-э, в автобусе на Саламанку?

Мужчина взглянул на Хьюго, который репети­ровал эту фразу всю дорогу до станции.

– Да, – наконец произнес он осторожно. – Она купила билет… Девочка говорила с акцентом и…

Хьюго, не дослушав, выскочил на тротуар. Мо­тор взревел, и машина на скорости сто семьдесят километров в час помчалась по левой полосе в сто­рону Саламанки. Он не пощадил ни одного из води­телей, имевших несчастье по воле рока оказаться на одной с ним дороге, – каждого бедолагу он сле­пил дальним светом.

Чтобы побороть сон – ночь оказалась слишком короткой, а пробуждение – ураганным, – Хьюго, не запивая, сожрал таблетку дезоксина.

Он едал завтраки и повкуснее.

Путь до Вальядолида по дороге № 501 был трудным и ужасно долгим – приходилось то и дело сбавлять скорость, стоять на светофорах. Всю ос­тавшуюся жизнь он будет вспоминать этот город как картину в пластиковой рамке зеркала бокового вида.

Дорога на Саламанку оказалась обычным дву­полосным шоссе, проложенным через плоскую су­хую равнину с чахлыми иссушенными солнцем де­ревьями. Все было забито грузовиками, автобусами с немецкими туристами и японскими мини-вэнами.

Даже исполнив немыслимо опасные номера между машинами, Хьюго приехал в Саламанку только в половине первого.

Автовокзал находился на въезде в город – на него указывала покрытая желтой пылью металли­ческая табличка, забитая прямо в выщербленный асфальт.

Хьюго зашел в первое кафе, но Алисы там не оказалось. Он заказал у стойки кока-колу со льдом и спросил у красивой барменши, брюнетки лет двадцати, где можно узнать расписание автобусов. Не желая терять время на еду, он проглотил вто­рую таблетку дезоксина, запив ее колой. Лучшее средство для похудания – принимаешь, есть не хо­чешь и худеешь до полного истощения.

Хьюго осушил стакан в три приема, изучая расписание, которое дала ему, обольстительно улыбнувшись, красавица брюнетка в черном пла­тье. При иных обстоятельствах он бы, скорее всего, не устоял.

Алиса приехала сюда без четверти одиннад­цать. Минут за пятнадцать до отправления автобу­са на Гуарду, который ушел ровно полтора часа на­зад…

Полтора часа. Она опережала его на целых сто километров!

Вот дерьмо…

Хьюго заплатил за выпитое двойную цену и пу­лей вылетел из бара, не удержавшись от короткого прощального взгляда на смуглую красавицу-ди­карку.

Сто чертовых километров, даже сто трид­цать, – значит, автобус уже подъезжает к Гуарде, а он только-только выбирается из Саламанки. Хьюго констатировал это печальное обстоятельст­во, изучив карту, расстеленную на пассажирском кресле.

Ему показалось, что прошли века, пока он доб­рался до границы.

14

Солнце стояло высоко в небе, прожигая пляж ос­лепляющими лучами. Стоял апрель, но песок уже прогрелся. Вечный прибой здесь, на диком побере­жье юга Марокко, звучал как военные барабаны. Ева Кристенсен наслаждалась ощущением вклю­ченности в этот ритм. Естественный загар горно­лыжного курорта Куршевель забронзовел под африканским солнцем. Все ее стройное сильное тело напитывалось энергией, словно каждая пора пре­вратилась в фотоулавливающий элемент. На этом пустынном диком берегу шум волн звучал воисти­ну по-вагнеровски – ничего общего с тем баналь­ным «шлеп-шлеп», которое порой различаешь в Сен-Тропе или в Марбелле среди шипения радиоприемников и воплей дебильных юнцов.

В этом месте все ее природные данные дости­гали полного расцвета, сила и ум приобретали бес­конечную мощь. Она была дочерью элементов, солнечной весталкой и сиреной, ее астральное предназначение наконец-то раскрывалось в истинном свете благодаря дому Марса, который так блистательно сходится со знаком Льва… Ничто не сможет ее остановить, она во всех отношениях ис­ключительное существо. Первая женщина в мире, достигшая таких высот.

Она снова подумала о крови и задрожала, губы ее раскрылись в пароксизме желания. Теплая кровь Суньи была чистого, яркого, красного цвета, Ева вспомнила, что уловила тогда особый аромат. Она становится настоящим специалистом – мо­жет, как какой-нибудь супервинодел, определять происхождение и год изготовления… Ее смех раз­несся далеко по пустынному пляжу…

Но главное в другом – кровь Суньи была абсо­лютно здоровой. Благодарение Богу – Ева застав­ляла ее все время сдавать анализы, объясняя, что не хочет подвергать опасности Алису, и только по­том позволила себе то маленькое безумство…

И все-таки она не должна была уступать беско­нечным просьбам Вильхейма. Он мужчина. И не умеет себя контролировать. Он так же зависит от ЭТОГО, как Тревис от тяжелых наркотиков. Бед­ный маленький янки, он тоже оказался непригоден для Великого Проекта.

Видеокассета с Суньей могла бы стать очень опасной для всего их дела, если бы полиция имела хоть малейший шанс найти ее тело. Она стала пер­вой жертвой, которую можно было напрямую свя­зать с Кристенсенами. Чудовищная ошибка, чуть было не перечеркнувшая годы терпеливых усилий. Ах, Вильхейм, ты всего лишь тупой невежествен­ный кретин…