Красная сирена - Дантек Морис. Страница 45
– О чем вы? Кто-то… Но кто?
– Все было спланировано, причем профессионалами. Это вам не буйные наркоманы… Вы заметили – немного травки, чуточку кокаина… Только чтобы взбодриться… никаких шприцев… сожженных ложек и прочей наркоманской херни… И еще одна деталь…
– Да?
– Даже худший скряга на свете не смог бы долго сопротивляться таким пыткам… Но они ведь не остановились и после того, как…
– Еще бы – они же хотели оттянуться после «работы»!
– Вы правы, есть и другой вариант: сначала тайник, потом – главное задание: узнать, где скрывается Тревис.
– Но почему им было не начать с главного? Раз уж они за этим приехали?
– Не знаю… Чтобы сжечь все мосты. Скажите, а вы ничего особенного не заметили в комнатах? Ну, там, вещи не на месте, мебель сдвинута…
– Мне не хватило времени, чтобы все осмотреть… Ладно, хотите туда вернуться?
– Да, конечно, если вы не против.
– Не беспокойтесь, инспектор Ла Паз – мой старый приятель. Он даст нам взглянуть.
– Спасибо, – просто ответила Анита и пошла следом за Оливейрой в дом.
16
Примерно в ста пятидесяти километрах к югу шоссе № 630 пересекалось с 5-м по направлению к Бадахосу. Отсюда до Фару можно было ехать двумя путями. Сразу свернуть на Бадахос, до Эворы и потом к Алгарве. Или же продолжать дальше рулить по 630-й до Севильи, потом свернуть на А49 в направлении Вила-Реал-ди-Санту-Антонью, а от границы уже ехать прямо на запад до самого Фару.
Он остановился на обочине и снова убрал пистолет в тайник. Десять секунд на размышление. Надо все хорошо взвесить.
Он повернул направо. К Бадахосу и Эворе.
В первый раз после перестрелки Хьюго задумался о последствиях. Теперь у него на хвосте висят не только полицейские. Наверняка те двое и их дружки с удовольствием поболтали бы с ним…
Хьюго мысленно вернулся к матери Алисы и внезапно осознал, как мало знает об этой женщине, он даже не видел ни одной ее фотографии. Портрет, нарисованный его воображением, выглядел противоречивым, ведь крупицы сведений, которые дала ему девочка, были противоричивы и смутны. Сны, в которых ее мать возглавляла какую-то международную банду. И одновременно твердой рукой управляла своими предприятиями по всему миру.
Недоезжая до Бадахоса он почувствовал жуткий голод. Ему совершенно необходимо что-нибудь съесть. Амфетамин перестал действовать. Нужно воспользоваться моментом, остановиться, заправить машину и продолжить путешествие после ужина и крепкого кофе, это поможет бороться со сном.
У въезда в городок он заметил придорожный ресторан, остановился на площадке у обочины и разве что не зарычал от удовольствия, потянувшись и разминая мышцы, затекшие от порошков и долгого сидения за рулем.
Когда он выключал мотор, часы на щитке показывали немногим больше половины десятого вечера. За едой Хьюго не произнес ни слова. Алиса тоже молчала. Он жадно поглощал острые блюда, запивая их терпким вином. Она ела мало, не привыкшая к слишком жирной пище.
Он заказал кофе. Закурил. Потом встретился взглядом с ослепительной голубизной глаз Алисы и сказал:
– Ладно… теперь расскажи мне все, с самого начала.
Алиса смотрела на него снизу вверх. Казалось, она судорожно соображает, как поступить.
– Я тебя слушаю, – повторил Хьюго. – Рассказывай. Твоя мама. Твой отец. Все эти вооруженные люди… Я должен знать все.
Алиса с трудом сглотнула – она поняла намек.
– Что вы хотите знать?
– Прежде всего – о твоей маме. Чем именно она занимается? Почему ты утверждаешь, что она убивает людей? Я имею в виду не сны и не разговоры, подслушанные под дверью, мне нужны конкретные факты…
Он отхлебнул кофе, затянулся сигаретой, ни на мгновенье не спуская глаз с Алисы.
– Это сложно… После снов и обрывков разговоров, про которые я вам рассказывала, кое-что случилось… Но я, наверное, не имею права говорить об этом.
Хьюго молча смотрел на девочку.
– На прошлой неделе я нашла дома кассету… И убежала, взяв ее с собой. Я пошла в полицию, и меня там допрашивали. Потом полицейские пошли к нам домой, но оказалось, что родители уехали. Они все увезли… Первым делом, конечно, из комнаты с кассетами. В полиции меня оставить не могли, и я поняла, что мама захочет меня вернуть, и убежала в том магазине, где убили полицейского. Потом…
Что случилось потом, он знал. Ладно…
– А что было на кассете?
Алиса опустила глаза к тарелке с едой, оставшейся нетронутой.
– На кассете была… Сунья Чатарджампа. Хьюго сделал еще глоток кофе.
– Кто это?
– Сунья Чатарджампа. Она была моя учительница.
– Так, понятно… Молчание.
– Они… На кассете они убивали ее, они… о господи, это было так ужасно…
Хьюго замер, не донеся чашку до губ. Не сказал ни слова, сделал еще один глоток.
– На кассете была твоя мама, да? Девочка молча кивнула.
– Понятно.
Он прекрасно понял, о чем шла речь. В конце зимы пошли разговоры о том, что некоторые командиры сербских спецподразделений снимали собственные подвиги в оккупированных мусульманских деревнях. В апреле, когда операция закончилась и Витали приказал Хьюго вернуться во Францию, он застукал Бешира и еще нескольких офицеров боснийской разведки за просмотром восьмимиллиметровой кассеты. Они отобрали ее у арестованного четника – младшего офицера федеральной армии. Хьюго видел этого человека в маленькой комнатке, примыкавшей к помещениям командного поста Колонны, – он был в жалком состоянии. Сочувствие испарилось, как только Вешир рассказал ему о кадрах на кассете. Ни он, ни люди из боснийских спецслужб не захотели показать Тревису пленку, они заявили, что до единственного работающего видеомагнитофона тридцать километров езды. Но Хьюго не сомневался: они пытаются уберечь его от новых ужасов.
– Не засирайте мне мозги, мужики! – сказал он им тогда холодно-уязвленным, тоном. – Я вам не паршивый турист…
В конце концов Бешир сдался, удрученно покачав головой:
– Ну, раз ты так настаиваешь… Разведчики дернулись было, но смолчали. Полчаса Хьюго смотрел записанные на кассете сцены кровавого насилия, больше всего напоминавшие плод фантазии дикого безумца. Двухчасовая кассета – так сказал ему Бешир. Деревни до штурма и после. Что-то вроде маленького репортажа о последнем отпуске. С перерывами на насилие, пытки и резню. Трупы, выставленные напоказ, как охотничьи трофеи.
«Самое страшное, – подумал Хьюго, – звук». Он никогда не сможет забыть эти крики, мольбы и стоны. Но главное, что он запомнит навсегда, – смех.
Через тридцать минут, выключив плейер, холодно бросил сквозь зубы:
– Сделайте так, чтобы мы с этим типом никогда не встретились!
Тронувшись с места, Хьюго принял еще один пакетик взбадривающей отравы. Они проехали несколько километров, потом он взглянул на карту, разложенную на пассажирском сиденье. Бадахос, Элвас, Эстремос, Эвора. Около ста тридцати километров. Полтора-два часа – чуть больше или чуть меньше, в зависимости от состояния местных дорог. Почти половина одиннадцатого.
– Ладно, а какую роль играет во всем этом твой отец? – бросил он через плечо.
Труба Майлза Дэвиса пела, выводя причудливые мелодии, изящные, как арабески…
– Никакую. Я просто хочу его найти. Он сумеет мне помочь… хоть я и не знаю как…
Вздох заглушил конец фразы.
– Я хотел спросить, как он познакомился с твоей мамой, как они расстались… Расскажи в нескольких словах.
Нужно включить в игру ее природные склонности. В зеркало заднего вида он послал ей понимающий взгляд.
Алиса задумалась, потом наклонилась вперед, облокотилась на спинку пассажирского сиденья.
– Ладно, познакомились они в Барселоне, потом жили на юге Португалии в большом доме… Я была совсем маленькой… Потом мы переехали в Барселону, потом мама отослала меня в пансион, в Швейцарию, потом я вернулась, но папа и мама уже собирались разводиться. Мама отправила меня в Амстердам, потом сама туда приехала. В последний раз папа виделся со мной…