Красная сирена - Дантек Морис. Страница 78

Истязать человеческое тело можно воистину бесконечно. В каждом фильме была сцена казни, которой предшествовали длинные сеансы пыток и мучений. Изображение было четким, глубоким, на­сыщенным, с хорошим разрешением. Снимали на­верняка профессионалы. Красивые световые и ды­мовые эффекты. И музыка. Классика, джаз тридцатых и сороковых годов. Словно контрапункт мольбам и животным воплям.

Потрясенная невыносимым зрелищем, Анита начала кое-что понимать.

В «Празднике сумерек», например, палачей-мужчин и женщин – было около дюжины, все в ма­сках, они пили кровь своих жертв, подвешенных за ноги, из великолепных хрустальных бокалов. То же самое делали и две пары в «Горячей и красной, как жизнь».

В «Культе пилы» двое мужчин и одна женщина с лицами, скрытыми кожаными капюшонами, на­силовали и расчленяли заживо четырех девушек-подростков из разных стран Восточной Европы, Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока.

В «Сестрице Полной Луне» группа женщин в красных масках медленно пытала двух подростков восточного типа – индусов или пакистанцев, двух чернокожих женщин и маленькую тощенькую де­вочку-подростка с рыжими волосами.

На лицах окружавших ее людей, помимо ужа­са и отвращения, Анита видела жалость и состра­дание к жертвам.

Несколько пар черных гневных глаз были обра­щены на де Вриса, который стоял опустив голову… Вот в чем было дело. Запретными съемками на­слаждались не только Ева К. и ее новый любовник, они делились своим опытом с другими. Наверняка входной билет стоил недешево. Частный клуб, для самых избранных, где в выходные можно позволить себе предаться дикости в самом чистом виде, снимая ее роскошной аппаратурой, а не вульгарной каме­рой. Наверное, потом эти ленты продавали за боль­шие деньги другим приверженцам «стиля», гото­вым, в свою очередь, вступить в секту избранных. Во всем мире. Организация с четким разграни­чением ответственности и с обществами-прикры­тиями.

Во всем мире, на протяжении многих месяцев, даже лет, мужчины и женщины регулярно преда­вались чудовищным играм и хранили напоминания о своих извращенных развлечениях в укромных уголках личных библиотек. Другие наслаждались ими тайно, в ожидании, когда смогут и сами испы­тать подобное… Да, Ева Кристенсен изобрела куда более мощный наркотик, чем белый порошок, рас­пространяемый мафией.

Наркотик – красный и горячий, как жизнь. Кровь. Насилие. Террор.

Чистая Власть.

Самый безжалостный из наркотиков.

Они довольно быстро пересекли границу Эстремадуры, и в Танганейре Хьюго нашел телефонную кабинку, откуда позвонил в Центральный комисса­риат Фару. Как и было условлено, он представился «инспектором Хьюго из Амстердама» и попытался объясниться по-английски. Если он правильно по­нял дежурного, Аниты в комиссариате не было – она оставила телефон, по которому просила с ней связаться.

Хьюго взглянул на часы. До шести оставалось совсем мало времени.

Он набрал номер и услышал молодой женский голос, напряженный и растерянный: «Каса-Асуль, Добрый день». Он попросил позвать инспектора Аниту Ван Дайк, и ему ответил угрюмый голос по-португальски, – судя по всему, человек интересо­вался целью его звонка.

Хьюго произнес по-английски, как можно чет­че, акцентируя каждый слог:

– Я – инспектор Хьюго из Амстердама, мне нужно с ней поговорить.

Человек с трудом отвечал на ломаном англий­ском:

– Инспектор Ван Дайк уехала в Фару, вы мо­жете найти ее там… теперь уже скоро.

«Вот черт, – подумал Хьюго, – не надо было тянуть».

Переведя дух, он спросил, все так же по слогам:

– Можно ли связаться с ней в машине и попро­сить, чтобы она встретилась со мной в условленном месте?

Долгая пауза, прерываемая треском в трубке. Собеседник Хьюго переваривал информацию.

– Да… Где вы хотите с ней встретиться?

– Скажите, чтобы она доехала до Вила-Нова-ди-Милфонтиш, потом свернула на узкую дорогу, идущую вдоль берега, и остановилась в первой ры­бацкой деревне. У въезда есть бар. Я буду там ждать ее.

Снова пауза, на этот раз еще более долгая.

– Вила-Нова-ди-Милфонтиш… Узкая дорога… первая деревня… хорошо, сеньор.

– Передайте, что это инспектор Хьюго, не за­будете? Пусть едет туда сразу, как только получит мое сообщение, хорошо?

– О'кей, инспектор…

– Бесконечно вам благодарен. Obrigado…

Он повесил трубку в надежде, что его послание быстро дойдет до Аниты.

Нужно было убить еще немного времени, и Хьюго решил ехать дальше на север. Дорога № 120 в направлении Синиша шла через холмы, окайм­ляющие пляжи в этом районе, а потом, у высокого мыса над океаном, сворачивала к востоку.

Внезапно ему в голову пришла мысль.

– Скажи-ка, – обратился он к Алисе, сидевшей на своем привычном месте сзади. – Тебе что-ни­будь говорит фамилия О'Коннелл?

По лицу девочки он понял, что она погрузилась в раздумья.

– Да… Кажется, это фамилия моей бабушки по отцу… Но я ее никогда не видела…

– Бабушки по отцу, мамы твоего отца?

– Да, – вздохнула она.

Хьюго и Пинту понимающе переглянулись.

– Так, теперь скажи мне… Ты уже видела ког­да-нибудь картины вроде тех, что висели в баре, например картины твоего отца?

Девочка медленно кивнула.

Он ненадолго остановился перед мысом, выра­ставшим на горизонте. Потом свернул с шоссе и по­ехал по узенькой песчаной дорожке вдоль моря.

Здесь пляж изгибался дугой, на дальнем конце его ровную поверхность нарушали маленькие при­горки. То тут, то там росли сосны разной высоты. Вдоль дороги беспорядочно рос густой кустарник.

Хьюго посмотрел на небо – вокруг огненного шара, висевшего над горизонтом, появились мазки оранжевых оттенков.

Значит, О'Коннелл – это Тревис. Если немного повезет, они смогут встретиться уже сегодня вече­ром.

Его полупобег-полупогоня подходит к концу. Он и сам не понимал причин, по которым это дикое приключение увело его с севера на юг Европы. Как будто кто-то дал ему непонятный знак из будуще­го. Почему это должно было случиться с таким че­ловеком, как он, балансирующим на волнах хаоса истории? С несостоявшимся писателем, который в один прекрасный день решил: раз он человек, то не может допустить гибели всех своих надежд, по­скольку бред о чистоте рас, однажды уже чуть бы­ло не погубивший Европу, снова расползался по миру.

Возможно, он просто увидел все происходящее в новом свете? Когда по пути в Амстердам он оста­новился у Витали, они долго разговаривали. Вита­ли рассказал ему, что в Германии повсюду, глав­ным образом в больших городах, молодежь объединяется в группы, олицетворяя собой надеж­ду и начало противостояния.

– Если они замечают, что в их районе появи­лись неонацисты, сразу дают им понять, чтобы убирались – побыстрее и подальше… Называют се­бя «Пантеры паники».

«Неплохо», – подумал тогда Хьюго. Ядерное поколение принимает эстафету.

– Ты с ними уже контактировал?

– Да. Отличные ребята. Они абсолютно невос­приимчивы к идеям тоталитаризма, любого толка. Занимаются музыкой, многие превосходно разби­раются в компьютерах…

Хьюго расхохотался:

– Вижу, ты времени не теряешь…

– Ты не хуже меня знаешь, что наш срок отме­рен.

– Точно… Ладно… И ты всерьез надеешься вне­дрить их в какую-то из наших «черных программ»?

– Мы с Ари думаем, что первый узел можно будет создать довольно быстро.

– Где? В какой программе? Прежде всего – в «КиберФронте». «КиберФронтом» называлась операция по взлому и разрушению компьютерных сетей неона­цистов и необольшевиков, расползавшихся по все­му миру, – их следы они находили в США, Латин­ской Америке, России, Европе… Программа должна была затронуть и базы данных, принадлежащих фондам, газетам и группировкам тоталитарного толка, главным образом – в Западной Европе. Хи­щение файлов, рассылка вирусов последнего поко­ления и все прочее. Они думали над этим много ме­сяцев. Хьюго осознал – машина будет запущена, и попросил пару недель отпуска.

«А что происходит там ?» – спросил его тогда Витали. «Ситуация не блестящая, – ответил Хью­го. – В худшем случае нас ждет тотальная война на Балканах, которая охватит весь регион и дестабилизирует ситуацию даже в бывших советских рес­публиках, в России, Украине… О вероятности ядер­ного конфликта ты, сам знаешь. В „лучшем случае“ сербы согласятся с „мирным планом“ наших де­журных Чемберленов, и тогда на побережье Адри­атики появится своя ЮАР с новыми четниками во главе… Нам придется нанести очень сильный удар до лета».