Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта - Коломийцев Игорь Павлович. Страница 95
У антропологов для установления генетического родства имеется только один, но очень жесткий фактор — уникальный антропологический тип. Но и на этом направлении могли возникнуть проблемы. А если эти кочевники вдруг вышли из тысячелетней этнической изоляции, в которой пребывали с днепро-донецких времен, и начали смешиваться с окружающими народами? Как тогда отличить их потомков?
Труднее всего пришлось лингвистам. Речь причерноморских скифов, безусловно, принадлежала к иранской группе индоевропейской языковой семьи. Сомнений в этом практически нет, еще римский писатель Юстин, живший во II веке до нашей эры, отмечал, что «язык парфов средний между скифским и мидийским, помесь того и другого»{229}. Парфы или парфяне — это родственные сарматам кочевники Средней Азии, мидийцы — ближайшие родственники персов, то есть и те и другие — народы арийской языковой группы. Вместе с тем, очевидно, что скифский язык стоял несколько особняком от прочих лингвистических собратьев. На то же самое обстоятельство намекал и Геродот, утверждая, что «савроматы говорят по-скифски, но исстари неправильно»{38}.
Нечто более определенное языковедам сказать сложно: слишком малое число слов и имен имеется в их распоряжении. Они, правда, отнесли этих кочевников к северо-восточным арийцам, однако следует иметь в виду — данная классификация весьма условна. Полагают, что лингвистическими наследниками скифов могли стать средневековые аланы и современные осетины. Но это только догадки, нуждающиеся в подтверждении.
Что ж, давайте суммируем сведения ученых разных специальностей и попробуем ответить на вопрос: «что есть скифы»? Это, вне всякого сомнения, древний и воинственный этнос с давними, глубокими традициями, развитым институтом всадничества, привыкший повелевать иными народами. Комплекс их вооружения состоял из сложного, асимметричного скифского лука с непременным горитом, двух копий (штурмового и более короткой пики), меча-кинжала и защитного пластинчатого снаряжения. Они говорили на языке иранской группы и в антропологическом плане были прямыми наследниками древнего населения Украины и Минусинской котловины.
Есть, впрочем, еще одна особенность, на которую, к сожалению, ученые редко обращают внимание. Дело в том, что «звериный стиль» у разных евразийских народов различался не только техникой исполнения, которая со временем у всех менялась, но и приверженностью определенным персонажам. Отдельные из них использовались так часто, что исследователи предположили: те или иные звери могли играть роль символов политических объединений Великой степи. Например, скифы явно любили оленей и грифонов. Их собратья сарматы, напротив, тяготели к летающим ящерам — драконам. Сейчас трудно сказать, чем было вызвано такое размежевание, но оно помогает разобраться в сложной этнической картине Великой степи.
Хотя скифы традиционно и воспринимаются в массовом сознании исключительно в качестве обитателей Северного Причерноморья, специалисты знают, что на самом деле, в реальности все было гораздо сложнее и мозаичней. Например, далеко не все их племена оставили Центральную Азию и устремились в Европу в VII веке до нашей эры. Следы среднеазиатских скифов встречаются как в древних летописях, так и в ходе археологических раскопок.
К тому же, неподалеку от тех мест, где, как установили ученые, сложился в окончательном виде народ «конных лучников», обнаружен целый ряд культур, чрезвычайно на него похожих. Иногда их обобщенно именуют «сибирскими скифами». Одной из самых ярких в этом числе является тагарская археологическая общность. Она по-своему уникальна и, не исследовав ее, нельзя понять сущность скифского этноса.
Начнем с того, что тагарцы вышли в свет из политического небытия в тот же самый исторический миг, когда будущие причерноморцы отправились вершить свои переднеазиатские подвиги — спасать Ассирию и громить мидийцев с киммерийцами. Сибирские родственники агрессоров, напротив, вполне мирно занимают в это время территорию легендарной Гипербореи — Минусинскую котловину. И оказались они отнюдь не кочевниками, как можно было предполагать, глядя на их европейских собратьев, а убежденными земледельцами. Чему свидетельством многочисленные находки серпов, каналы, вырубленные в горной породе, и даже остатки обработанного поля, перекрытые одним из курганов и поэтому уцелевшие до наших дней.
Тем не менее, в целом тагарская культура явно родственна классической скифской{215}. Своим умершим вождям сибирские скифы также сооружали грандиозные курганы, не уступающие по размерам причерноморским. Чего стоит одна долина «царских погребений» Салбык, самый большой искусственный холм которой достигает в высоту пятнадцати метров и в ширину — почти полкилометра. Этот курган, очевидно, сооружали несколько лет, плиты для него весом до пятидесяти тонн доставляли из каменоломен, расположенных за семьдесят километров. «При закладке ограды, — пишет историк Эльга Вадецкая, — были совершены человеческие жертвоприношения, а при погребении у входа в камеру положены два умерщвленных слуги»{27}.
Данный обряд, безусловно, чрезвычайно напоминает описаные Геродотом похороны скифского царя. Впрочем, Вадецкая указывает, что «обычай совершать человеческие жертвоприношения и зарывать их в ограде получил распространение позже, в конце культуры». Тем не менее, параллели с Причерноморьем очевидны. Более того, тагарцы, подобно скифам, устанавливают над курганами каменные стелы, очень похожие на человеческие фигуры, так называемые «балбалы».
В целом, однако, исследователи отмечают невоинственный облик данной цивилизации, известное миролюбие людей этого племени. Историк Мария Завитухина обращает внимание на то, что «в искусстве тагарских племен представлены, в основном, одиночные изображения фигур животных. Для него не характерны сцены борьбы зверей, занимавшие большое место в ряде других областей скифского мира. Нет фантастических существ (за исключением головы Грифона)… Главное достоинство тагарских художественных образов — монументальность и простота». Излюбленный символ сибирских скифов — горный козел, создание из мира копытных, почти не встречающееся в «зверином стиле» прочих родственных племен{85}.
Еще более удивительно оружие сибирских скифов. Они знают лук, но лучники в их обществе занимают весьма скромное место. Как, видимо, и всадники. Что касается могил вождей, то последних хоронят с комплектом вооружения колесничего: боевой топор, кинжал и тот самый атрибут, который нам встретился впервые у знатных воинов карасукской эпохи. Крепившийся к поясу, он позволял управлять лошадьми без помощи рук. Вместе с бронзовыми зеркалами и так называемыми «оленными» бляхами, этот предмет, очевидно, превратился в культовый символ власти. Бросается в глаза, что колесницы для той эпохи были явным анахронизмом, пережитком прошлого, наподобие длинного меча в руках умерших скифских царей. Оружие тагарцев, таким образом, было всего лишь древним ритуалом, а не реальной угрозой соседям.
Нельзя не заметить, как схожа цивилизация сибирских скифов с описанием «страны гипербореев» в трудах древних авторов. Она расположена от Европы «по ту сторону Рипеев» (Алтайских гор). Несмотря на свое крайне северное положение, «обладает мягким климатом» и «защищена от всяческих вредных ветров», что полностью совпадает с климатическими особенностями Хакасско-Минусинской котловины, этой «сибирской Италии». Гипербореи «учатся справедливости, не употребляя в пищу мяса». Тагарцы — земледельцы, а значит, в отличие от остальных скифов, преимущественно вегетарианцы. И, наконец, известное миролюбие «северян» находит подтверждение в их искусстве и ритуальном характере оружия.
Древние греки считали, что гипербореи произошли «из крови титанов». Посмотрим, как в реальности обстояли дела с их родословной. В целом, по мнению антропологов, тагарцы оказались прямыми наследниками широколицых высокорослых афанасьевцев. Тем не менее, имелся ряд особенностей. «Тагарское население, — пишет историк Сергей Кисилев, — в основном сохраняло mom же внешний облик, какой был характерен для древнейших стадий бронзового века. По-прежнему преобладал близкий к афанасьевскому длинноголовый европеоидный тип. Однако в ряде мест он былосложнен примесью брахицефального (то есть круглоголового) элемента. Георг Дебец находит возможным отнести эту примесь на счет пришельцев из Северного Китая, появившихся на Енисее в карасукское время. При этом отмечается, что слабая монголоидность карасукских пришельцев в тагарское время настолько ослабляется, что второй тагарский брахицефальный тип кажется лишенным монголоидных черт. Таким образом, тагарское население до конца эпохи выглядело весьма однородным, европеоидным»{102}.