СС. Орден «Мертвая голова» - Воронов В. Ю.. Страница 11

Церковное табу на поединки, на борьбу оказалось куда более серьезной проблемой, чем пиво! Гиммлеры всегда относились к верным католикам. Кузен Генриха – Август Вильгельм Патин даже стал каноником кафедрального собора в Мюнхене. Да и сам Генрих Гиммлер считался прилежным прихожанином. Посещение воскресной мессы являлось для него не просто ритуалом, а внутренней потребностью. В дневнике он каждый раз записывал впечатления от мессы и порой отмечал: «В этой церкви я чувствовал себя особенно хорошо». Когда от девушки, за которой он робко ухаживал, Генрих услышал, что она причащается каждый день, он записал в дневнике: «Это была самая большая радость, что я испытал за последние восемь дней!»

Вступление в студенческое братство отодвинуло в тень отношения с церковью. Ничего похожего на резкий разрыв, просто постепенно Генрих отдалялся все больше и больше. Поначалу он пытался сохранить в себе церковное неприятие поединков, тем более что и сам действительно питал отвращение к дракам, но настоятельная потребность соответствовать своему кругу (тоже семейное наследие) одержала верх над религиозной традицией. «Я полагаю, что вступил в конфликт со своей религией, – записал Гиммлер в дневник 15 декабря 1919 года. – Но, что бы ни произошло, я всегда буду любить Господа, буду ему молиться, я навсегда останусь верным сыном католической церкви и буду ее защищать, даже если она отвернется от меня». (И это писал человек, который в будущем заставит десятки тысяч эсэсовцев отречься от церкви и предложит прилюдно казнить папу римского.)

Новое отношение к церкви оставило неприятный осадок, но и только. К тому времени его интересы уже перенеслись в сферу мирской суеты. Политика и религия отошли на задний план: его захватывала полная соблазнов жизнь буржуазного Мюнхена, обеды у фрау Лориц и вопросы пола, волновавшие молодежь.

Анна Лориц, вдова оперного певца, приходилась Гиммлерам дальней родственницей. Она содержала семейный пансион на Егерштрассе. Генрих влюбился в ее дочь Марию (все звали ее Майя), но ему перебежал дорогу будущий торговец кожгалантереей из Штутгарта Ганс Книпп, оказавшийся более удачливым ухажером. Большая семья Гиммлеров частенько собиралась вместе под гостеприимным кровом пансиона. «Когда все пятеро появлялись в доме Лориц, там начинался веселый переполох, – вспоминал позже Книпп, – семья Г. могла быть уверена: у доброй тетки Лориц всегда для них накрыт хороший стол».

Генрих бывал, естественно, и на вечеринках, которые устраивала фрау Лориц. «Учишься ли ты танцевать?» – поинтересовался как-то в письме сослуживец по полку Роберт Кистлер, и Гиммлер тут же стал брать уроки танцев, чтобы не спасовать перед красавицей Майей. В январе 1920 года он даже овладел модным тогда бостоном. Вместе со своим приятелем Людвигом, или Лу, он стал завсегдатаем мюнхенских традиционных карнавалов. Даже подобные развлечения он считал событиями, достойными записи в дневнике: «Зал был разукрашен под восточный гарем, – описывал он прием в доме тетки Лориц. – В углу у камина – большой шатер для меня и Лу… Фрау Лориц наготовила необыкновенно много. Подали какао, и я пролил его себе на штаны…»

Гиммлер был так занят своей собственной жизнью, что от него ускользнуло одно немаловажное событие – состоявшийся в это самое время в Мюнхене съезд НСДАП. Американские историки Вернер Ангресс и Бредли Смит пишут о Гиммлере тех дней как о молодом человеке, который «мыслил банальными категориями, наслаждался ценностями баварского среднего класса и казался в целом добродушным, бесцветным, вполне заурядным».

Его усердие не знало границ. Во время рождественских каникул он носил булочки для бедной старушки, читал слепому, играл в благотворительном спектакле в пользу бедных венских детей и бегал с одного собрания на другое, являясь членом бесчисленных кружков и объединений: разведения домашних животных, сельскохозяйственного, гуманитарного, стрелкового, ветеранов войны, альпинистов, туристов, спортсменов, полковых товарищей. При таком количестве членских билетов человек не может испытывать трудностей в общении с окружающими. Политические взгляды молодого Гиммлера были простым отражением взглядов и предрассудков его среды: обычный национализм среднего класса, без следа фанатизма и веры в призраков, свойственных нацистскому мировоззрению.

В ту пору он принадлежал к баварским консерваторам. Чтобы проводить в последний путь бывшего короля Людвига III, он взял напрокат цилиндр и фрак; на выборах студенческого комитета отдал свой голос националистам: Генрих гордился тем, что он баварец. В тот период даже его замечания в адрес евреев были умеренными и не переходили рамки приличия. В связи с убийством министра иностранных дел Ратенау Гиммлер бросил фразу: «Я доволен», однако тут же поспешил добавить, что покойный был «весьма толковым человеком». Своего одноклассника Вольфганга Халльгартена он называл «вшивым еврейчиком», но просто смеясь; а свою знакомую по бару «Рейхсадлер», танцовщицу еврейского кабаре Инге Барко, изгнанную из дома за связь со студентом, Гиммлер считал «девушкой, достойной уважения».

И только в одном вопросе дневники указывают на агрессивность, свойственную позднему Гиммлеру: он никак не может смириться с постигшей его неудачей в военной карьере. Когда Майя Лориц, девушка его мечты, окончательно дала несчастному влюбленному отвод, Генрих решил, что только война и солдатская жизнь смогут принести успокоение его измученному сердцу. 28 ноября 1919 года он записал в дневнике: «Если бы сейчас я мог смотреть в лицо опасности, рисковать жизнью, сражаться – это стало бы для меня освобождением». 22 ноября 1921 года впервые проявился стиль будущего, зрелого Гиммлера. Он пишет: «Если начнется новая война на Востоке, я буду участвовать. Восток для нас важнее всего. С Западом будет легко покончить. На Востоке надо бороться, его следует колонизировать». Со временем тяга Гиммлера к военщине все усиливается. 19 февраля 1922 года: «Скорей бы снова сражения, война, выступление войск!» 11 июня 1922 года: «Наверное, я, так или иначе, все же попаду на службу. Я же в основе своей – солдат… Но сначала сдам экзамены».

В июле он сообщил родителям: «Пока на экзаменах я чувствую себя достаточно уверенно». Но затем в жизнь Генриха Гиммлера ворвался капитан Эрнст Рем и предложил неудачливому влюбленному перспективу удовлетворения его милитаристских амбиций.

Когда впервые встретились эти двое, чьи судьбы связались таким кроваво-драматическим узлом, установить не представляется возможным. Уже не раз пересекались их пути: в конце 1918 года Рем служил при штабе 12-й Баварской пехотной дивизии в Ландсхуте, где тогда проживали Гиммлеры, позже он руководил вооружением и снабжением в 21-м стрелковом полку, со складов которого Гиммлер в мае 1920 года получил свое первое оружие. К тому же Рем являлся основным поставщиком оружия для полу легальных оборонных организаций – своеобразного ополчения, народной милиции, сформированной в тени официального рейхсвера. Запись в дневнике Гиммлера свидетельствует, что в январе 1922 года они увиделись на собрании одного из таких отрядов в мюнхенской пивной «Арцбергеркеллер». «Капитан Рем и майор Ангерер (бывший ротный командир Гиммлера) тоже там были. Все очень дружественно, Рем пессимистически настроен к большевизму».

Капитан произвел на Генриха сильное впечатление. Он снова чувствовал себя кадетом, зеленым новобранцем, не в силах отрешиться от мысли, что на военной иерархической лестнице Рем стоит на несколько ступенек выше. Встречаясь с «господином капитаном», Гиммлер и в дальнейшем всегда внутренне вытягивался в струнку. Казалось бы, несовместимая пара: отмеченный наградами и боевыми шрамами воин Первой мировой – и добропорядочный бюргерский сынок, этакий гомосексуальный «солдат удачи» Эрнст Рем – и «нравозащитник» Генрих Гиммлер… Однако капитан сумел найти верный подход к студенту. Для старшего товарища Гиммлер был готов на все.

Сдав 5 августа 1922 года выпускные экзамены и получив должность сельскохозяйственного ассистента на фабрике удобрений в Шляйсхайме, он сразу вступает по совету Рема в националистическую организацию «Рейхсфлагге» («Флаг империи»). Наконец-то он был удостоен чести снова носить униформу. Форма была, разумеется, не армейская, просто серая куртка-ветровка да ботинки с обмотками. Но это была ФОРМА! Субботними вечерами, после работы, Гиммлер с упоением занимался военными упражнениями готовясь с единомышленниками к уличным боям будущей гражданской войны…