Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович. Страница 20
Энгельс («Происхождение семьи, частной собственности и государства», 1953, стр. 141) указывает, что Алфея, мать Мелеагра, губит его только за то, что он убил братьев своей матери, т. е. род, к которому она принадлежит, ей ближе, чем ее собственные дети, рожденные ею от представителя чужого рода. Правда, здесь дан незаконченный матриархат, так как присоединены и патриархальные черты. При строгом матриархате Алфея не убивала бы сына, потому что он принадлежал бы к материнскому роду. Но он, по мифу, очевидно, принадлежит к роду отца. Этолийский герой ? идей тоже убивает своего дядю, а Эрифила, защищая интересы брата, выступает против мужа, которого она, очевидно, считает менее близким, чем брата. Точно так же во время похода аргонавтов Финей истязает своих собственных детей от первого брака; но оказавшиеся среди аргонавтов братья матери истязуемых, защищая свой род, заставляют прекратить это.
Рудименты древнего родового строя слишком часты даже в героические времена.
Гея вступает в брак со своим сыном Ураном, а дети от этого брака, Титаны, тоже вступают друг с другом в брак. Зевс, возглавивший собой героический век, тоже женат на своей родной сестре (Гере) и тоже вступает в брак со своей родной племянницей Персефоной.
Но уже считается грехом и развратом брак Кинира и Мирры, которые были отцом и дочерью, и Овидий по этому поводу всячески старается убедить своего читателя в преступности этого брака (Met. X 298—502). Очевидно, брак Геи и Урана уже не был образцом для позднейших времен, так как относился к временам беспорядочных брачных отношений — промискуитета. Точно так же Библида, влюбленная в своего родного брата Кавна и отвергнутая им, а затем и погибшая от этого, тоже осуждается ее античными излагателями (II 418—605), что явно свидетельствует о появлении такого рода мифов уже в эпоху моногамной семьи. У Софокла страшным преступлением считается брак Эдипа с его матерью Иокастой. Значит, архаическая форма брака уже не оправдывалась. С подчеркнутым осуждением тот же Овидий относится и к браку Никтимены с ее отцом (Met. II 590—595). Таким же архаическим рудиментом кровнородственного брака в период установившейся моногамии и столь же осуждаемым является также брак родных брата и сестры, Макарея и Канаки, о котором проливает слезы даже и сама Канака (Ovid. Heroid. XI 21—24).
Рудиментом группового брака является у Гомера сообщение о том, что бог ветров Эол переженил своих шестерых сыновей на своих же собственных шестерых дочерях (Од. X 6 и сл.).Другого такого рудимента, кричащего своим анахронизмом, у Гомера мы не найдем. Но у Гомера довольно много всякого рода косвенных остатков ? намеков на прежние формы семьи, предшествующие моногамии патриархата.
Два родных брата, Агамемнон и Менелай, женятся на двух родных сестрах, Клитемнестре и Елене. Кроме того, с Клитемнестрой дело сложнее. Сначала она — жена Тантала (младшего), потом Агамемнона и наконец Эгисфа. Но эти Тантал и Эгисф — родные братья, сыновья Фиеста; а Тантал и Эгисф — двоюродные братья Агамемнона. Ясно, следовательно, что здесь отголосок группового брака мужчин с одной и той же женщиной. Тезей сначала женат на Ариадне, а затем на ее сестре Федре. Геракл, который сватался за Иолу, пред смертью отдает ее своему сыну Гиллу. Елена тоже сначала жена Тезея, потом жена Менелая. Но Тезей — двоюродный племянник Менелая. И далее, в самой Трое Елена сначала жена Париса, потом — его родного брата Деифоба. Точно так же в Трое два родных брата, Парис (до встречи с Еленой) и Эсак, женятся на двух родных сестрах, Эно–не и Астеропе. Руки Пенелопы добиваются сразу несколько женихов. Правда, у Гомера предполагается брак с Пенелопой только какого–нибудь одного из женихов, но мы располагаем и другими текстами. Так, по Дурису (FHG II 479, frg. 42), «Пенелопа сошлась со всеми женихами и родила козлоногого Пана». Отдаленным рудиментом группового брака является и брак Андромахи, потерявшей своего мужа Гектора, с братом этого последнего, Геленом (после смерти ее поработителя Неоптолема). Андромаха (Мужеборная) устремляется на башню как бы для команды или для наблюдения за боем (Ил. VI 381—389), дает боевые советы Гектору (431—437), а имя ее часто носят амазонки (надписи на вазах). Но при этом у Гомера тут уже переход к патриархату: на башню следует за ней няня с ребенком (389), а ее боевые советы вкраплены в чисто женскую лирику при расставании с мужем.
То, что рассказано у Гомера о феакийской царице Арете, является несомненным свидетельством живучести матриархальных отношений. Арета — не только хозяйка дома, но и фактическая правительница всего царства феаков, так как все мужчины идут за советом именно к ней, а не к ее мужу Алкиною; и по совету самой Навси–каи Одиссей после своего прибытия на остров обращается прежде всего к ней (Од. VII 67—77). Напомним, кроме того, что у Гомера Арета и Алкиной — родные племянница и дядя и даже (Schol. Od. VII 54; Hesiod. Frg. 71 Rz.) они и вовсе родные брат и сестра. Приведем и такой пример путаницы родовых отношений в период архаики. Ввиду того что Анакса выходит замуж за своего родного дядю, Электриона, а их дочь Алкмена замужем тоже за своим родным дядей с материнской стороны, Амфитрионом, то эта Алкмена доводится Амфитриону одновременно женой, племянницей и двоюродной сестрой, а Анаксе — одновременно двоюродной сестрой, дочерью и золовкой. О матриархате в мифологии свидетельствуют: величание не по отцу, а по матери (Аполлон — Летоид, Хирон — Филирид); чисто женские праздники на Пниксе, Фесмофории или чисто женские оргии на Парнасе и Кифероне; наличие специальных богов в каждом роде и фратрии; и наконец, такое явление, как кровная месть, которая только с огромным трудом сдавала свои позиции в связи с разложением родовой общины и которая в виде рудимента просуществовала еще много столетий и в жизни, и в мифологии. Рудиментом древнейших родовых отношений, когда главой рода являлась мать, а отец был ее только случайным посетителем, которого было трудно даже и разыскать, являются позднейшие мифы уже чисто героической эпохи, в которых рассказывалось о поисках отсутствующего и даже неведомого отца. Всем известны поиски Телемахом своего отца Одиссея, отсутствующего уже двадцать лет, о чем читаем в I—IV песнях «Одиссеи», а также прибытие Тезея от его матери Эфры к своему отцу, афинскому царю Эгею, о чем гласит известный дифирамб Вакхили–да «Тезей».
7. Героизированные формы матриархальной мифологии. Последующей ступенью развития матриархальной мифологии явились ее героизированные формы, т. е. те, на которые уже легла печать патриархата и героизма.
Сюда относятся прежде всего знаменитые греческие амазонки. Это — явный рудимент среди нематриархальной и уже чисто героической мифологии. Амазонки — женское племя, жившее в Малой Азии на реке Фермо–донте, на острове Лемносе или в районе Меотиды и Понта Эвксинского, во Фракии или в Скифии. Они не допускали мужчин в свое общество и только ради продолжения потомства на короткое время сходились с ними. Всех родившихся мальчиков они убивали. Они проводили время на войне и были все время на конях, будучи вооруженными с ног до головы. Так как нам известна греческая мифология по преимуществу уже патриархальная, т. е. героическая, то дошедшие до нас мифы почти всегда изображают только победу над ними какого–нибудь героя. Их побеждали Геракл, Тезей, Беллерофонт, Ахилл.
Точно так же дошедшие до нас мифы не раз говорят о вступлении в брак богинь со смертными героями, что в период патриархата и героизма уже звучит как странная экзотика и как рудимент давно ушедшей старины. Гесиод (Theog. 965—1020) дает специальное перечисление такого рода браков: Деметра с Иасионом рождают Плутоса; Гармония с Кадмом — Ино, Семелу, Агаву, Ав–тоною и Полидора; Каллироя с Хрисаором — Гериона; Эос–Заря с Тифоном — Мемнона, царя эфиопов, и Эма–фиона; она же от Кефала — Фаэтона, которого в свою очередь похитила для себя Афродита; морская царевна Фетида от Пелея — Ахилла; Афродита от Анхиза — Энея; дочь Гелиоса Кирка от Одиссея — Агрия и Латина, Телегона; нимфа Калипсо от того же Одиссея — Навсифоя и Навсиноя. Вергилий (Аеп. VII 761—782) и Овидий (Met. XV 497—546) оставили нам обширное повествование о Диане и Вирбии. Но особенной образностью изображения отличается рассказ о любви Афродиты и Анхиза, данный в замечательном IV Гомеровском гимне. Это последние отзвуки когда–то мощной и суровой мифологии матриархата периода его расцвета.