От края до края. Шаг первый. (СИ) - Жилигий Ульяна Владимировна "Ab imo pectore". Страница 4

— Арина, меня зовут Арина, — по слогам сказала я, указывая рукой на себя, на что брат с сестрой дружно кивнули, одарив меня улыбками.

Увиденное моментально напомнило мне Графа Монтекристо, которым в детстве я зачитывалась: именно так я представляла себе темницу замка Иф. Стены, покрытые все тем же диким камнем, создавали впечатление, что нахожусь я в пещере. Обстановку составляли шаткий с виду стол, на котором обнаружился источник света — наполовину сгоревшая толстая свеча, да пара стульев. Тяжелая деревянная дверь, обитая железными листами, с небольшим зарешеченным окошком нагоняла тоску. Переведя взгляд на противоположную от двери сторону, я отметила еще две лежанки, подобные той, на которой спал Боул. На одной из них, отвернувшись к стене, спал мужчина.

— Да, милая, мы находимся в темнице, — сочувственно проговорила Диза. Я перевела на нее непонимающий взгляд: — Мы, так же, как и ты, без дозволения нарушили границы Светлого леса. Вот уже около года мы томимся здесь, без всякой надежды на освобождение.

Полный грусти монолог женщины кое-что прояснил: первое — я, сама того не ведая и не желая, нарушила границы некоего Светлого леса, второе — судя по обреченности, с какой говорила Диза, пребывание здесь может затянуться. Тем временем женщина продолжала:

— Тебя принесли двенадцать дней назад, ты едва дышала, постоянно повторяя «па-ма-хи-ти», — по слогам Диза попыталась повторить мой призыв о помощи, который так и остался без ответа в этом мире. Вместо спасения я получила стрелу в грудь, оставившую на память уродливый шрам.

— Четыре дня ты горела, как свечка. Мы уж было решили, что все… не жить тебе, — это говорил Боул, положив руку на плечо сестры. — А потом сюда сам Светлый Принц пожаловал, так сказать, полюбоваться на очередную воровку, он при Повелителе в начальниках охраны ходит. Вот он-то тебя и вытащил…

Боул говорил, а я вспоминала свой чудной сон: и пламя, и властный голос, заставивший меня «подняться». Так значит, меня приняли за воровку… мило. Что ж, спасибо Принцу за спасение, вот только не очень-то мне нравятся апартаменты, в которых меня разместили.

— Ты не переживай, девочка, как только ты поправишься, за тобой снова придут, глядишь и выпустят тебя. Нам-то не повезло… — с грустью продолжал мужчина. — Мы в лес за куссалью подались, а это не шутки…

— А, очухалась, значит, — прервал Боула скрипучий голос. Я обернулась на его звук и увидела четвертого обитателя камеры: им оказался сморщенный старик, с маленькими злыми глазками и кустистыми седыми бровями. — Что, обживаешься ужо? Правильно, ты туточки надолго, кабы не на всю жизнь.

Неприятный насмешливый смех выбил меня из колеи: так разительно отличалось отношение старика ко мне от ласкового, даже бережного обращения брата и сестры.

— Будет тебе, Шилк, девушку-то стращать, — нахмурившись, попеняла старика Диза. А потом обернулась ко мне: — Не слушай его, он просто старый брюзга.

— Не буду… — сказала я, возвращая женщине улыбку. Надеюсь, она поняла меня.

Глава 2 Пленница

Время — лучший лекарь — делало свою работу: на третий день, после знакомства с обитателями камеры, я с помощью Боула смогла подняться с нар и сделать несколько неверных шагов. Силы тут же оставили меня, и я едва не упала, но главное заключалось в том, что я уверено шла на поправку. Как я догадалась, столь быстрое восстановление организма обусловлено было тем, что еду мне давали отдельно от остальных — ту самую бледную жижу, которой после пробуждения накормила меня Диза. Три раза в день решетка на двери отворялось, и тонкая рука передавала сначала пиалу с «киселем» для меня, а затем и остальную провизию. Женщина, читая на моем лице вопрос, объяснила, что это специальный отвар, который дают в лекарнях тяжелобольным. Рацион же моих сокамерников составляли хлеб, жидкий суп, да овощи.

На пятый день я, слегка пошатываясь, смогла сделать несколько самостоятельных шажков, чем гордилась безумно. Если Боул взял на себя роль лекаря, то Диза вплотную занялась моим образованием: каждый день женщина снимала с меня Сэй и по несколько часов мы с ней произносили вслух слова незнакомого мне языка. В начале женщина несказанно удивилась, обнаружив, что я ни слова не знаю на светлом наречии, знание которого, как основного языка, было просто необходимым. Я лишь пожимала плечами, не имея возможности сказать правду о своем происхождении и причине, по которой меня забросило в этот мир.

Обучение, как оказалось, давалось мне удивительно легко, женщина объясняла это тем, что благодаря Сэю в моей голове уже угнездилось некоторое количество слов светлого наречия, более того: я подсознательно знала значение фраз, услышанных мною ранее. Дело оставалось за малым — произношение. Я повторяла каждое слово несколько раз, чтобы запомнить его звучание. За неимением другого, более или менее интересного занятия, я целиком погрузилась в процесс обучения.

— Меня зовут Арина, я ваш друг, — тщательно выговаривала я, под одобрительными взглядами брата и сестры, Шилк же только фыркал, отворачиваясь к стене. Старик вообще оказался на редкость занудным и нелюбезным, впрочем, я и не пыталась сдружиться с ним — мне с лихвой хватало Дизы и Боула, дабы не унывать и отвлекаться от своего бедственного положения.

— Арина — друг Боула, Боул — друг Арины, — я поморщилась. Мое имя как-то выпадало из общей картины мелодичного и плавного звучания нового для меня языка. Своими соображениями я, как могла, поделилась с Дизой: — Арина — не то, нужно другое имя.

Странно, я так легко готова была расстаться со своим именем, не чувствуя при этом ни капли сожаления.

— Алина, — предложила Диза, поразмыслив некоторое время. С детства не люблю этого имени, потому и отказалась. Так же отвергла предложенное Боулом — Айна, затем были Арри, Ина, Ана и много чего в подобном роде. Неожиданно проблему решил Шилк, которому, видимо, надоели взрывы смеха, сопровождающие каждое предложенное имя.

— Нечего тут гадать. Аринель, и дело с концом, — буркнул старик. Я несколько раз повторила «новое» имя, и, широко улыбнувшись, заново родилась.

О том, что мое лечение окончилось, я узнала в день, когда «рука» не передала через окошко пиалу с отваром. Да и ни к чему он мне больше, раз силы мои восстановились полностью. Черпая ложкой суп, я размышляла о том, что же последует дальше. Поделившись своими сомнениями с товарищами по несчастью, я получила единогласный ответ: скоро за мной придут, даже старик Шилк не спорил с этим, только вот у него было свое мнение на счет причины, по которой это произойдет.

— Допросють с пристрастием, да и приговорят на вечное заключение.

— Не говори чепухи! — тут же заступился за меня Боул.

— Верно, не пугай девочку раньше времени, — успокаивающе проговорила Диза.

— А чего тут пугать ее? Оно ж видно, что девка себе на уме: по-нашенски ни слова не бормочет, отколь пришла — не допросишься! — взъелся старик, сверкая маленькими глазками. — Вот ты спроси ее: кто такая, а?

Диза молча смотрела в стол, избегая встречаться со мной взглядом. Более решительный Боул и тот сидел тише мышки. Собравшись с силами, я решилась рассказать правду — благо словарный запас мой пополнился настолько, что говорить на подобные темы я могла без особого затруднения. За время, что я говорила, никто не проронил ни слова, даже вредный Шилк, и тот молчал, внимательно прислушиваясь к каждому слову. Выискивал подвох, не иначе.

— Такое случается редко, так что, даже не знаю, что тебе посоветовать, милая, — мягко проговорила Диза, когда рассказ мой подошел к концу.

— Говори правду, — твердо заявил Боул. — Иномирцев у нас не обижают, даже закон какой-то есть по этому поводу. В худшем случае тебя просто выставят за пределы Светлого леса.

Я благодарно улыбнулась брату с сестрой. Облегчено вздохнув, я решила, что преград для общения в виде лжи и недомолвок больше не существует. Это хорошо, ибо за время моего пребывания в подземелье у меня накопилась добрая сотня вопросов. Вот, например, что такое куссаль, и почему из-за этого брат с сестрой обречены на вечное заключение. Выслушав мой вопрос, Диза грустно улыбнулась: