По следам кочевников. Монголия глазами этнографа - Бочарникова Е. А.. Страница 45

Родители Бадарча не держали скота, но у него были родичи, разводившие оленей и крупный рогатый скот. Охота совмещалась с кочевым скотоводством. Чем меньше скота было у семьи, тем больше времени уделялось охоте. Разбогатев, охотники покупали скот и кочевали с ним на больших территориях в поисках лугов или лесных полян с хорошей травой. Здесь, на севере, скотоводство было менее выгодным делом, чем в южных районах.

Сам Бадарч уже не был охотником и не мог ответить на все интересовавшие меня вопросы. Я еще надеялся, что нам все же удастся перебраться через Хубсугул и найти людей, которые занимаются или занимались охотой. Но осуществить это мне не удалось, лед на озере был еще крепок, и никто не мог с уверенностью сказать, когда же в этом году откроется навигация.

Мне очень хотелось изучить охотничий образ жизни. Два вида охоты связаны с кочевой жизнью.

Один из них — охота гоном. Ранние китайские, тибетские и монгольские источники подробно рассказывают о больших кочевых охотничьих гонах. В жизни кочевников такая охота выполняла двойную роль. Прежде всего она служила дополнительным способом добывания пищи, особенно весной, когда скот не забивали, и, кроме того, была своеобразным военным обучением. Нам известно, что Чингис-хан часто устраивал такие охоты, совмещая их с военными маневрами, для воспитания в своих всадниках воинской дисциплины и хватки.

Но известен и другой способ охоты. Дальше на север, в лесах, где живут родители Бадарча, и еще севернее, на Алтае и в Саянах, обитал когда-то лесной народ. Много хлопот доставил он Чингис-хану и его предшественникам. Не один поход предпринял монгольский завоеватель против этого народа, пытаясь разбить его и стереть с лица земли. Лесной народ охотников и рыболовов состоял из различных племен и представителей разных этнических групп. Среди обитателей лесов были монголы, тюрки и многие другие неизвестные, теперь уже вымершие группы. Порой они совершали набеги на земли кочевников и снова уходили в гущу лесов, служивших им надежной защитой.

Для кочевников охотничья добыча была лишь дополнением к их обычной трапезе, даже в тех случаях, когда они добывали дичь не гоном, а в одиночку и арканом, как приходилось это делать юному Темучину, ловившему петлей мелких зверей. Но для лесных людей охота была основным источником существования и главным занятием. Меха были выгодным товаром, их очень ценили в далеких землях и платили за них хорошие деньги.

Пушнина из этих лесов еще в глубокой древности по великим торговым путям попадала в отдаленные страны. Главный из них известен в истории под названием «Пушного пути». Меха с Саян и Алтая доставлялись на берега Черного моря, а по Амуру — к Тихому океану. Торговые связи способствовали контакту различных культур.

Но охотничьи народы Южной Сибири устанавливали связи с кочевниками не только для того, чтобы переправлять меха через их территорию. Бывало и так, что группы охотников покидали леса, спускались в степи и становились кочевниками-скотоводами. Нам известно, что именно так поступили венгры. Они отделились от угро-финских племен, занимавшихся охотой и рыболовством где-то возле Урала, вышли из лесов и превратились в кочевников. Именно тогда венгры, видимо, и установили тесные связи с тюрками. Такой переход от лесной к степной жизни, разумеется, не мог совершиться внезапно; для этого потребовалось много времени. Нельзя представлять себе дело так, будто венгры, пешие охотники за лесным зверем, вдруг решили прекратить это занятие, вышли из лесов, купили лошадей и стада и предались кочевой жизни.

Многие исследователи стараются объяснить такое коренное изменение венграми своего образа жизни каким-то толчком извне, другие ставят под сомнение возможность столь резкого преобразования жизненного уклада. Истории кое-что известно о подобных переменах в жизни других народов, но непосредственных наблюдений за этими процессами никогда не велось. С этой точки зрения очень интересны две особенности, присущие тюркским охотничьим племенам Северной Монголии. Прежде всего тюрки охотятся верхом, а конная охота — более высокая ступень, облегчающая переход к кочевому скотоводству. Вторая особенность заключается в том, что некоторые охотничьи племена занимаются одновременно и скотоводством. Иногда они уделяют этому больше времени, иногда — меньше. При сильном падеже скота люди возвращаются к охоте, а разбогатев, перестают охотиться и целиком посвящают себя скотоводству.

Кроме различных урянхайских племен, пограничные северо-западные районы Монголии вплоть до Кобдо населяют еще две небольшие тюркоязычные группы: мончаки, или тувинцы, и теперь уже полностью омонголившиеся хотоны. В окрестностях Кобдо мы встретились с несколькими людьми из племени чанту (узбеками), переселившимися из Китая.

Район Хадхала населяют главным образом дархаты. Слово дархат, или в единственном числе дархан, означает, собственно, «кузнец», но так называют в Монголии всех ремесленников. Кузнецы когда-то играли большую роль в жизни монголов, да и любого другого кочевого народа. Тюрко-монгольское слово темур,или тимур(железо), входит составной частью в имена властителей великих держав — Темучина и Тимур-ленга. Нет ничего удивительного в том, что кузнецы пользовались уважением в пастушеском обществе, ведь они изготовляли не только важнейшие части конской сбруи (удила, стремя), различные инструменты, кухонную утварь (котел, крюк для котла, посуду), но и оружие (саблю, пику, наконечники для стрел, щиты, кольчуги и т. д.). Даже там, где монгольские орды истребляли все местное население, ремесленников обычно не трогали. Чингис-хан и его преемники привозили на берега Орхона искусных мастеров со всех концов света. Ремесленники пользовались рядом привилегий: их не облагали налогами, предоставляли им особые права и т. д. Слово дарханупотреблялось и в смысле «необлагаемое налогом имущество». В самые давние времена, в первобытном обществе, кузнецы, вероятно, занимались не только своим ремеслом, но и знахарством. О почетной роли кузнецов в кочевом обществе свидетельствует и высокий титул тарканъ(ср. с дархан), фигурирующий в ряде венгерских географических названий.

Теперь, разумеется, уже не выяснишь, что общего между современными дархатами, проживающими на берегах озера Хубсугул, и древним народом ремесленников-знахарей. Но старики дархаты прекрасно помнят, что у них был свой особый образ жизни, совсем иной, чем у халха-монголов. Еще и теперь они по обычаям и языку сильно отличаются от окружающих их халха-монголов и бурят.

Как-то утречком идем в гости к нашим новым знакомым дархатам, юрта которых стоит недалеко от Хадхала. Особенно подружились мы с одним старым пастухом. Усаживаемся вокруг очага, и старик рассказывает нам о старой дархатской жизни. Разговорились о женитьбе, и я попросил, чтобы старик подробно описал нам старинный свадебный обряд.

— Свадьба? У нас такого обычая вовсе не было! — изумляет нас своим ответом старик.

— Ну а когда парень и девушка решали создать семью, то это должно было сопровождаться какими-то торжественными обрядами? — спрашиваю я.

— У нас нет… Мы похищали девушек!

— А как же вы их похищали? — настаиваю я.

— Да это совсем не интересно, — охладил мой пыл хозяин юрты, — у нас все так делали.

Юноша и девушка заранее договаривались о дне похищения. Парень просил свою избранницу запереть на ночь собак, а девушка говорила ему, в какую доску каркаса на западной стороне юрты, где она спала, должен постучать похититель. Родители ничего не подозревали. Юноша приезжал ночью с друзьями или один, тихонько стучал в стену, и девушка, забрав под мышку седло, висевшее у нее в изголовье, выскальзывала из юрты. Юноша вешал на дверь юрты шелковый платок — хадаг, чтобы утром родители поняли, куда девалась их дочь и что у ее похитителя серьезные намерения. Молодые мчались на лошадях в аил к родителям жениха, где для них ставилась юрта. В установке юрты участвовали все родичи жениха под руководством пожилого и опытного мужчины. Потом из родительской юрты приносили огонь и зажигали очаг в жилище новобрачных.