История человеческих жертвоприношений - Ивик Олег. Страница 44
Ахмед Ибн Фадлан, арабский дипломат десятого века, подробно описывает похороны знатного норманна, на которых заупокойной жертвой (правда, добровольной) стала одна из его служанок. Ибн Фадлан называет умершего и его близких русами, но тогда это слово имело широкий смысл и могло употребляться по отношению к варягам, которых, безусловно, и имел в виду арабский дипломат.
«Если умрет главарь, то его семья скажет его девушкам и его отрокам: „Кто из вас умрет вместе с ним?“ Говорит кто-либо из них: „Я“. И если он сказал это, то это уже обязательно, — ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. Большинство из тех, кто это делает, — девушки. И вот когда умер тот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: „Кто умрет вместе с ним?“ И сказала одна из них: „Я“. Итак, ее поручили двум девушкам, чтобы они охраняли ее и были бы с нею, куда бы она ни пошла, настолько, что они иногда даже мыли ей ноги своими руками. И они (родственники) принялись за его дело — за кройку для него одежд и устройство того, что ему нужно».
Ибн Фадлан подробно описывает процесс похорон и сопутствующих жертвоприношений. Сперва покойного поместили во временной могиле, а родственники и друзья тем временем снаряжали его корабль для отправки в последний путь. Корабль поставили на помост, на палубе соорудили шалаш, внесли скамью и покрыли ее матрацами, подушками и византийской парчой. Рядом с кораблем соорудили подобие ворот, ведущих в загробный мир. В день похорон покойного, наряженного в парадную одежду, внесли на корабль. С ним положили его оружие, закололи собак, коней, коров, кур… Девушку трижды подняли над воротами, ведущими в загробный мир, и она рассказала, что же там происходит.
«Она сказала в первый раз, когда ее подняли, — вот я вижу моего отца и мою мать, — и сказала во второй раз, — вот все мои умершие родственники сидящие, — и сказала в третий раз, — вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему».
Потом друзья и родственники покойного поочередно совокуплялись с обреченной девушкой, приговаривая: «Скажи своему господину: „Право же, я совершил это из любви и дружбы к нему“».
Ибн Фадлан пишет:
«После этого та группа людей, которые перед тем уже сочетались с девушкой, делают свои руки устланной дорогой для девушки, чтобы девушка, поставив ноги на ладони их рук, прошла на корабль. Но они еще не ввели ее в шалаш. Пришли мужи, неся с собою щиты и палки, а ей подали кубком набиз (алкогольный напиток. — О. И.). Она же запела над ним и выпила его. И сказал мне переводчик, что она этим прощается со своими подругами. Потом ей был подан другой кубок, она же взяла его и долго тянула песню, в то время как старуха торопила ее выпить его и войти в палатку, в которой находился ее господин.
И я увидел, что она растерялась, захотела войти в шалаш, но всунула свою голову между ним и кораблем. Тогда старуха схватила ее голову и всунула ее в шалаш, и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, вследствие чего обеспокоились бы другие девушки и перестали бы стремиться к смерти вместе со своими господами. Затем вошли в шалаш шесть мужей из числа родственников ее мужа и все до одного сочетались с девушкой в присутствии умершего. Затем, как только они покончили с осуществлением своих прав любви, уложили ее рядом с ее господином. Двое схватили обе ее ноги, двое обе ее руки, пришла старуха, называемая ангел смерти, наложила ей на шею веревку с расходящимися концами и дала ее двум мужам, чтобы они ее тянули, и приступила к делу, имея в руке огромный кинжал с широким лезвием. Итак, она начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла.
Потом явился ближайший родственник умершего, взял палку и зажег ее у огня…»
Сообщения о заупокойных жертвах подтверждаются археологами. В Усебергском кургане, который традиция приписывает королеве Асе, жившей в девятом веке, действительно найдено погребение знатной женщины, которой было около пятидесяти лет. Она была похоронена (без кремации) в украшенном резьбой боевом корабле, который ныне выставлен в норвежском «Музее кораблей викингов». Ее сопровождала тридцатилетняя служанка.
Память о человеческих жертвах, приносимых скандинавами, сохранили саги, записанные в основном уже в начале второго тысячелетия, но восходящие порой к гораздо более древним временам. «Сага о Гутах», записанная в начале тринадцатого века, но рассказывающая о временах легендарных, говорит: «…люди верили в рощи и курганы, в священные места и священные столбы и в языческих богов. Они приносили в жертву своих сыновей и дочерей, и скот вместе с едой и питьем. Они делали это из страха. Вся страна приносила за себя высшее кровавое жертвоприношение людьми. И каждый тридьунг (судебный округ. — О. И.) также приносил за себя человеческие жертвы. Но меньшие тинги (судебные собрания. — О. И.) приносили меньшие жертвы: скотом, едой и питьем. Они называли себя „кипятящими товарищами“, ибо они сообща варили жертвы».
Очень часто саги рассказывают о том, как в жертву богам, прежде всего верховному богу скандинавов Одину, приносили не безродных рабов и не пленников, а конунгов или их детей. Снорри Стурлусон в своей знаменитой «Саге об инглингах» рассказывает о Домальди, легендарном конунге Швеции, время правления которого можно условно отнести к первым векам новой эры.
«Домальди наследовал отцу своему Висбуру и правил страной. В его дни в Швеции были неурожаи и голод. Шведы совершали большие жертвоприношения в Уппсале. В первую осень они приносили в жертву быков. Но голод не уменьшился. На вторую осень они стали приносить человеческие жертвы. Но голод был все такой же, если не хуже. На третью осень много шведов собралось в Упсалу, где должно было происходить жертвоприношение. Вожди их стали совещаться и порешили, что в неурожае виноват Домальди и что надо принести его в жертву — напасть на него, убить и обагрить алтарь его кровью. Это и было сделано. Тьодольв говорит так:
Снорри рассказывает и еще об одном легендарном конунге, который поплатился жизнью за плохой урожай, — его звали Олав Лесоруб. Земли Олава в Вермаланде славились плодородием, но из-за этого к нему стеклось много беглецов из Швеции, и во владениях Олава начался голод. «Люди сочли, что виноват в этом конунг, ибо шведы обычно считают, что конунг — причина как урожая, так и неурожая. Олав-конунг пренебрегал жертвоприношениями. Это не нравилось шведам, и они считали, что отсюда и неурожай. Они собрали войско, отправились в поход против Олава-конунга, окружили его дом и сожгли его в доме, отдавая его Одину и принося его в жертву за урожай». Впрочем, сам Снорри был уже христианином, языческих традиций не одобрял и стоял на рационалистической точке зрения:
«Те из шведов, что умнее, однако, видели: голод из-за того, что народу больше, чем земля может прокормить, и конунг тут ни при чем».