Синий. История цвета (Фрагменты книги) - Кулиш Нина Федоровна. Страница 9

Пожалуй, именно в этой сфере влияние протестантской борьбы с цветом оказалось наиболее мощным и длительным. И именно в этой сфере высказывания разных вождей Реформации обнаруживают наибольшее совпадение. По поводу роли цвета в искусстве, интерьере храма и богослужении они придерживаются в принципе одного мнения, однако по поводу отдельных деталей наблюдается столько разногласий, что о единодушии говорить невозможно. А вот с одеждой дело обстоит иначе: идеологи Реформации дают своим духовным чадам одни и те же (или почти одни и те же) наставления. Разница лишь в нюансах и степени благочестивого рвения, ибо, как и повсюду, в каждой протестантской конфессии и в каждой секте имелись свои умеренные и свои радикалы.

В протестантизме одежда — почти всегда знак стыда и греха. Ее ношение связано с первородным грехом, и одна из ее главных функций — напоминать человеку о его грехопадении. Вот почему облик человека должен свидетельствовать о его самоуничижении, а значит, одежда должна быть строгой, простой, неприметной, приближающей своего обладателя к природе и приспособленной для работы. Все варианты протестантской морали выражают глубокое отвращение к роскоши в одежде, к изыскам и украшениям, переодеваниям, слишком часто меняющейся или эксцентричной моде. По мнению Цвингли и Кальвина, носить украшения недостойно, румяниться — позор, а надевать маскарадный костюм — мерзость.

Меланхтон, который в этом вопросе единодушен с Лютером, считает, что человек, уделяющий слишком много внимания своему телу и своей одежде, — хуже животного. И все они сходятся в том, что роскошь — это разврат, а единственное украшение, коего следует желать, — это красота душевная. Внутренний мир должен быть важнее, чем внешний облик.

В итоге внешний вид протестантов приобрел необычайную строгость и суровость: их одежду отличали простота покроя, тусклые цвета, отказ от любых аксессуаров и ухищрений, которые помогли бы скрыть природные недостатки. Вожди Реформации сами подают пример аскетизма как своим поведением в повседневной жизни, так и своим обликом, сохранившимся на живописных или гравированных портретах. Все они позируют художникам в одежде темных, блеклых тонов, навевающих грусть. И чаще всего эти фигуры в темном или черном изображаются на голубом фоне, который должен напоминать о небе.

Стремление к простоте и строгости заставляет протестантов изгонять из гардероба все "непристойные", то есть яркие, цвета: прежде всего, конечно, красный и желтый, но также и все оттенки розового и оранжевого, многие оттенки зеленого и большинство оттенков фиолетового. Зато в большом ходу темные цвета: все оттенки черного, серого и коричневого; а также белый, цвет чистоты и достоинства, который рекомендуется носить детям (а иногда и женщинам). Синий цвет вначале считается допустимым, но только тусклый, приглушенный, с большей или меньшей примесью серого. Позднее, с конца XVI века, синий займет место среди "пристойных" цветов, которое сохраняется за ним по сей день. И напротив, пестрая или разноцветная одежда, которая, по выражению Меланхтона, "превращает людей в павлинов", — станет объектом ожесточенных нападок. Таким образом, запрет, наложенный Реформацией на полихромию, распространяется не только на убранство храма и богослужебные обряды, но и на одежду.

Цветовая гамма протестантизма мало отличается от той, которую в течение долгих столетий предлагала набожным христианам средневековая мораль. Загляните в раннесредневековые монастырские уставы, в статуты учрежденных в XIII веке нищенствующих орденов, в предписания об одежде, изданные на закате Средневековья: во всех этих нормативных документах с большей или меньшей степенью настойчивости рекомендуется носить одежду темных и строгих цветов. Но такое осуждение ярких красок объяснялось не только тем, что некоторые оттенки считались аморальными сами по себе. Порой дело зависело от техники окрашивания: слишком дорогие и крепкие красители, придающие тканям вполне приличный цвет, но чересчур густого, насыщенного оттенка, были запрещены.

Ничего похожего не наблюдалось ни в эпоху Реформации, ни на заре современной эпохи. Тогда предписания касались только цветов: одни были запрещены, другие — рекомендованы к ношению. Об этом ясно сказано во всех нормативных актах по поводу одежды и законах против роскоши, изданных протестантскими властями — в Цюрихе и Женеве в XVI веке, в Лондоне в середине XVII, и в пиетистской Германии несколькими десятилетиями позднее, и даже в Пенсильвании в середине XVIII века. Члены многих пуританских или пиетистских сект одевались еще более строго и единообразно, чем требовала идеология протестантизма. Это способствовало тому, что протестантские тенденции в одежде стали восприниматься не только как аскетические и пассеистские, но и как реакционные, поскольку мода, как и вообще любые перемены и новшества, отвергалась в принципе. В то же время благодаря им до начала Нового времени (и даже дольше) сохранился и продержался обычай одеваться в темное и противопоставлять черно-белое цветному, а из этого последнего выделять один цвет, признав его единственно приличным и достойным истинного христианина: синий.

К каким долгосрочным последствиям привело отречение от цветов (или, по крайней мере, от части цветовой гаммы), которое предписывали Реформация и порожденные ею системы ценностей? Историк вправе задуматься об этом. Ясно, что это увеличило наметившийся уже на исходе Средневековья разрыв между черно-серо-белым миром и миром цветным. Распространив на сферу повседневной жизни сферу культуры и сферу нравственности, новые особенности цветоощущения, которые выработали у людей печатная книга и гравюра, Реформация подготовила почву для науки и, в частности, для Ньютона (который сам принадлежал к одной из сект).

Однако протестантская хромофобия повлияла не только на работы Ньютона. Она давала о себе знать и позднее, в частности, как я полагаю, начиная со второй половины XIX века, когда промышленность Западной Европы и Америки стала выпускать массовую продукцию. В то время существовала тесная связь между крупным промышленным капиталом и влиятельными протестантскими кругами. Производство предметов широкого потребления в Англии, Германии и Соединенных Штатах сопровождалось морализаторской и социальной риторикой, во многом опирающейся на принципы протестантской этики, и, возможно, именно этими принципами следует объяснить их скудную цветовую гамму. Поразительно, что в то время, когда химическая индустрия уже выпускала большой ассортимент красителей, первые предметы бытовой техники, первые авторучки, пишущие машинки, первые автомобили (не говоря уже о тканях и одежде) были выдержаны в единой цветовой гамме — черно-серо-бело-синей. Такое впечатление, что буйство красок, которые оказалась способна донести современная техника, было отвергнуто общественной моралью (то же самое в течение долгих лет будет происходить с кинематографом). Самый знаменитый пример такого отношения к цвету — случай Генри Форда, пуританина, заботившегося о соблюдении этики во всех областях жизни: несмотря на запросы клиентуры и угрозу конкуренции, он из моральных соображений очень долго отказывался производить какие-либо автомобили, кроме черных.

Вернёмся в XVII век. Начиная с 1640-х годов хроматическая обеднённость перестаёт быть монополией художников-протестантов. Она наблюдается и у некоторых живописцев-католиков, главным образом у тех, кто разделял взгляды янсенистов. Так, палитра Филиппа де Шампеня становилась всё более скупой, всё более аскетичной и тёмной с того момента (1646), когда он сблизился с мыслителями из Пор-Рояля, чтобы позднее окончательно обратиться в янсенизм. Его палитра, имеющая мало общего с многоцветием Рубенса или даже Ван Дейка, отныне напоминает палитру Рембрандта, правда, с добавлением синего цвета. Но синий Шампеня — своеобразен: насыщенный до предела и в то же время сдержанный, едва уловимый и вместе с тем глубокий, как ночное небо. Это цвет высокой морали.