Наполеон Первый. Его жизнь и его время - Кадиш Михаил Павлович. Страница 35

О своем ближайшем будущем Наполеон, по-видимому, совсем не заботился в то время, так как предложил свои услуги в качестве провожатого по Корсике писателю и путешественнику Вольнею, который в начале 1792 года приехал на остров.

Вольней намеревался завести на острове культуру тропических растений, главным образом хлопка, и приобрел для этой цели большое поместье в шестьсот гектаров: дель Принчиппе, близ Аяччио. Он обрадовался, встретив интеллигентного, вполне осведомленного офицера, который мог принести ему большую пользу своими советами. Но Наполеон при этом все время не упускал из виду своих политических целей.

Тем временем, в январе 1793 года, на Корсику прибыли полковник жандармерии Чезаре и генерал-синдик Саличетти для сформирования четырех добровольных батальонов. Был объявлен набор, но встретил целый ряд препятствий из-за чрезвычайно обостренной партийности населения острова. На первое апреля были наконец назначены выборы начальников под руководством трех комиссаров директории департамента: Мурати, Гримальди и Квенца. Мурати был приверженец Паоли, Гримальди – друг Бонапартов, между тем как Квенца не принадлежал ни к какой партии и голосовал всегда за сильных. Главным кандидатом в начальники батальона был Маттео Поццо ди Борго, брат депутата Уго Перетти, отказавшийся, однако, в пользу своего шурина, Квенца, – Людовико Орнано, Пиетрино Кунео и Джиамбаттиста Квенца. Наиболее сильным противником Бонапарта был Поццо ди Борго, поддерживаемый богатым Джиованни Перальди и его партией.

Кандидат Мурати остановился в доме Перальди; Гримальди и Квенца воспользовались гостеприимством Бонапартов и Рамолино. Перальди пустил в ход все свое влияние и богатство, чтобы повредить кандидатуре Квенца и Бонапарта. Необходимо было, чего бы это ни стоило, обезвредить опасного противника, а вместе с ним и Поццо ди Борго; иначе говоря, пустить все машины таким образом, чтобы они работали в пользу Наполеона. Он хотел и должен был достигнуть своей цели!

Ему не хотелось, однако, брать на себя всю ответственность; в душе он мечтал о том, чтобы что-нибудь пришло на помощь его планам и сам случай доставил бы ему желанную победу.

Перальди он ненавидел от всей души: их обоюдная вражда длилась уже давно. Перальди не пропускал ни одного случая, чтобы не посмеяться над маленьким худым лейтенантом, который, несмотря на молодость, с такой самоуверенностью стремился к ответственной должности. Он насмехался над бедностью Бонапарта, которая не позволяла ему развить широкую пропаганду в пользу своей кандидатуры. Он заранее уже торжествовал победу над неизбежным поражением честолюбивого противника. Тем самым он задевал самые больные места Наполеона. Некоторое время он еще сносил эти издевательства, но в конце концов терпение его истощилось. Он вызвал Перальди на поединок. Противник принял вызов, но не явился к назначенному месту, – Наполеон тщетно прождал его полдня у греческой часовни.

Задуманный Бонапартом увод Мурати из дома Перальди был, ввиду многочисленности противной партии, делом нелегким. Сторонники Бонапарта были, правда, готовы на все, но сами они не были в состоянии принять такого смелого решения. Только гений Наполеона мог им помочь в этом деле.

Тем временем он пускал в ход все усилия и даже то небольшое состояние, которое получил по наследству от дяди, чтобы увеличить ряды своих приверженцев. В городе он не упускал ни одного удобного случая, чтобы где-нибудь выдвинуться. После назначения дня выборов он, как и все соискатели, широко распахнул двери своего дома. Сторонники его встречали самый радушный прием, вино лилось рекою. Косвенно помогал ему в этой пропаганде и Саличетти. Под предлогом возникших в Аяччио религиозных волнений он добился командировки в Аяччио от Директории и приказал добровольным батальонам, рассеянным уже по различным округам, расположиться на квартиры в городе. Люди Наполеона жили большею частью у Бонапартов, и Летиция была принуждена устилать по ночам все комнаты и даже площадки лестниц матрацами, чтобы дать ночлег своим многочисленным гостям. Огромные расходы беспокоили ее, и она начинала колебаться в своей вере в сына. Когда она сообщила об этом Наполеону, тот только ответил: “Прошу тебя, мать, не падай духом и поддержи меня до конца. Обратного пути нет… Через десять дней батальон будет сформирован. Мои люди не будут тогда обременять тебя… если мне все удастся так, как мне хочется, наше будущее обеспечено. Если я получу эту должность, передо мной все дороги открыты…” И, действительно, он подготовил все так, что теперь все зависело от благосклонности комиссаров.

Ночь после дня их приезда Наполеон провел без сна в неописуемом волнении. На следующий день он появился на улицах, погруженный в раздумье, еще более бледный, чем всегда, с ярко горящими глазами. Сторонники его собрались вокруг него и проводили его до дома. Всем бросился в глаза его рассеянный, взволнованный вид, и все понимали причину этого волнения. Только один Франческо Бонелли отважился прямо спросить, нет ли у него еще какого-нибудь приказания. Упавшим тоном, но все же с оттенком надежды во взгляде, Бонапарт ответил ему: “Что мне вам приказывать? Разве вы сами не видите, что нужно сделать?” – “Нет, скажи нам!” – “Нужно решиться на крайность! Нужно увести комиссара из дома Перальди!” – “Куда же его поместить?” – “Это безразлично… если хотите, – ко мне!” Приказание было тотчас же исполнено. С помощью нескольких преданных национальных гвардейцев Мурати был схвачен в доме Перальди и приведен к Бонапарту. Комиссар был немало удивлен, когда Наполеон встретил его словами: “Я хочу, чтобы вы были свободны! Совершенно свободны! У Перальди вы бы этой свободой не пользовались!” Мурати не имел ничего против этого и остался.

Но поступок Наполеона стал известен всему городу. Партия Перальди ожесточилась до крайних пределов и поклялась страшно отомстить Бонапартам. Они хотели расстрелять его дом, разграбить и поджечь и захватить Наполеона живым или мертвым. Только благодаря умным советам старого Маттео Поццо ди Борго, план этот не был приведен в исполнение. Впрочем, Наполеон был готов ко всему: люди его стояли в полном вооружении за окнами дома, готовые обрушиться на каждого, кто бы осмелился приблизиться с недобрым намерением.

На следующий день, 1 апреля, национальные гвардейцы собрались в церкви Сан-Франческо. Они не носили еще формы, и только кепи отличали их от прочих граждан. Выборщикам было строго запрещено носить оружие, тем не менее каждый спрятал за пазуху острый кинжал. Нельзя было знать, что готовится на выборах при такой ожесточенной борьбе партии.

Мертвая тишина овладела толпой, когда Маттео Поццо ди Борго взошел на трибуну и в резких выражениях обрушился на насильственный акт Бонапарта. Ди Борго был блестящим оратором, он сумел увлечь слушателей своим воодушевлением и использовать влияние, которое оказывал на остров его брат Карло Андреа в качестве депутата. Наполеон заметил опасность и приказал своим людям сделать все, лишь бы не дать говорить оратору. В толпе раздались свистки, крики и неистовый топот. “Abbasso l'oratore!” – послышалось со всех сторон. Шум принимал все более угрожающий характер. Но огромные голосовые средства Поццо ди Борго покрывали собою неистовство толпы, и казалось, что победа будет за ним. Но вдруг его подняли чьи-то руки и силою увлекли с трибуны. Враги яростно кинулись на него и можно было бы ожидать всего, если бы Наполеон и полковник Квирико Казанова из Сардинии не вмешались в толпу. Квенце и Бонапарту благодаря их влиянию удалось удалить из зала Поццо ди Борго.

Спокойствие было снова восстановлено, и выборы пошли своим чередом. Квенца был избран первым, а Бонапарт вторым начальником батальона. Радость Бонапарта по поводу этой победы была неописуема. Люсьен написал тотчас же Жозефу в Корте: “Наполеон и Квенца избраны в начальники батальона!” Дом Бонапартов наполнился радостными гостями. Лилось рекой вино, и полковая музыка играла в честь нового начальника.

Друзья Квенцы и Бонапарта достигли тоже, чего хотели. Целый ряд их был избран капитанами, лейтенантами и унтер-офицерами.