Кавказская война. Том 2. Ермоловское время - Потто Василий Александрович. Страница 75
Исполнить этот приказ оказалось, однако, невозможным. Пока Лисаневич стоял у Худоперинского моста, десять тысяч персиян, под предводительством Пир-Кули-хана, переправились в разных местах через Аракс и потянулись к Джабраильским садам. Лисаневич встретил их со своим батальоном и после упорного боя отбросил за Аракс, но и сам он вынужден был поспешно возвратиться в Шушу, куда призывал его хан для укрощения бунта, возникшего там, конечно, не без участия персидской политики.
Между тем с отступлением Лисаневича главная персидская армия, под личным предводительством наследного принца Аббас-Мирзы, вошла в Карабаг. Но все усилия ее разбились здесь о горсть русских войск, предводимых полковником Карягиным, подвиги которого в эту эпоху носят на себе поистине легендарный характер. Окруженный двадцатитысячной персидской армией, сперва на Аскаране, потом при Шах-Булахе и, наконец, в Мухрате, Карягин почти три недели боролся со всеми силами Аббас-Мирзы, не только с честью отбивал нападения, но сам брал приступом персидские укрепления и, наконец, с отрядом, уменьшенным до ста штыков, пробился к Цицианову, который шел к нему на помощь с четырьмя батальонами. Тогда персияне поторопились уклониться от встречи с грозным русским главнокомандующим. Сам Фетх-Али-шах, уже перешедший границу с сорокатысячной армией, поспешно ушел за Аракс, а Аббас-Мирза, попытавшийся еще держаться в Елизаветпольском округе, был разбит полковником Карягиным. Отряд самого Цицианова окончил кампанию, можно сказать, без выстрела, и только одной сборной сотне донских и линейных казаков, под командой гребенского есаула Фролова, удалось знаменовать себя блистательным подвигом: окруженная двухтысячным конным отрядом персиян, она защищалась с чрезвычайным упорством и хотя потеряла четвертую часть своих казаков, но задержала персиян настолько, что дала возможность пехоте Цицианова совершить переправу через реку Тер-Тер без всякой помехи.
Так окончилась кампания 1805 года, сопровождавшаяся такими подвигами мужества и самоотвержения, которые казались чудесными даже в глазах самих современников. «У вас совершаются дела баснословные, – писал Цицианову один петербургский вельможа, – слыша о них, дивишься им и радуешься, что имя русских и Цицианова гремит в странах отдаленных».
Но стремления Цицианова шли далее обеспечения русских владений со стороны Персии и Турции. Он понимал, что, не имея ни одного торгового пункта ни на Каспийском, ни на Черном морях, почти невозможно удержаться в Закавказье, имевшем единственное сообщение с Россией через горы, доступные притом не во всякое время года. Между тем переговоры с Турцией об уступке Поти не привели ни к каким результатам. Тогда, чтобы как-нибудь помочь делу, Цицианов заложил в Менгрелии, при устьях Хопи, небольшое укрепление Редут-Кале и в то же время, пользуясь войной с Персией, задумал занять Баку и утвердиться на Каспийском море. С этой целью отправлена им еще в 1805 году Каспийская флотилия с десантом, под командой генерал-майора Завалишина. Завалишин обложил Баку с суши и с моря, но, когда на помощь к бакинцам пришло многочисленное войско кубинского хана, русские войска отступили и сели на суда, не успев причинить никакого вреда осажденным. Князь Цицианов был чрезвычайно огорчен поступком Завалишина. «Скажу вашему превосходительству, – писал он ему из Тифлиса, – что если бы я не ходил по горнице на костылях от изнурившей меня болезни, то я бы полетел сам на выручку славы русской и скорее лег бы под стенами Баку, нежели дал бы кичиться Гуссейн-Кули-хану тем, что он отбил русские войска и что они ничего ему не сделали».
Мысль эта до того тревожила князя Цицианова, что он не вытерпел наконец, и в зимнее, ненастное время, еще не оправившись от тяжких болезней, сам двинулся под Баку с отрядом, в котором насчитывалась тысяча шестьсот штыков и десять орудий. (Это были два батальона Севастопольского полка, шесть рот девятого егерского полка, сто двадцать восемь человек Тифлисского и до двухсот казаков донских и линейных.) Пароксизмы изнурительной лихорадки, повторявшиеся по нескольку раз в день, окончательно добивали здоровье Цицианова. Во время похода его нередко снимали с лошади и клали на землю; под снегом и дождем он выдерживал сильные припадки и потом догонял отряд на привалах.
Войска шли через Ширванское ханство, и Цицианов, так сказать, мимоходом присоединил его к русским владениям. 25 декабря 1805 года Мустафа-хан Ширванский подписал условия подданства, и теперь со стороны Каспийского моря оставалось покорить только Баку. Цицианов и приказал известить Гуссейн-Кули-хана Бакинского, что идет с твердым намерением или взять город, или умереть под его стенами.
После трудного перехода через Шемахинские горы отряд вступил в границы Бакинского ханства и 30 января 1806 года остановился при урочище Нахар-Булаг. Отсюда князь Цицианов и потребовал сдачи города. Гуссейн-Кули-хан ответил, что безусловно отдается милосердию русского государя, но втайне он замышлял гнусное и черное злодейство.
Наступил день, назначенный для сдачи Баку. Утром 8 февраля 1806 года главнокомандующий в полной парадной форме и в сопровождении лишь небольшого караула, назначенного для занятия крепости, приблизился к колодцу, отстоявшему на полуверсту от города. Здесь ожидали его бакинские старшины, которые подали ему ключи от городских ворот и просили лично успокоить хана насчет его участи. Главнокомандующий ответил, что рад увидеть старого знакомого, и возвратил ключи с тем, чтобы Гуссейн вручил ему их лично. Хан не замедлил выехать из крепости, и Цицианов доверчиво пошел к нему навстречу без свиты, сопровождаемый только своим адъютантом, подполковником Эристовым, и одним казаком. Но едва Цицианов приблизился к хану, спутники последнего, бывшие верхом, вдруг бросились на него – и он упал, убитый наповал выстрелом из пистолета. Бакинцы с крепостной стены приветствовали убийство радостным криком и залпом из всех орудий по отряду, стоявшему у колодца. Между тем убийцы подхватили тело и умчали его с собой. Наступила критическая минута, в которую решался вопрос о достоинстве, чести и славе русского имени. К сожалению, оставшийся старшим в отряде генерал-майор Завалишин оказался ниже своей задачи и малодушно, под предлогом недостатка провианта и большого числа больных – как будто бы этих обстоятельств не существовало при Цицианове, – поспешно отступил от крепости, вместо того чтобы немедленным и грозным штурмом отомстить за смерть главнокомандующего. Он посадил войска на суда и, бросив Закавказье, отплыл с ними в Дагестан, в шамхальские владения, откуда с трудом пробрался на линию. Так кончился этот несчастный поход, в котором восточное вероломство погубило одного из лучших русских людей и военачальников.
«Голова генерала Цицианова, полная отваги и предприимчивости, и руки его, крепкие мышцами, распространявшие власть, – говорит персидский историк, – были отсечены от трупа и отправлены в Ардебиль, а оттуда с большим торжеством препровождены в столицу, Тегеран, к персидскому шаху». Тело же его было зарыто у ворот самой Бакинской крепости, где долгое время виднелась могила грозного русского главнокомандующего. Цицианов как будто предчувствовал свою кончину. Незадолго перед тем он писал своему другу Василию Николаевичу Зиновьеву: «Государь ко мне весьма милостив и обещает отсель меня взять к себе… Помолись, чтобы я выехал цел или жив. Я выведу тебе славную лошадь под именем Заид-хан, роста большого, езды прекрасной, и тебе она по завещанию назначена, хотя бы я здесь умер или убит был. Я считаю тебя ездоком и охотником, а она моя любимая лошадь, и я всегда на ней бывал в сражениях».
Генерал Ладынский рассказывает также странный случай, которого был очевидцем. Когда Цицианов собирался в поход под Баку, ему проездом пришлось довольно долго жить в Елизаветполе. Там каждую ночь на крыше его сакли появлялась собака и страшно выла. Ее убили, но на место ее стали являться другие, и зловещие завывания их по ночам не давали покоя больному князю. Встревоженный, Цицианов приказал перебить всех собак в Елизаветполе. Собак перебили, но суеверные ожидания, вызванные этим загадочным фактом, к несчастью, исполнились…