Кавказская война. Том 2. Ермоловское время - Потто Василий Александрович. Страница 94

Через Дарьяльское ущелье толпы осетин прошли к деревне Стефан-Цминде и обложили замок, где засела русская рабочая команда из тридцати четырех солдат под начальством полковника Дренякина. Вместе с ней попал в засаду и преданный России сам владелец этой деревни, правитель Хевсурского округа майор Казбек, которому мятежники тщетно предлагали принять над ними начальство. Два дня шла перестрелка, а на третий положение осажденных неожиданно сделалось отчаянным вследствие измены, обнаружившейся среди самого гарнизона, и жители один за одним стали перебегать к мятежникам. Истощив все средства обороны, русская команда должна была сложить оружие и вместе с Дренякиным взята в плен, а на Казбека осетины наложили большую контрибуцию. Почти одновременно с этим был вырезан и весь Кайшаурский пост у Ломийской горы.

Во Владикавказе находился в то время донской казачий полк Рышкова (Рышкина?), который дожидался только спада вод в Тереке, чтобы пройти в Грузию. В эту пору общей смуты и неудач Цицианова под Эриванью Грузия казалась находящейся в последней крайности, и князь Волконский приказал этому полку как можно поспешнее пройти в Закавказье, избрав для того путь по Куртонскому ущелью, по уверению жителей, безопасный. Осетины напали на полк в Девдоракской теснине и нанесли ему тяжкое поражение. Полк потерял всех своих лошадей и половину людей; шедшая с ними рекрутская партия потерпела также значительный ущерб.

Увлеченные рядом успехов, осетины двинулись на Ананур, присоединив к себе по пути хевсуров, пшавов, тушин и приглашая за собой все соседние горские племена. В то же время они призывали к себе из Имеретии грузинских царевичей Юлона и Парнаоза, братьев последнего грузинского царя Георгия. Царевичи отправились в путь, но около Цхинвала наткнулись на роту штабс-капитана Новицкого. Схватив в лесу грузинский пикет, Новицкий узнал, что царевичи ночуют в Шагарбели, и в ту же ночь с сорока егерями напал на деревню. Произошла рукопашная схватка, в которой Новицкий лично взял в плен царевича Юлона, едва не погибшего под штыками солдат. К несчастью, Парнаоз успел бежать и в несколько дней пробрался в Осетию. Царевич Юлон со всем его семейством был сослан на жительство в Тулу, а штабс-капитан Новицкий за свой отважный подвиг получил следующий чин и орден Святой Анны 3-й степени.

С появлением среди осетин Парнаоза восстание разгорелось с новой силой. Напрасно правитель Грузии генерал-лейтенант князь Волконский старался остановить мятеж, обещая прощение и даже щедрые льготы восставшим, – осетины отвечали требованием очищения от русских всей Военно-Грузинской дороги. Волконский понял наконец действительные размеры опасности и сам поспешил в Ананур, приказав идти за собой батальону Севастопольского полка под командой шефа его, генерал-майора Талызина. Но благоприятное для действия оружием время было пропущено. Несколько безрезультатных стычек не принесли ожидаемой пользы, и войска после короткого похода возвратились в Тифлис, не выручив даже Ананура, который так и остался в блокаде. В то же время Севастопольского полка майор Мелло, стоявший с батальоном на реке Ломисе, был атакован неприятелем и, узнав об отступлении Волконского, самовольно покинул пост с такой поспешностью, что оставил неприятелю три орудия, составлявшие всю его артиллерию.

«Постыдное отступление это, – писал Волконскому князь Цицианов, – не может и не должно оставаться без заслуженного наказания». И оно было действительно и постыдно, и в высшей степени вредно. Оставление Ломисского поста открыло осетинам все ксанские владения и путь в Картли. Деревни князей Эристовых были разорены за преданность России, передовые партии мятежников доходили до Гори, опасность угрожала даже Тифлису.

Несветаев, бывший тогда во Владикавказе, понял, что вся сила осетин только в вызванной ими панике да в отсутствии со стороны русских единства действий и распорядительности; и с теми незначительными силами, которые не находились даже собственно под его командой, но которыми он мог воспользоваться, решил по собственному почину дать пример, как ни трудно было справиться с мятежниками и восстановить сообщения с Грузией. С шестью ротами Казанского пехотного полка он быстро двинулся в горы и, прежде чем неприятель опомнился, овладел Балтой, Ларсом, Дарьялом и, наконец, Казбеком. И только здесь авангард его, состоявший из одной роты Казанского полка и трех сотен спешенных донских казаков под командой подполковника Быхалова, был атакован самим Парнаозом, спешно прибывшим от Ананура, но с честью отразил нападение. И пока Быхалов преследовал разбитого царевича по ущелью Терека, Несветаев захватил в свои руки Гудаурский перевал и, спустившись в Грузию, стремительно пошел на Ананур. На пути он получил известие, что капитан Матушевич, принявший команду над бывшим отрядом генерала Талызина, уже овладел Душетом и, разбив на Кейсхевских высотах главные силы осетин, подходит также к Анануру. Важное значение этого города как пункта, в котором сходятся дороги из Кахетии и Картли, сознавалось издавна, и потому еще в старые годы здесь были построены и замок, и крепость.

Овладев Анануром, Несветаев отправил небольшие отряды по разным направлениям и в несколько дней не только совершенно восстановил сообщение по всей Военно-Грузинской дороге, но и очистил от мятежа все боковые горные ущелья. Участники осетинского бунта просили пощады, а покинутый всеми Парнаоз пытался бежать в Эривань. Но в сорока верстах от Тифлиса, на переправе через Куру в Демурчасалах, он был настигнут летучим отрядом князя Томаса Орбелиани и захвачен в плен вместе с тридцатью кахетинскими князьями, которые все, вместе с Парнаозом, и были высланы в Россию.

Цицианов отдал должную справедливость Несветаеву, действия которого – по словам его донесения – были так не похожи на все, что делалось в этом крае до его приезда в течение целых трех месяцев, а государь пожаловал ему орден Святого Владимира прямо 3-й степени, минуя 4-ю.

Приехав в Грузию к своему полку, стоявшему по окончании Персидской кампании в Караклисе, Несветаев тотчас обратил внимание главнокомандующего на смутное положение дел в соседней Шурагельской области, предлагая отторгнуть ее от Эриванского ханства и присоединить к России. Успех предприятия он принимал на личную ответственность и брался выполнить его с теми незначительными средствами, которые находились у него под руками. И обстоятельства действительно складывались в то время весьма благоприятно для выполнения его проекта. Случилось так, что Будах-султан, правитель Шурагеля, был вызван в Эривань и там задержан по приказанию хана, потребовавшего за него огромный денежный выкуп, а жители, со своей стороны, желали избежать этой уплаты и, по сведениям Несветаева, намерены был обратиться к князю Цицианову с просьбой о помощи. Воспользовавшись этим, Несветаев быстро вступил в Шурагель и занял главное селение Артик, где сын Будах-султана, а за ним старшины и народ беспрекословно присягнули на подданство русским государям. Донося об этом князю Цицианову, Несветаев вместе с тем готовился встретить трехтысячный отряд эриванского войска, уже подходившего к границам Шурагеля для выполнения ханского приказа опустошить владения несчастного султана. Несветаев с батальоном Саратовского полка встретил их в пограничном селении Талыни и разбил наголову, а храбрый капитан Матушевич, прошлогодний сподвижник его в Кавказских горах, преследовал бегущих до самых стен Эриванской крепости. Сам Несветаев без выстрела дошел до Эчмиадзина и занял тамошний знаменитый монастырь, построенный, по преданию, на том самом месте, где Ной впервые вышел из ковчега.

Несветаев нашел монастырь пустым: все драгоценные иконы, утварь и мощи угодников были из него вывезены. Только перед иконой Спасителя теплилась большая, украшенная драгоценными камнями лампада, возбуждавшая благоговейные чувства даже в мусульманах. Это был памятник пребывания здесь Надир-шаха, принесшего ее в дар христианскому Богу после чудесного своего исцеления от тяжкой болезни. Легенда говорит, что во время страданий он слышал во сне неведомый голос, повелевавший ему идти в Эчмиадзин и там перед иконой Спасителя помолиться о своем исцелении. Миссионер-католик, состоявший в то время при нем в качестве врача, конечно, горячо советовал ему это исполнить, и шах отправился в монастырь. Рассказывают, что шах, никогда прежде не бывавший в Эчмиадзине, узнал в иконе Спасителя ту самую, которую он видел во сне. Пораженный, он пал перед ней в молитве и выздоровел. Благодарный шах подарил тогда монастырю двенадцать деревень и прислал лампаду с повелением, чтобы она день и ночь горела перед иконой. Шахские грамоты и самый фирман, свидетельствовавший о чуде, помещались в серебряном ковчеге, который хранился под мраморной плитой, у подножия чудотворного образа. Несветаев оставил этот исторический памятник в храме, но взял с собой разысканные им под грудой мусора кусок дерева, по преданию, от Ноева ковчега, святое копье, которым был прободен Спаситель, и десницу святого Григория, просветителя Армении. Все эти святыни доставлены были им в Тифлис, где уже хранилась часть сокровищ этого первопрестольного армянского монастыря, вывезенных отсюда самим Цициановым при возвращении из-под Эривани.