Архетип и символ - Юнг Карл Густав. Страница 53

Конечно, в объеме данной книги дать полное представление об этой процедуре сравнения невозможно. Я вынужден ограничиться простыми наметками. Поскольку многие содержания бессознательного кажутся остатками прошлых ментальных состояний, нам нужно вернуться всего на несколько сот лет назад, чтобы достичь сознания того уровня, которое образует параллель этим содержаниям бессознательного. В нашем случае мы можем отойти назад менее чем на триста лет, чтобы обнаружить себя среди ученых и натурфилософов, которые самым серьезным образом обсуждали проблему quaratura circuli. Эта малопонятная проблема сама была психологической проекцией куда более древних и совершенно бессознательных предметов. Но в те дни они еще знали, что круг означает Божество. «Deus est figura intellectualis, cuius centrum est ubique, circmuferentia vero nusquam» (лат. «Бог есть умопостигаемая фигура, чей центр повсюду, окружность же нигде»), как говорил один из этих философов, повторяя Св. Августина. Такой интровертивный и интроспективный человек как Эмерсон не мог не столкнуться с той же идеей, и он тоже цитирует Св. Августина. Образ круга — совершеннейшая форма со времен платоновского «Тимея», высшая власть в герметической философии — передавал также самую совершенную субстанцию — золото, применялся для обозначения anima mundi или аnima mediae naturae (лат. «души мира, души сердцевины природы»), для обозначения света первотворения. А так как макрокосм, Великий мир, был создан творцом in forma rotunda, quae in puncto requiscit (лат. «в форме круга или шара»), то малейшая частица мира — точка также наделена этой совершенной природой. Как говорит философ: «Omnium figurarum simplicissima et perfectissima primo est rotunda, quae in puncto requiscit» (лат. «Из всех фигур простейших и совершеннейших первая есть круг, который покоится в точке»). Этот образ Божества, спящего и сокрытого в материи, именовался алхимиками изначальным хаосом, или райской землей, круглой рыбиной в море, либо же просто rotundum, или яйцом. Это круглое нечто обладало как бы ключом, с помощью которого можно было проникнуть внутрь материи. Как говорится в «Тимее», только демиург, совершенное существо, способен отворить тетрактис, заключающий в себе четыре элемента, т.е. четыре составные части круглого мира. В одном из авторитетнейших с XIII в. источников — Тurba Philosophorum — говорится, что rotundum может разложить медь на четыре составляющие.

Также желанное аurum philosophicum было круглым. Мнения разделились относительно процедуры, с помощью которой можно достичь спящего демиурга. Одни надеялись уловить его в форме первоматерии, содержащий в себе особую концентрацию субстанции или особый ее род. Другие пытались создать круглую субстанцию своеобразным синтезом. Аноним говорит: «Сделай из мужчины и женщины круглый круг, извлеки из него четырехугольник, а из него треугольник. Сделаешь круг круглым, и ты получишь философский камень» Этот чудесный камень символизировался совершенным живым существом — гермафродитом по своей природе, соответствующим «сфере» Эмпедокла [78], андрогину, круглому двуполому существу Платона. Еще в начале XIV в. ляпис сравнивался Петрусом с Христом, как allegoria Christi. Но в Aurea Hora, трактате псевдо—Фомы XIII в., таинство камня столь же первостепенно, как и таинства христианской религии. Я упоминаю эти факты лишь для того, чтобы показать, что круг или шар, содержащий четверку, обозначал божество для большого числа наших образованных предков.

Из латинских трактатов также видно, что таинственный демиург, спящий или сокрытый в материи, идентичен так называемому homo philosophicus, второму Адаму. Под последним подразумевается высший духовный человек, Адам Кадмон [79], часто отождествляемый с Христом. В то время как первый Адам был смертен, ибо был создан из четырех тленных элементов, второй состоит из единой чистой и нетленной сущности. Псевдо—Фома говорит так: «Secundus Adam de puris elementis in aeternitatem transivit. Ideo quia ex simplici et pura essentia constat, in aeternum manet» (лат. «Второй Адам переходит из чистейших элементов в вечность. Он пребывает в вечности, поскольку состоит из простых и чистых сущностей»). Можно сослаться также на слова раннего латинизированного арабского философа, называвшегося Сениор, — знаменитого и авторитетного на протяжении всех Средних веков: «Есть одна субстанция, которая никогда не умирает, ибо она упорствует в непрестанном возрастании». Этой субстанцией и является второй Адам.

Из этих цитат видно, что круглая субстанция, разыскиваемая философами, представляла собой проекцию чего-то сходного по своей природе с символикой наших сновидений. У нас имеются исторические документы, доказывающие, что сны, видения, даже галлюцинации часто примешивались в великие философские труды. Наши праотцы с их наивной умственной конституцией прямо проецировали содержания бессознательного на материю. Такие проекции она могла легко принять, поскольку в то время материя была практически неведомым и непонятным сущим. А там, где человек встречается с чем-нибудь целиком таинственным, он без всякой критичности проецирует на это нечто свои догадки. Так как в наши дни химическая материя хорошо известна, мы уже не можем заниматься подобным проецированием с прежней легкостью, как это делали наши предки. Мы должны, наконец, признать, что тетрактис по своей природе представляет собой нечто психическое; и мы даже не знаем, не окажется ли это тоже проекцией в более или менее отдаленном будущем. Пока что удовлетворимся тем фактом, что идея Бога, полностью отсутствующая в сознании современного человека, возвращается в форме, которая сознательно была ему известна три или четыре столетия тому назад. Нет нужды доказывать, что эти исторические сведения были совсем не известны моему пациенту. Можно сказать вслед за поэтом-классиком: «Naturam exepellas furca tamen usque recurret» (лат. «Изгоняемая вилами природа, однако, все вновь возвращается»).

Идея тех древних философов заключалась в том, что Бог проявил себя, прежде всего, в творении четырех элементов. Они символизировались четырьмя частями круга. Так, мы читаем в коптском гностическом трактате «Соdex Brucianus» о Единорожденном (Моногеносе или Антропосе): «Он тот же, кто пребывает в монаде, которая в Сете (творце) и которая пришла из места, о коем никто не скажет, где оно… Из него пришла монада, подобно кораблю, нагруженному добрыми товарами, и подобно полю, полному всякого рода деревьев, и подобно граду, заселенному всеми расами людскими… и его покрывалу, окружающему его подобно крепостной стене с двенадцатью вратами… это тот же Град Матери Единорожденного». В другом месте сам Антропос есть град, а членами его являются четверо ворот. Монада же — искра света, атом Божества. Моногенос мыслится стоящим на гетраласс — платформе, опирающейся на четыре колонны, соответствующей четверичности христианских Евангелий; или подобным Тетраморфу, скачущему символическому животному церкви, состоящему из символов четырех евангелистов: ангела, орла, быка или теленка, льва. Аналогия между этим текстом и Новым Иерусалимом очевидна.

Деление на четыре, синтез четырех, чудесное появление четырех цветов и четыре стадии работы: nigredo, dealbatio, rubefactio, citrinitas — таковы постоянные заботы древних философов. Четверица символизирует части, качества и стороны Единого. Но почему мой пациент повторяет эти древние спекуляции? Не знаю, почему именно он; знаю только, что это не исключительный пример — та же символика спонтанно воспроизводилась во многих других случаях под моим (или моих коллег) наблюдением. В действительности я не считаю, что пациенты получили эту символику от времен трехсот—четырехсотлетней древности. Просто тот век был одним из периодов, когда эта архитипическая идея выходила на первый план. Идея эта намного старше средневековья, как это показывает уже «Тимей». Но это и не классическое или египетское наследие, ибо обнаруживается она практически повсюду и во все времена. Достаточно вспомнить, например, сколь большую значимость придают четверице американские индейцы.