Пятый уровень.The fifth level - Бриньон Луи. Страница 42

В самолёте, к огромному неудовольствию Савьеры, Боуд подсел к нему. Сразу вслед за этим он начал что-то нашёптывать ему на ухо. Все остальные увидели, с каким облегчением вздохнул было Савьера, но тут же у него появилось изумлённое выражение на лице. А вслед за ним все услышали громкий голос Савьеры.

— Шеф, вы издеваетесь? Я это должен сделать в новогоднюю ночь? А на завтра что, отложить нельзя? Он всё равно не сбежит!

— Плевать мне, какая сегодня ночь, — отозвался Боуд, — просто иди и сделай то, что я тебе говорю.

— Иди и сделай, — пробормотал вслед за покинувшим его Боудом Савьера, вот бы сам и делал, или лучше Хейса послал…, и тут на губах Савьеры появилась довольная улыбка. Он увидел, что Боуд подсел к Хейсу и что-то шепчет ему на ухо, а затем встал и пересел к профессору Коэл. И ещё Боуд позвонил Парку. Закончив разговор с Парком, Боуд откинулся на кресло и закрыл глаза.

— Джеймс, что ты сказал Савьере и Хейсу, — профессор явно не отличалась сдержанностью.

В ответ она с удивлением услышала шёпот Боуда. С удивлением, потому что прежде не замечала за ним подобных вещей.

— Не оставляй меня, господи. Не оставляй, — шёпотом повторял Боуд.

Чуть позже Савьера подсел к Хейсу. Хейс полудремал. Услышав шум, он открыл один глаз и покосился на Савьеру. А затем он снова закрыл глаз и хотел уже засыпать, когда услышал голос Савьеры:

— Шеф тебя тоже послал на кладбище могилы копать?

Часы показывали четверть двенадцатого, когда Боуд в сопровождении профессора Коэл и Метсон подъехал к мрачному на вид одноэтажному зданию. Это место, пожалуй, являлось одним из немногих, где никак не ощущалось приближение нового года. Все четверо покинули машину и подошли к ярко освещённой двери, на которой крупными буквами было выведено одно слово: "МОРГ"

— Зачем мы здесь? — попыталась было спросить профессор Коэл, но Боуд уже вошёл внутрь. Ей, как и другим, ничего не оставалось как пройти вслед за ним. Спустившись по ступенькам, они оказались в коридоре. Они быстро миновали его и вошли в единственную дверь, что здесь находилась. Все, кроме Боуда, сразу же зажали носы, почувствовав тошнотворный запах. Что касается Боуда, создавалось впечатление, что он вообще ничего не видит и никого не замечает. Он целенаправленно двигался к определённой цели — какой именно? Никто даже близко не предполагал истинную причину появления в таком месте, да и ещё в канун нового года.

Помещение, где они оказались, было довольно просторным, однако ярко освещалось лишь в тех местах, где стояли столы, предназначение которых угадывалось с первого взгляда. Рядом со столами стояли короткие узкие столики, на которых лежали всевозможные инструменты.

Профессор Коэл, едва увидев эти инструменты, отвернулась с выражением глубоко отвращения. В помещении морга находилась ещё одна дверь. По своему виду она напоминала дверь холодильника. Она к величайшему облегчению профессора была наглухо закрыта. Едва они появились, как к ним сразу же подошёл Хейс в сопровождении невысокого седого мужчины, одетого в серый халат.

— Патологоанатом, — коротко представил мужчину Хейс.

Из всех прибывших лишь Боуд слегка кивнул, давая понять, что услышал Хейса. Хейс остался с ним, а патологоанатом направился к одному из столов и, взяв с него длинные резиновые перчатки, стал одевать их.

— Что происходит, Джеймс? — не выдержала профессор Коэл, — что всё это значит? Почему мы в морге? К чему этот… этот врач?

Боуд сделал неопределённый знак рукой, который, по всей видимости, призывал к молчанию. Он выглядел очень и очень странно. Было ясно заметно, что Боуд находится в крайне напряжённом состоянии. Глаза его как-то непонятно блестели. Но, тем не менее, он почти всё делал молча. Остальным ничего не оставалось, как просто следовать его примеру. Все молчали и ждали, что будет происходить дальше.

— А вот и мы! — раздался внезапно весёлый голос Савьеры.

Все повернулись в сторону двери. Вначале появился не унывающий Савьера с весёлой улыбкой на губах, а вслед за ним. профессор Коэл едва в обморок не упала, когда увидела четверых полицейских, несущих заколоченный гроб. Местами крышка гроба была усеяна землёй. Гроб поставили в нескольких шагов от неё, рядом с одним из столов. Затем на её глазах гроб вскрыли. Все почувствовали сильный запах разлагающегося тела и мгновенно прикрыли носы платками. Полицейские отодрали крышку гроба. А вслед за этим к гробу подошёл патологоанатом. Он несколькими уверенными движениями подсунул под тело простыню. Как только он это сделал, полицейские вытащили тело из гроба и положили на стол. Всё это происходило в полнейшей тишине. Слышны были лишь звуки движений. После этого, по молчаливому знаку Боуда, Савьера вывел из помещения морга полицейских. Когда он вернулся обратно, патологоанатом стоял над телом. В руках у него был скальпель. И только тогда, практически впервые за время появления всех присутствующих в морге, прозвучал его голос:

— Что мы ищем?

Боуд подошёл вплотную к нему и начал что-то шептать на ухо. Это продолжалось всего несколько минут. Все увидели, что когда Боуд закончил, патологоанатом кивнул головой в знак того, что всё понял.

Он сделал несколько уверенных надрезов. Боуд немного отошёл назад, туда, где остальные стояли. С каждым надрезом Боуд волновался всё больше и больше. Никто ничего не понимал. Вскоре все явственно увидели, что руки Боуда начали дрожать. Это было настолько ему несвойственно, что все вокруг просто растерялись. Что же происходит?

Этот вопрос был написан на лице каждого, кто находился рядом с Боудом. Даже Савьера убрал с губ обычную ухмылку и с настороженностью следил за взглядом Боуда. А взгляд Боуда ни на миг не отрывался от рук патологоанатома, который продолжал уверенно орудовать над телом. В напряжённой донельзя обстановке прошло четверть часа. Наконец, патологоанатом на минуту словно завис над телом. Было заметно, что он что-то рассматривает, затем он вытер рукавом халата струившийся со лба пот и повернулся к Боуду.

— Что? — раздался слабый голос Боуда.

— Как вы и говорили, — последовал ответ.

Эти слова по непонятной причине вызвали слёзы на глазах Боуда. Он плакал. Плакал при всех и ничуть не стеснялся своих чувств. Все были крайне заинтригованы его поведением. Все понимали, что происходит нечто. очень значительное. но что именно? Никто не мог ответить на этот вопрос.

— Подождите меня снаружи, — тихо попросил Боуд, — мне нужно поговорить наедине с этим человеком.

Все поняли, кого имел в виду Боуд. Все вышли из морга. Через несколько минут к ним присоединился Боуд. Сев в два автомобиля, они отправились из морга на конспиративную квартиру.

По дороге они увидели, как небо озарилось тысячами ярких цветов. Салют ознаменовал наступление нового, 2006 года.

Когда все они прибыли на конспиративную квартиру, там их уже ожидал Парк. Это был один из редчайших случаев, когда облик Парка выдавал волнение. Едва увидев Парка, Боуд подошёл к нему и крепко обнял:

— Ты был прав, Джонатан. Тысячу раз прав. Прав во всём. Ответы были перед нами. А я как слепой — ничего не видел.

— И что ты сейчас видишь? — осторожно спросил Парк. Странно, но это был один из немногих случаев, когда он не мог понять, что происходило с Боудом, что изменилось?

— Что изменилось? Что изменилось? Моя дочь едва не задохнулась. У неё в горле застряла абрикосовая косточка, — выговорив эти слова, Боуд выглядел совершенно счастливым. И это показалось присутствующим немного странным. Ведь по большому счёту, этот эпизод должен был огорчить Боуда. А он радуется.

— Видишь ли, Джонатан, с самого начала этого дела меня мучили несколько вопросов. Почему хранители не оставили даже малейшего намёка на то, где может находиться послание? Почему они лишили нас возможности найти послание? Хранить послание столетиями…, но для чего? Для чего его хранить? Если для нас, тех, кто будет бороться со злом, то почему они перед смертью не оставили ничего, что помогло бы нам понять, где находится послание? — Боуд говорил по-прежнему лихорадочно. Голос его слегка дрожал от сдерживаемых чувств. Он отстранился от Парка и не замечал, что Метсон и профессор с крайне заинтригованным видом практически нависли над ним. Хейс и Савье-ра стояли чуть дальше и, навострив уши, слушали Боуда.