Замок из стекла - Андреев Алексей. Страница 10

«Я всегда вынашиваю своих детей дольше остальных женщин. Вот Лори, например, я вынашивала четырнадцать месяцев», – ошарашила нас мама.

«Фигня собачья! – твердо заявил папа. – Лори же все-таки не слоненок».

«Не смей шутить надо мной и нашими детьми! – кричала мама. – Некоторые дети рождаются недоношенными, а у меня дети переношенные. Именно поэтому они такие умные. У них мозг дольше развивается в утробе матери».

Папа пробурчал что-то про загадки природы, а мама назвала его Всезнайкой, который не хочет верить в то, что у него жена такая особенная и исключительная. Папа ответил, что даже чертову Иисусу Христу не понадобилось так долго проводить в утробе Девы Марии. Мама напряглась на богохульство и нажала ногой на тормоз. Она выскочила из машины и стрелой кинулась в кромешную тьму.

«Ты самая настоящая сумасшедшая сука! Возвращайся немедленно в машину!» – орал папа в темноту.

«А вот попробуй меня вернуть!» – визжала мама, удаляясь от автомобиля.

Папа резко повернул руль машины, съехал с дороги и помчался по пустыне вслед за мамой. Лори, Брайан и я крепко схватили друг друга за руки, как мы всегда делали, когда папа съезжал с ровной дороги. Мы уже знали, что будет сильно трясти.

Папа высунул голову в окно и орал на маму благим матом и приказывал ей вернуться. Мама наотрез отказывалась. Она бежала впереди нас, перепрыгивая через низкие кусты. Она никогда не материлась, поэтому для описания папы использовала такие выражения, как «троеточие» или «бестолковый алкаш и такой сякой». Папа нажал на газ, и машина стремительно понеслась на маму, которая завизжала и отскочила. Папа развернул автомобиль и снова направил его в атаку.

Ночь была безлунной, и мы видели маму, только когда она появлялась в свете автомобильных фар. Она оборачивалась через плечо, и ее глаза горели, как у зверя, которого гонят охотники. Мы в один голос просили папу остановиться, но он нас совершенно игнорировал. Если честно, то я больше волновалась за ребенка в мамином животе, чем за саму маму. Машина подпрыгивала на кочках и ухабах, кусты царапали днище, и пыль летела в открытые окна. В конце концов, мама добежала до груды камней, которую не могла перелезть. Папа вылетел из машины и бросился к ней. Я боялась, что он ее ударит, но он этого не сделал, а схватил ее и закинул в машину, как мешок с картошкой. Машина по ухабам снова выехала на трассу. Все молчали, одна мама всхлипывала и бормотала о том, что она вынашивали Лори четырнадцать месяцев.

На следующий день мама с папой помирились, и мама спокойно стригла папе волосы в квартире, которую родители сняли в городе. Папа без рубашки сидел на стуле, наклонив голову вперед. Его волосы были зачесаны вперед. Мама щелкала ножницами, и папа иногда указывал ей на пряди длинных волос, которые она пропустила. Когда мама закончила, папа зачесал волосы назад и констатировал, что мама чертовски хорошо его подстригла.

Квартира, которую родители сняли в Блайте, была расположена в одноэтажном здании на окраине города. Перед зданием красовалась большая сине-белая вывеска в виде бумеранга с надписью: THE LBJ APARTMENTS (апартаменты LBJ). Я решила, что сокращение расшифровывается как Lori, Brian и Jeannette, однако мама уверила меня, что LBJ – инициалы президента [16], этого подонка, который затеял войну во Вьетнаме. В LBJ снимали жилье несколько водителей грузовиков, пара ковбоев, но главным образом его постояльцами были семьи эмигрантов, разговоры которых были прекрасно слышны сквозь тонкие картонные стены. Мама сказала, что возможность выучить разговорный испанский – это прекрасный бонус для всех англоязычных квартиросъемщиков.

Блайт расположен в Калифорнии, но граница со штатом Аризона настолько близко, что до нее можно доплюнуть. Жители города говорили, что Блайт находится в 225 километрах от Финикса, 375 километрах от Лос-Анджелеса или, если проще, то в заднице всего мира. Правда, произносили они это таким тоном, будто ужасно гордились сим фактом.

Не буду утверждать, что родители были в восторге от этого городка в центре пустыни. Слишком цивилизованно, говорили они, а значит, неестественно. Город такого размера, как Блайт, не должен был существовать в пустыне Мохаве. Город расположен поблизости от реки Колорадо и был основан в XIX веке человеком, который стремился стать богатым, превратив пустыню в цветущий сад. Здесь прорыли массу ирригационных каналов, которые отводили воду из реки Колорадо для выращивания салата-латука, винограда и брокколи в пустыне, где растут только кактусы и полынь. Папа страшно возмущался, когда мы проезжали мимо огромных хозяйств с каналами размером с широченный ров.

«Да это настоящее извращение, полностью противоречащее природе, – говорил папа. – Если хочешь выращивать овощи, так переезжай в Пенсильванию, а если собираешься жить в пустыне, тогда жри здешнюю опунцию, а не чертов пидарский салат-латук».

«Точно, – поддакивала ему мама. – Между прочим, в опунции витаминов гораздо больше».

Для меня переселение в Блайт означало, что пришлось носить обувь и ходить в школу.

В школе было, в принципе, не так плохо. Когда директор входил в наш класс, миссис Кук неизменно просила меня что-нибудь прочитать вслух. Одноклассники меня невзлюбили за то, что я была бледной, худой и всегда поднимала руку быстрее всех, когда миссис Кук задавала классу какой-нибудь вопрос. Через несколько дней после начала занятий четыре мексиканские девчонки пошли за мной следом после уроков и сильно избили в темном закоулке рядом с нашим домом. Они дергали меня за волосы, рвали одежду и называли «учительской подлизой».

В тот вечер я пришла из школы с разбитой губой, поцарапанными коленями и локтями.

«Кажется, ты попала в драку», – заметил папа, который, сидя за столом, разбирал с Брайаном старый будильник.

«Так, слегка помутузилась», – ответила я, используя выражение, которое папа всегда произносил, когда возвращался домой после драки.

«А их сколько было?»

«Шестеро», – я слегка преувеличила.

«С губой все в порядке?» – спросил папа.

«Царапина, – ответила я. – Ты бы видел, как я их уделала».

«Вот и молодчинка!» – папа снова взялся за будильник, а Брайан все никак не мог отвести от меня глаз.

На следующий день четыре мексиканские девчонки снова ждали меня в закоулке около нашего дома. Они не успели на меня накинуться, как из-за кустов выскочил Брайан, размахивая большой палкой. Брайан был такой же худой, как и я, но меньше меня ростом, с веснушками на носу и рыжими волосами. Он был одет в штаны, которые ему достались от меня и которые я в свою очередь унаследовала от Лори. Эти штаны постоянно сваливались с худой попы Брайана.

«А ну, быстро отошли и никто не пострадает», – сказал он. Это была очередная коронная папина фраза.

Мексиканки в молчании посмотрели на него, а потом громко рассмеялись. Они окружили Брайана. Брат довольно успешно защищался от нападающих до тех пор, пока у него не сломалась палка. Потом его не стало видно за телами девчонок. Я схватила самый большой находящийся в досягаемости камень и ударила им одну из девчонок по голове. Она дернулась и осела так, что я подумала, что проломила ей череп. Одна из ее подружек сбила меня с ног и ударила ногой в лицо. Нападающие девчонки убежали, и за ними, держась за голову, медленно ковыляла та, которую я ударила камнем.

Я села рядом с Брайаном. Его лицо было в песке. Я видела его голубые глаза и то, что его лицо было сильно разбито, а из ран сочилась кровь. Мне хотелось его обнять, но я подумала, что это будет выглядеть странно. Брайан встал на ноги и жестом показал, чтобы я следовала за ним. Мы пролезли в дырку в заборе из железной решетки, которую он обнаружил в то утро, и выбежали на поле латука, расположенное рядом с нашим домом. Я бежала за Брайаном между рядами салата. Мы сели и начали есть свежие зеленые листья.

«Мне кажется, что мы их хорошо испугали», – заметила я.

«Возможно», – ответил Брайан.