Холод, пиво, дробовик - Круз Андрей "El Rojo". Страница 87

— Зачем? Как объяснили?

— Объяснили просто: работа у него важная для всех, обычным образом он все данные не получит. А потом ее засекретят, и никому никакой пользы не будет.

— Что за работа?

— Поначалу я не вдавалась, а объяснять просто он не умел. Перепады полей и все такое. Это я уже потом поняла, что именно он делал. Но это все равно. Незадолго до того, как Леся погибла, она познакомила меня с человеком, который должен был передавать мне данные и деньги.

— Что за человек?

— Он представлялся как Борис. В Форте я его никогда не встречала, и мне кажется, что он приезжал время от времени.

— Как выглядел?

— Никак, иначе не скажешь. Среднего роста, обычное лицо, все среднее, голос негромкий, на чем приезжал — ни разу не видела. Он всегда приходил сам, встречал меня после работы.

— И дальше? — спросил я.

— В какой-то момент Борис потребовал украсть все документы Панфилова. Прийти в гости, дать ему снотворное и все сгрести. Затем воспользоваться новыми документами, пройти через КПП на Торговый Пятачок — и оттуда меня должны были забрать.

— Куда?

— В Город. Тогда он в первый раз это сказал. Заодно сказал, что все это время я на Город работала, так что срок на эС-эЛ-Зэ мне гарантирован.

Классика вербовки, на наивность. Ровно в тот момент Мила могла сдать этого Бориса вместе со всей Лигой и оказаться в героях, но она этого не поняла. Она знала, что ее посадят. Потому что что? Потому что она давала данные Панфилову и брала их у какого-то Бориса. Цирк.

Я даже застонал, отчего Мила чуть напряглась и спросила:

— Что?

— Нет горше глупости, яко глупость, — я вздохнул. — Ну нельзя же так…

— Что?

— То, что ты его просто послать могла. И все. Нельзя так покупаться.

— Дорогой, я режиссер с областного телевидения, не Бонд, — фыркнула она. — Он сказал, я поверила. Единственное, во что я не поверила, — в то, что меня перевезут в безопасное место. Я читала достаточно триллеров.

— Могли перевезти, — подумав, сказал я. — Документы же сделали, то есть приложили усилия. Но с тем же успехом могли их сделать для того, чтобы скрыть сам факт выезда. Чтобы даже машину никто искать не стал.

— Вот и я так подумала.

— На самом деле в Форте проще убить, и труп можно спрятать так, что никто никогда его не найдет. Так что думаю, что убивать они тебя не хотели. Ладно, и что ты сделала?

— Панфилов обычно заходил в кафе до работы и после. Я вытащила ключи у него из кармана, потом отпросилась и дошла до его дома, срезала кальки, вернулась обратно. Когда он пришел вечером, подложила ключи обратно. Карты я оставила себе, не стала отдавать. В тот же день уволилась и переехала. А на следующее утро узнала, что Панфилова убили. Тогда попросила Василенко, он к нам часто заходил, помочь с работой. Он помог. Дальше ты знаешь.

— Кальки ты взяла как страховку?

— Конечно. Думала, что пока они спрятаны, меня хотя бы просто не убьют на улице. — Она допила чай и неожиданно спросила: — Можно мне теперь чего-нибудь покрепче?

— Темного? — спросил Хмель. — Осталось немного.

— Ага.

Слава отошел к стойке, а я ждал продолжения рассказа.

— Я решила, что это моя страховка.

— Это больше приманка на самом деле. Если бы калек у тебя не было, а ты исчезла со связи, — тебя бы никто и не искал. Скорей всего.

А что она знала? Связь с Лигой потеряна. И еще она какого-то Бориса видела, о котором не знала вообще ничего. Все. Нет, не стали бы за ней гоняться, смысла нет. Рукой бы махнули.

— Но у меня бы и не было этой карты.

— Оно того стоило?

— Не знаю, — она пожала плечами. — Нет, наверное. Но я не думала, что они убьют этого парня. Я думала, что раз у него все украли, то… какой смысл?

— Они подстраховались. Наверное.

— Сволочи, — она потерла лицо. — До сих пор этого себе не могу простить.

— Себе здесь прощать нечего, — сказал я совершенно искренне. — Ты думаешь как хороший человек, и из-за этого ошибаешься, когда пытаешься предсказать людей плохих. А у плохого человека другая логика и совсем другие границы. Даже понятие оптимального у него сильно сдвинуто в сторону скотства. Ты думала, что прикрыла Панфилова, а они решили проверить, вот и все. Убедились и забыли о том, что запытали человека насмерть, уже через пять минут. Отработали, пустышка. Все.

Вернулся Хмель с бутылкой темного, перелил в бокал, поставив тот перед Милой.

— А сами кальки где?

— В барной стойке в «Ширли-Мурах». В трубе, помнишь? Которая по краю стойки идет.

— И как ты их туда засунула? — поразился Хмель.

— Там ремонт маленький был, а я как раз работала. И кальки были с собой. Дядя Саша, который там все чинит, трубу снял, а я в нее рулон затолкала. Он не заметил и так и привинтил все на место.

— Хм… — Хмель покачал головой. — Задачка…

— Копию не сняла?

— Не успела, хоть и хотела. Просто возможность спрятать так хорошо представилась, что…

— А как ты засветилась? Почему тебя обнаружили?

— Я не знаю. Поняла лишь тогда, в подъезде, когда к тебе переезжала. Увидел кто-то, наверное. Может быть, в клубе. Мне передали, что две женщины обо мне там расспрашивали.

— И ты поэтому ко мне переехала?

— Коль! — она немного возмутилась. — Давай не будем! Не только поэтому. Поэтому разве что заторопилась, — она возмущенно фыркнула.

Тему «почему сбежала» я при Хмеле решил на стол не вываливать. Об этом мы чуть раньше поговорили. Больше всего мне было интересно, как она собиралась строить новую жизнь с тремя сотнями рублей. Но… запаникуешь — еще и не так поступишь. Хоть она и не выглядела запаниковавшей. Может быть, я все же чего-то не понял? Может, и не понял.

— Ты завтра здесь останешься или поедешь с нами за Платоном?

— Здесь не останусь, — она даже договорить мне не дала. — Только с вами.

Она же не в розыске никаком, так? И за ней никакого криминала не числится. Вот в резерв ее тоже записать, тогда вооружить можно.

Интересно, за нами все же наблюдают? Если наблюдают, то это контрразведка. Для них появление Милы что-нибудь означает — или так, просто рутинный факт? Подозреваю, что второе.

Обратно, понятное дело, ушли через черный ход. Надо все же на дворик этот или сигналку, или систему слежения придумать.

Хмель.

12 января

Все хорошо, что хорошо кончается.

И с этим не поспоришь. Сгоревший автомобиль? Да и черт с ним, новый пригонят. Не проблема. Главное, что от Жилина раз и навсегда избавились. Больше доставать не будет.

Он — не будет. А другие? Ну как тут не вспомнить народную мудрость!

Да, главное теперь — чтобы все кончилось хорошо. Чтобы поискали-поискали пропавшего да и забыли. Чтобы на нас не вышли, а сразу занялись разделом наследства. Шум выйдет изрядный: слишком много всего на Жилина завязано, слишком влиятельные люди с ним дела вели.

Будут искать.

И не найдут.

Выпили вчера мы, по крайней мере, именно за это.

С утра голова шла кругом не столько с похмелья — алкоголем особо не увлекались, — сколько из-за переизбытка информации. Очень уж много всего сразу навалилось. Мало одного Жилина, так еще Мила изрядно озадачила.

Так нам бы сегодня затаиться и без лишней спешки все обдумать да по полочкам разложить, но некогда. Дела, заботы, и как на грех — ничего на завтра не отложить, при всем желании. Закрутила суета.

Будильник задребезжал ни свет ни заря, заставил вздрогнуть от неожиданности и обреченно выругаться. Вставать не хотелось. Не хотелось выбираться из-под теплого одеяла и натягивать холодную одежду, а сверху еще и бронежилет, потом глотать таблетки и выходить на холод. Прогревать промороженный за ночь автомобиль не хотелось тоже.

Не хотелось, но пришлось. Первым делом завел пикап. Оставил его с включенным двигателем, заодно попрощался с Николаем и Саней, которые собирались ехать в Лудино за Платоном. Мила тоже была с ними, но если честно — я просто не знал, как себя с ней теперь вести. Впрочем, меня это особо не напрягало, пусть Клондайк сам со своей пассией разбирается. А я нос по ветру держать буду.