Наследник - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 1

Александр Прозоров

Наследник

Необязательное для чтения вступление

Среди отзывов на свои книги я нередко встречаю комментарии вроде: «Прозоров опять на три года ошибся в указании даты смерти князя рязанского Глеба Ростиславовича», «Прозоров не упомянул про два серебряных блюда сасанидской династии, найденные в Иране»,либо: «Прозоров должен знать, что человечество не умеет написать непротиворечивый лагранжиан взаимодействия элементарных частиц, летающих быстрее скорости света…».

Посему, во избежание возможного недопонимания, считаю своим долгом сразу предупредить, что данный сериал написан исходя из космогонии сэра Фреда Хойла, отца-основателя современной астрофизики, президента Королевского астрономического общества Великобритании, лауреата бесчисленного множества премий и наград за свой вклад в науку, в том числе — премии ЮНЕСКО; автора теории стационарной Вселенной — не такой модной, как теория относительности, но никем так и не опровергнутой, а также теорий магнитной сепарации и панспермии, ныне получающих все новые и новые подтверждения и потому ставших основой современной геологии и астробиологии. Кроме того, события русской древности реконструированы в данном сериале на основании «Сказания о Словене и Русе» и русских былин, а вовсе не мифологии Герхарда Миллера.

Надеюсь, данное предупреждение избавит внимательного читателя от желания уличить автора в несоответствии описанных им фактов альтернативным научным теориям и позволит полностью отвлечься от реальности на приключения героев. Или как обычно говорят студентам при поступлении в вуз:

— Забудьте все то, чему вас учили в школе. Теперь вы узнаете, как все происходит на самом деле…

ПЛАНЕТА «КОРИДОРА»

Несмотря на ясный летний день, в час жертвоприношения святилище внезапно заволокло влажным, молочным туманом, столь густым, что в нем не различался ни близкий частокол стен, ни врата, ни тем более огромный священный вяз, что рос на опричном взгорке над речной излучиной. Кисло запахло мочеными яблоками и болотом — запахло настолько резко и неожиданно, что Радогост, седовласый и седобородый, одетый в неизменную серую полотняную рубаху, опоясанную лишь тонким красным шнуром, поторопился вскинуть руку над сложенным хворостом, не прочитав должного заговора. Однако костер все равно вспыхнул, с жадным потрескиванием набирая силу и выхватывая из марева всех четверых просителей: самого волхва, худощавого и бледного, в простых поршнях и темных полотняных штанах; старого князя Всеграда, кутающегося в длинную малиновую епанчу из катаной шерсти, и княжича Вышемира с непокрытой, бритой наголо головой, безусого и безбородого — завернувшегося в длинный плащ, но только рыжий, подбитый рысью у ворота и по краям подола. Короткая окладистая борода и усы старшего княжеского сына тоже были рыжими, голубые прищуренные глаза смотрели на огонь с подозрением, а бритая макушка уже начала покрываться коротким жестким «ежиком».

Четвертым паломником был Святогор, младший княжич. Такой же широкоплечий, как и брат с отцом, он, в отличие от всех, был в сверкающей кольчуге, надетой поверх длинной, ниже колен, стеганки. Его широкий пояс с медными накладками провисал от тяжелого меча, двух ножей разной длины и внушительного размера поясной сумки. Высокие яловые сапоги были красными, равно как и закрывающий голову подшлемник. Усами и бородой Святогор еще не обзавелся, что, в сочетании с карими глазами, острым носом и тонкими, почти женскими бровями резко отличало его от брата. Правой рукой княжич удерживал возле себя за узду тонконогого чалого коня, а левой успокаивающе поглаживал его по морде.

Однако скакун чуял неладное, часто всхрапывал и нервно топтался, пытаясь отойти в сторону.

— Услышь голос родичей своих дальних, могучий Велес, — торопливо заговорил Радогост, испугавшись, что нарушение заведенного обычая сведет весь обряд к пустой трате времени и сил. — Отзовись на призыв друга верного, что много лет подарки тебе дарил, пиры в твою честь правил, здравицы за тебя кричал! Не единожды руку помощи давал ты князю Всеграду, не оставь его призыва и на этот раз…

Волхв провел рукой над костром, высыпая в пламя щедрую горсть ароматных трав, и тут же втянул ноздрями взметнувшийся сизый дымок. Болотный смрад отступил, сменившись ароматом полынной пряности и благородным древесным дымом, люди ощутили в телах приятную легкость, и Радогост воодушевленно продолжил:

— Лети, слово мое, за реки, за леса, через горы, через овраги, долетай до моря-океана, до острова Буяна. На острове том лежит бел-могуч Алатырь-камень. Ты стучи, слово мое, в камень Алатырь, ты буди, слово мое, радуниц-власяниц. Пусть бегут они к великому Велесу, пусть поют ему и танцуют, пусть веселят и ласкают. Пусть напомнят великому Велесу о верном друге, пусть зовут его к нашему огню, нашему угощению. Пусть сажают на крепкого коня, пусть погоняют гибкой плетью…

Волхв прислушался к чему-то, неведомому простым смертным, сделал торопливый жест Святогору, подзывая его ближе. Младший княжич подвел коня к огню, Радогост же отступил к старшим идолам, тут же вернулся с чашей. Князь, приносивший жертвы уже не в первый раз, распахнул плащ, вытянул меч, быстрым взмахом снизу вверх глубоко рассек шею скакуна и тут же уронил оружие, едва не чиркнув кончиком клинка по земле.

Покачнулся.

Вышемир подскочил к нему, поддержал отца. Тот, восстановив равновесие, отер лезвие тряпицей, спрятал клинок обратно в ножны, широко расставил ноги и запахнул епанчу.

Волхв за это время успел смазать губы и лицо идола конской кровью, объясняя, кого нужно привезти, повторил заговор вызова бога, объясняя путь, и только после этого пролил оставшуюся в чаше кровь скакуна в огонь. Костер в ответ выбросил облако темного дыма, и люди явственно увидели, как оно обрело очертания лошади и помчалось через туманную дымку вверх и в высоту. Чалый, уже упавший от слабости на утоптанный песок, вздрогнул в последний раз, и замер, расставшись с отправившейся в дальний путь душой.

— Он услышал нас, — с видимым облегчением кивнул Радогост. — Он поскакал за скотьим богом! На такой зов Велес откликается всегда. Скоро он будет здесь.

Святогор задумчиво посмотрел на прекрасного скакуна, отдавшего свою душу ради послания, посланного к Алатырь-камню. Сердце его остро кольнуло жалостью. Славный был жеребец: игривый, стремительный, крепкий. Но, увы, в этом мире всегда и за все приходится платить. Смерды платят за покой хлебом, воины платят за серебро кровью, князья платят за право власти и серебром, и покоем, и кровью одновременно. Иногда — не своей кровью, а чужой. Ради здоровья отца княжич выбрал сегодня из табуна именно этого скакуна, его кровью расплатился за возможность отправить весть в чертоги далекого бога, его жизнью пожертвовал за отцовскую болезнь, им самим — за ведовской обряд.

Ученики волхва уже зашевелились в тумане, торопясь убрать жертву, засыпать песком кровавое пятно, привести святилище к опрятности до появления княжеского покровителя. Быстрыми неслышными тенями они метнулись к туше, протянули под ней веревки, подняли, унесли. Еще пара мальчишек суетились с кожаными ведрами, подчищая последние следы.

Костер затрещал, пламя заметалось из стороны в сторону, словно неощутимый людьми ветер попытался его загасить. По бокам от огня среди тумана заметались тени, как бы вылетая из самого очага: взмахнул крыльями ворон, описал над святилищем широкий круг, опустился на частокол; выпрыгнула стремительная рысь, тут же скрывшись за низким Перуном, похожим на пузатый пенек; гулко ухнул филин; не спеша вышел волк, усевшись у идола верховного бога. Следом появился могучий, выше человека в холке, медведь, издалека принюхался к людям, обогнул их и занял место за спинами.

— Идет… — еле слышно предупредил волхв.