Клинки Ойкумены - Олди Генри Лайон. Страница 41

– Разогнал?!

– Часть сжег, часть разогнал. После комары улетели.

До сих пор, по молчаливому согласию, они избегали говорить об эпизоде с налетом гнуса. Крылось в нем что-то пугающее, неправильное даже для трагикомедии «Кувырком через галактику», повести о любви с первого взгляда и пассажирском колланте – двух предметах, которых не могло быть по определению. От одного воспоминания об атаке звенящей тучи у Диего мурашки бежали по коже, и маэстро начинал отчаянно чесаться, раздирая ногтями несуществующие комариные укусы.

Вот и сейчас, меряя шагами дощатые мостки – к воде и обратно, мимо скелета миниатюрной бригантины – он дергал плечами, стараясь унять фантомный зуд, а главное, удержать себя от идиотской почесухи, достойной площадного юрода. Она тоже, вздохнул маэстро. Когда я помянул улетевших комаров, Карни тоже передернула плечами. Казалось, ей вдруг сделалось зябко во влажной духоте вечера. Потом она отхлебнула вина и потешно сморщила носик. Энкарна Олдонза Мария де Кастельбро, дитя мое, ты привыкла к совсем другим винам.

– Жалко! – рассмеялась девушка. – Я ничегошеньки не видела. Мне снилось…

И задумалась, подбирая слова:

– Снилось, что я лечу в космосе. В большом теле, только одна. Я чувствовала себя, как дома! Будто всю жизнь тут жила, понимаешь? Скольжу по волнам, пью звездный свет… Ты пил «Аффектадо роса»? Нет? Это игристое, очень хорошее. Лечу, ныряю в какие-то дыры, выныриваю на другом конце галактики… А потом раз! – и все закончилось. Степь, кони, туча к лесу уходит. Вы точно с ней воевали? С тучей? Вот я дурочка, проспала целую войну! Говоришь, у дикаря был нимб? Может, он – святой?!

– Вряд ли, – мрачно буркнул Диего. – Святой под шелухой? В этом, как его… в галлюцинативном комплексе?

– Мой ястреб, да ты специалист по коллантам!

– Издеваешься?

– Специалист! Лучший в Ойкумене!

– Мы на лошадях скакали по степи, – маэстро размышлял вслух. – У всех объявилось оружие. У одного – огненный бич. Так почему бы у дикаря не быть нимбу? Неужели под шелухой возможно все? Любые чудеса?!

– Наверное, – Карни сделалась серьезной. – Ты хочешь спросить, не знаю ли я, откуда взялся твой дикарь? Не знаю, мой ястреб. Извини, пожалуйста.

Она снова опережала его на ход, а то и на два. Пора бы привыкнуть.

– Варвар? – предположил Диего. – Варвар с далекой планеты? Ты в курсе, сколько в Ойкумене варварских планет?

– И его взяли в коллант?

– Меня же взяли? А я тот еще варвар…

– Тебя взяли пассажиром…

Тебя взяли пассажиром, пели доски под сапогами. Тебя взяли, бились волны о сваи. Пассажиром, спрашивали птицы в роще на холме. Взяли и ладно, посмеивался ветер, мечась по крытому доку стаей сквозняков. И ладно, соглашались ребра бригантины. На следующих мостках Диего, щурясь, высмотрел компанию человек в пять-шесть. Отсюда он не видел, кто эти люди, но чувство опасности молчало. Наверное, работники задержались выпить пива. Или подростки обжимаются. Мелкая шпана? Ну, допустим. Красть там нечего, ломать – тоже. Подойду, попрошу уйти, решил Диего. Согласно инструкции. А дальше как карта ляжет. В случае чего погоню пинками. Не парализатор же доставать?! Начальник смены предупреждал, что у «паралитика» отходняк – типа глухого похмелья. И во рту горит, словно перца нажрался.

Во рту у маэстро горело до сих пор. Без всякого, знаете ли, парализатора. Ибо соус «Зеленый дракон»… Впрочем, начало было положено не соусом, а свининой с бататами и кивушами – жарко?е, боже правый, удалось Карни на славу и лишь самую чуточку подгорело. Но ведь правда, чуточку? Правда, дитя мое. Только с краешку? С краешку, дитя. Вот с этого краешку, и с того, а тут ерунда, это вкусная корочка. А с соусом хорошо? С соусом хорошо. Ты ведь любишь острое? Ну скажи, что любишь! Обожаю. Вина, скорее вина! Я выпью море! И все ты врешь, ястреб, и жарко?е мое – дрянь, и ты – врушка, и не лезь целоваться, зеленый дракон, ты огнем дышишь, ты сожжешь принцессу…

Реальность, улыбнулся Диего. Спасибо, принцесса. Твоя стряпня убедила меня: вокруг нас – реальность самой высшей пробы! Иллюзия? Черта с два! Создать такое жарко?е никаким бесам не под силу, хоть они наизнанку вывернись! Счастье – скорлупа яйца, вспомнил он монолог Федерико из «Колесниц судьбы». Счастье – скорлупа яйца, хрупкая преграда, чуть заденешь – жди конца… Маэстро брел по верфям, честно отрабатывая кусок хлеба, сердце его жило вчерашним днем, подгорелым жарки?м и разговором, который больше нельзя было откладывать, а память… Взбесившаяся мясорубка, память молола один и тот же фарш: дикарь с татуировками. Яйцеголовый дикарь в реальности и под шелухой выглядел одинаково. Правда, в реальности он обходился без нимба. Но и в галлюцинативном комплексе нимб появился у дикаря только в пиковый момент опасности. У коллантариев было оружие. А у яйцеголового? Неужели его оружие – нимб?! И бежал парень на своих двоих, не отставая от всадников…

За эти дни Диего многое успел узнать о коллантах и коллантариях. Но ни единого упоминания о яйцеголовых дикарях, бегущих по космосу босиком наравне с верховыми, он не нашел. Может, в этом и состоит секрет пассажирского колланта? Что, если без яйцеголового коллективный антис – упряжка лошадей без кареты? А добавишь татуированного дикаря – появится экипаж, в который сядет пара пассажиров? Господи, я смешон и нелеп – варвар с дурацкими идеями и первобытными аналогиями! Смешон ничуть не меньше, чем татуированный парень, блаженно улыбающийся при взгляде в небо!

– Добрый вечер, сеньоры. Какие-то проблемы?

Маленький, стройный, чтоб не сказать, хрупкий гематр повернулся к маэстро. Везет мне на гематров, подумал Диего. Куда ни сунусь, всюду они. О том, что поздний посетитель верфей уже в преклонных годах, говорили морщины, превратившие лицо в жеваную бумагу, и обильная, тускло блестящая седина. Спину гематр, одетый в сюртучную пару архаичного кроя, держал необычайно прямо. Корсет, предположил Диего. Или этот, как его… Экзоскелет? В пользу корсета, как способа помочь больному позвоночнику, ясно говорила трость с рукоятью в виде сложного иероглифа. Поставив трость перед собой, гематр опирался на нее обеими руками.

Бандерилья, вспомнил Диего. Флажок на тонком заостренном древке. Если в Эскалоне и дали бы прозвище этому старику, им стала бы Бандерилья.

На пути гематра, загораживая выход с мостков, кривлялся мордатый дурак. Тряся телесами, дурак скакал, как припадочный, и размахивал молодым ореховым стволиком, длиной в три локтя. Кора с орешника местами была срезана, палку украшали комбинации белых, еще влажных ромбов и полос. Чувствовалось, что нож дурака, где бы сейчас ни пряталось острое лезвие, славно потрудился на ниве благородных искусств.

Диего понятия не имел, зачем дурак устроил для Бандерильи целое представление. Угрозы во взмахах не наблюдалось, попыток запугать старика – тоже. Чистая клоунада, и чеши яйца. Лишь сейчас маэстро обратил внимание, что между ореховой палкой и тростью гематра есть определенное сходство. Иероглифом была не только рукоять. Вся резьба, украшавшая трость от ручки до металлического наконечника, представляла собой орнамент из иероглифов – сплетающихся, будто любовники в экстазе, наезжающих краями друг на друга. Так похожи замок из песка, выстроенный ребенком на берегу моря, и цитадель на утесе, результат труда опытных зодчих. Примитив и изысканность растут из общего корня, говаривал Луис Пераль, а уж он-то знал толк и в первом, и во втором.

– Проблемы? – повторил Диего с нажимом. – Могу я быть чем-то полезен?

Дурак на миг оставил свою пантомиму, скосил на маэстро воловий, сочащийся слезой глаз – и продолжил скачки. За ужимками шута, похохатывая, наблюдали двое приятелей. Расшитые жилетки, надетые на голое тело, открывали случайному зрителю правду-матку: здоровья у бычков скопилось на целое стадо. Поодаль, привалясь спиной к столбу ограждения, сидел четвертый – жилистый, тощий, весь словно скрученный из медной проволоки. Верхняя губа у жилистого была коротковата, передние зубы торчали наружу, как у кроля.