Лара Крофт - расхитительница гробниц - Чернецов Андрей. Страница 6

…Лара незаметным движением провела ладонью по бедру. Вообще-то мышцы — вещь достойная, но иногда начинает казаться, что лучше бы они были какими-то менее… резкими, что ли? Нет, ерунда, ерунда, все нормально! Тонкая двадцати двух дюймов (тайная ее гордость) талия переходит в крутые широкие бедра. Тридцать четыре дюйма! Немного не дотягивает до идеальных пропорций, но… тоже неплохо. И разница с верхним параметром большая — в пользу верхнего. Вполне можно на обложку чего-нибудь глянцевого и яркого. Скажем, специальный выпуск «Плейбоя», посвященный жизни археологов. На Афродиту она не претендует, а вот на Диану-охотницу в самый раз. И в самом деле, чем плоха Диана? Каштановые волосы рассыпаются по плечам, в руках — верные пистолеты…

Девушка приподнялась и села. Налив в ладонь ароматный бальзам из пластмассовой бутылочки с неяркой этикеткой (пестрота — всегда признак дешевой косметики), Лара движениями стала втирать жидкость в тело. Сперва умастила плечи, затем перешла к груди.

«Господи, до чего же хорошо! — расслабленно подумала она. — Так бы и лежала целую вечность!»

Ее чуть шершавые ладони немного царапали кожу. Это действовало возбуждающе. Грудь напряглась, соски набухли и затвердели. Девушка издала слабый стон… Рука опустилась ниже, поглаживая живот. Мышцы судорожно сократились. Внизу живота появилось ощущение приятной тяжести…

Леди Крофт решительно тряхнула головой, отгоняя прочь дурные мысли. Мыльные брызги, радужно переливаясь, полетели в разные стороны.

Что это с нею? Неужели она превращается в нарциссирующую аристократку или, еще хуже, в старую деву? Позорище! Все, хватит! Кружка воды для умывания в день — и никаких бальзамов!

Она гибкой кошкой выскочила из джакузи и встала под холодный душ. Ледяные струи быстро навели порядок в разгоряченных мыслях.

…А все от безделья! Клмпьютерная вакханалия уже успела ей слегка надоесть. А чем заняться? Вот, тетушки то и дело намекают, что самое время наследнице Крофтов выходить замуж, пора, мол, становиться «истинной леди»…

Лара, не выдержав, фыркнула. Может, ей еще и чулки вязать посоветуют?

Растираясь большим махровым полотенцем, девушка вышла из ванной комнаты и наткнулась на верного Хиллари. Тот, увидев хозяйку неглиже, дисциплинированно потупил взор. Но Лара успела прочесть в глазах дворецкого немое осуждение — и в глубине души слегка обиделась. Не то, чтобы она обрадовалась, если бы дворецкий облизнулся…

…А ведь ему всего сорок с небольшим. Мог бы и облизнуться, в конце концов. Не каждый дворецкий может лицезреть Диану, выходящую из пены.

Лара тут же вспомнила, что из пены появилась не Диана, а именно Афродита, на которую она все-таки… Н-да…

Быстро оправившись от смущения (картина была, в общем-то, привычной), Хиллари подал Ларе легкое летнее платье, присланное на прошлой неделе тетушкой (ох, уж эти тетушки!) из Франции. Туалет, вышедший из мастерской несравненного Кардена, стоил, вероятно, баснословных денег, но престарелая родственница ничего не жалела для племянницы-сиротки. И прежде всего — добрых советов. Платье тоже было таким советом, точнее намеком. Мол, истинные леди…

Вновь фыркнув, мисс Крофт прошествовала к платьевому шкафу. Еще чего! Надеть это? И на кого она будет похожа в этаком прикиде?

Полотенце упало на пол. Невозмутимый Хиллари прикрыл глаза, дабы не пялиться на открывшиеся его взору обнаженную спину и ягодицы владелицы Крофт Менор.

— Истинная леди должна быть скромной, — проглотив комок в горле, не выдержал он.

…И этот туда же!

Девушка кинула на Хиллари сокрушительный взгляд из-за плеча и принялась натягивать любимый топ небесно-голубого цвета.

— Вот именно, что леди должна быть скромной, — процедила она сквозь зубы, сделав ударение на слове «леди».

И столько чувств было вложено ею в это короткое слово, что любой, даже тот, кто не имел чести близко знать мисс Лару Крофт, понял бы, что нет для нее ничего худшего, чем быть этой самой «леди». Особенно «истинной»…

— Какой забавный Герулес! Правда, Пиммс?

— Это не Геркулес, мистер Пауэл. Это Р-ринтра.

Двое мужчин стояли у огромной, двустворчатой, старинной работы двери, ведущей в палаццо Скакки, что на Виа де ла Росса в славном городе Венеции. Заходить, однако, не спешили, предпочитая разглядывать фасад, украшенный потемневшими от времени мраморными рельефами.

— Значит, Ринтра? А рядом кто?

— Сейчас, сейчас, мистер Пауэл… Слева Орк, справа, кажется, Лос. А этот скелет — Юрайзен…

— Забавно, забавно… Где вы все это вычитали, Пиммс?

Один из любопытствующих был постарше, лет тридцати пяти — тридцати семи. Высокий, стройный, с коротко остриженными темными волосами, он чем-то неуловимо напоминал змею, возможно, холодными зеленовато-желтыми глазами и тонкими бледными губами, постоянно растянутыми в язвительной усмешке. Казалось, что в любое мгновение изо рта его может выскочить молниеносное раздвоенное жало.

— Ок-культная литература конца XVIII века, мистер Пауэл. Помните у Блейка?

…При взгляде на этого эрудита невозможно было удержаться от улыбки: неказистый парень с длинными, вьющимися волосами песочного цвета, небесно-голубые глаза на смазливой физиономии преданно, по-собачьи смотрят на змееподобного. Рот растянут почти до ушей, а сами уши! Им бы мог позавидовать слоник Дамбо из диснеевского мультфильма.

— Выходит они не очень прятались, а Пиммс?

— Н-ну, мистер Пауэл, прежний владелец всегда мог пояснить, что это не Ринтра, а тот же Геркулес…

Молодой человек был одет в странный, фиалкового цвета костюм. В руках он держал груду каких-то бумаг, прижимая их сверху подбородком, чтобы случайный порыв ветра не унес его сокровища.

— Что, Пиммс, страшно? — вздохнул «змееподобный».

— Амбивалентно, мистер Пауэлл, — сквозь зубы, не отрывая подбородка от драгоценных бумаг, проговорил ушастый. — Чуть-чуть…

— А вот мне так не немного, а на полную катушку.

Пиммс удивленно вздернул брови. Видеть всегда невозмутимого Манфреда Пауэлла испуганным было для него в диковинку.

— А, чего там! — махнул рукой «человек-змея» и решительно толкнул дверь. — Послушаем, как Ринтра ревет…

Дверь бесшумно раскрылась. Пиммс весьма удивился — судя по внешнему виду двери, она была весьма тяжелой и древней. Молодой человек ожидал, что, распахиваясь, дверь непременно должна издавать мерзкий протяжный скрип. Но кто-то заботливо смазал гигантские бронзовые петли.

Они поднялись по широкой мраморной лестнице, устланной мягкой ковровой дорожкой, и оказались в огромном зале. Высокие, украшенные позолоченной лепкой потолки, и стены помещения были расписаны, вероятно, еще в XVII веке кем-то из учеников Караваджо — по крайней мере так показалось всезнайке Пиммсу. Уж больно мрачными и странно реалистичными были эти картины, изображающие Конец Света и Страшный Суд. Тот, кто их написал, либо страдал психическим расстройством, либо был еретиком, потому что единственными по настоящему симпатичными существами на фресках являлись Сатана и его кромешники — сильные, красивые, мужественные.

Терзаемые же ими люди выглядели не просто жалко — они были отвратительны. Где, в каком кошмарном сне мог увидеть художник такие лица и фигуры? А картины пыток? Неужели живописец побывал в застенках святейшей инквизиции? Или на какой-то миг этот смолекудрый красавец с телом античного бога — Сатана — в награду за старание разрешил мастеру одним глазком взглянуть на то, что творится в Его владениях?

Пиммс вздрогнул. Сколько уже раз он был здесь со своим патроном, но никак не мог привыкнуть к необычному интерьеру. Оставалось лишь удивиться, как можно жить в этом доме.

Впрочем, в палаццо Скакки никто и не жил. Официально он считался музеем итальянской живописи и декоративно-прикладного искусства XVII века. В последнее время барокко снова начало входить в моду — особенно у американцев, которым в их сытой и однообразной жизни нужны были сильные встряски и острые впечатления. Поэтому у палаццо Скакки не было недостатка в посетителях. Удивительные фрески неизвестного художника притягивали иноземных туристов. Какой-то экспансивный миллионер со Среднего Запада даже попытался купить палаццо у его нынешнего владельца. Речь шла о достаточно внушительной сумме с восемью нулями, однако сделка так и не состоялась. Итальянский граф, как ни странно, оказался недостаточно бедным и жадным для «макаронника».