Все страхи мира - Клэнси Том. Страница 4
— Внимание: поворачиваем на курс «ноль сорок три». Цель — танковые колонны в четырех километрах от линии. Следите за ракетами «земля — воздух» и зенитным огнём.
— Внимание, говорит четвёртый, — хладнокровно произнёс Цадин. — Вижу танки «на тринадцать». Похожи на наших «Центурионов».
— У тебя острый глаз, четвёртый, — послышался ответ капитана. — Это наши.
— Внимание, вижу запуск зенитных ракет! — послышался чей-то взволнованный возглас.
Глаза лётчиков обежали горизонт в поисках угрозы.
— Черт! Ракеты «на двенадцать» у земли, поднимаются к нам!
— Вижу. Эскадрилья, разворот налево и направо — начали! — послышалась команда капитана.
Четыре «Скайхока» мгновенно разошлись по своим курсам. Примерно дюжина зенитных ракет СА-2 поднималась к ним в нескольких километрах со скоростью в три Маха. Ракеты также заметили их манёвр и разделились налево и направо, но сделали это не лучшим образом: две, столкнувшись в полёте, взорвались. Мотти завалил самолёт на правый борт, потянул руль на себя, пикируя к земле. Черт бы побрал эти ракеты под крыльями — его «Скайхок» отчасти утратил манёвренность. Отлично, теперь зенитные ракеты не попадут в него. Он выровнял самолёт всего в ста футах от земли, продолжая лететь в сторону сирийцев со скоростью в четыреста узлов. Рёв его двигателя пробуждал смелость в сердцах солдат осаждённой бригады «Барак».
Мотти уже понял, что нанести сконцентрированный удар им не удастся, но это для него не имело значения. Он уничтожит сирийские танки — ещё не знает какие, но и это неважно, — лишь бы они были сирийскими. В это мгновение Мотти увидел ещё один А-4 и пристроился к нему в тот самый момент, когда тот устремился в атаку. Он посмотрел вперёд и, заметив куполообразные очертания башен сирийских Т-62, даже не глядя, толкнул рычажки приведения противотанковых ракет в боевую готовность. Перед ним появился отражённый прицел.
— Ага, ещё зенитные ракеты, на малой высоте, — послышался в наушниках по-прежнему спокойный голос капитана.
У Мотти дрогнуло сердце: множество ракет, небольших — может, это и есть СА-6, о которых его предупреждали? — мчались к нему над скалами. Он взглянул на экран — нет, аппаратура не сумела обнаружить эти мчащиеся навстречу ракеты. Электроника подвела его — лишь глаза обнаружили противника. Инстинктивно Мотти рванулся вверх, стараясь набрать высоту, необходимую для манёвра. Четыре ракеты последовали за ним. До них пока три километра. Он резко завалил самолёт на правый борт, затем нырнул вниз и повернул налево. Ему удалось обмануть три из четырех, но последняя следовала за ним неотступно. Мгновение спустя она взорвалась всего в тридцати метрах от его самолёта.
Мотти показалось, будто «Скайхок» отбросило метров на десять в сторону. Он вцепился в штурвал самолёта и сумел выровнять его над самой землёй. Посмотрел по сторонам и похолодел от ужаса. Вся плоскость левого крыла была изрешечена осколками. Сигналы тревоги звучали в наушниках, приборы показывали, что конец близок: гидравлика на нуле, радиосвязь не работает, генератор тоже вышел из строя. Но Мотти все ещё мог управлять самолётом вручную, а запуск ракет осуществлялся от запасного аккумулятора. И в это мгновение прямо по курсу в четырех километрах он увидел своих мучителей — весь комплекс СА-6 из четырех пусковых установок, диск радиолокатора на крыше фургона и тяжёлый грузовик, полный ракет для перезарядки. Острые глаза пилота разглядели даже, что сирийцы пытаются подготовить батарею к очередному залпу и укладывают ракеты на направляющие пусковых установок.
В это мгновение на земле увидели его самолёт, и началась дуэль, полная драматизма, несмотря на свою краткость.
Мотти осторожно отпустил штурвал самолёта, содрогающегося от полученных повреждений, и поместил батарею в центр прицела. Под крыльями его истребителя-бомбардировщика висело сорок восемь ракет «Зуни», запускаемых залпами по четыре ракеты. Когда до батареи оставалось два километра, он нажал на кнопку пуска. Каким-то чудом сирийские ракетчики сумели запустить в него ещё одну ракету. Гибель казалась неминуемой, однако зенитные ракеты СА-6 снабжены взрывателями, срабатывающими рядом с целью, и пролетающие мимо «Зуни» взорвали её. Взрыв произошёл в полукилометре от самолёта и не причинил ему никакого вреда. Мотти свирепо улыбнулся под маской шлема. Четвёрка за четвёркой ракеты срывались из-под крыльев его «Скайхока» и мчались к цели. И тут же Мотти открыл огонь из своих двадцатимиллиметровых пушек, поливая батарею снарядами, которые рвались среди людей и машин.
Третий залп попал точно в цель, затем ещё три ракетных залпа. Мотти нажал на педаль, изменив направление полёта, чтобы ракеты накрыли всю батарею. Противовоздушный комплекс превратился в ад рвущихся боеголовок, снарядов, топлива и запасных ракет. Прямо по курсу поднялся от земли гигантский огненный шар, и Мотти пролетел сквозь него с диким воплем радости — враг уничтожен, он отомстил за гибель товарищей.
Момент триумфа оказался коротким. Воздушный поток, мчащийся навстречу со скоростью четыреста узлов, срывал листы алюминия с левого крыла самолёта. «Скайхок» начал терять управление, и, когда Мотти повернул домой, крыло развалилось окончательно. Самолёт буквально распался в воздухе. Ещё через несколько секунд юноша-пилот разбился о базальтовые скалы Голанских высот — не первый и не последний. Из четырех истребителей-бомбардировщиков ни один не вернулся на базу.
От зенитной батареи САМ-6 не осталось почти ничего. Все шесть грузовиков с установленными на них пусковыми рельсами, радаром и запасом ракет были уничтожены. Из девяноста человек обслуживающего персонала удалось обнаружить только обезглавленное тело командира батареи. Оба — сирийский офицер и юный израильский лётчик — отдали жизни за свои страны, но, как случается слишком часто, эта жертва, которая в другое время и в другом месте удостоилась бы героических стихов Вергилия или Теннисона, осталась незамеченной. Три дня спустя мать Цадина получила телеграмму, из которой узнала, что весь Израиль скорбит вместе с ней, — слабое утешение для женщины, потерявшей двух сыновей.
У этой забытой истории, однако, осталось примечание. Атомная бомба, висевшая под фюзеляжем самолёта, совершенно безвредная из-за отсутствия детонаторов, сорвалась с разваливающегося в воздухе истребителя-бомбардировщика и продолжила свой полёт на восток. Она упала далеко от того места, куда рухнули горящие остатки самолёта, в пятидесяти метрах от дома фермера-друза. Только через трое суток израильтяне обнаружили, что исчезла одна из атомных бомб, и лишь после окончания октябрьской войны им удалось восстановить подробности её исчезновения.
И вот теперь перед израильтянами встала проблема, которую невозможно было разрешить даже тем из них, кто обладал богатым воображением. Бомба находилась где-то на сирийской территории — но где точно? Какой из четырех самолётов нёс её? Где он разбился? Израильтяне не могли обратиться к сирийцам с просьбой о поисках. А что сказать американцам, у которых они с немалой ловкостью сумели приобрести «специальный ядерный материал», причём обе стороны этот факт категорически отрицали?
Таким образом, атомная бомба лежала, погрузившись на два метра в грунт рядом с домом фермера, который, не подозревая о её существовании, продолжал возделывать своё поле, тут и там усеянное камнями.
Глава 1
Самое длинное путешествие…
Арнолд ван Дамм распростёрся в своём вращающемся кресле с элегантностью тряпичной куклы, небрежно брошенной в угол. Джек никогда не видел, чтобы на нём был пиджак, — разве что в присутствии президента, и то не всегда. Чтобы заставить Арни надеть смокинг на официальный приём, подумал Джек, понадобится присутствие агента Секретной службы с пистолетом в руке. Вот и сейчас воротник рубашки расстегнут и галстук болтается где-то внизу. Интересно, а вообще когда-нибудь его галстук бывает затянут и на месте? Рукава рубашки в синюю полоску, которую Арни купил в магазине Л. Л. Бима, были закатаны, а локти почернели от грязи, потому что он читал документы, опершись ими о свой письменный стол, заваленный множеством бумаг. Зато с посетителями он беседовал в другом положении. Если предстоял важный разговор, Арни откидывался на спинку кресла, а ноги клал на выдвинутый ящик стола. Ван Дамму едва исполнилось пятьдесят, но у него были редеющие седые волосы, а морщинистое лицо напоминало старую карту. Зато светло-голубые глаза были живыми и проницательными, и Арнолд ван Дамм никогда не упускал ничего, что происходило в поле их зрения — или за его пределами. Это качество было необходимым для руководителя аппарата Белого дома.