Владигор и Звезда Перуна - Махотин Сергей. Страница 13

— О, борейские угри! — оживился Ахмал и, придвинув к себе серебряный таз, принялся вылавливать из малосольного рассола скользких змеевидных рыбин, заглатывая их чуть ли не целиком. Наконец он обтер руки о шаровары. Четверо слуг подбежали к верховному вождю и подняли его на ноги.

Стало очень тихо. Рука первого советника скользнула к поясу и упала на бедро. Рум с отчаянием понял, что кинжал остался лежать на ковре в его опочивальне. Он попросту забыл взять оружие.

— Айгуры! — зазвучал над ним зычный голос Ахмала. — Слушайте мою волю! Да будет она непреклонна и не подвержена сомнению! Повелеваю после моей смерти считать верховным вождем, властелином Севера и Востока… — Внезапно Ахмал поперхнулся. Рум поднял голову и встретился с ним глазами. Вождь испуганно смотрел на него. Затем вновь открыл рот, и Рум с изумлением увидел, что у Ахмала два языка: красный и черный, извивающийся словно змея. — …Рума, моего первого советника и казначея.

Рум не верил своим ушам. Возмущенный ропот прошел среди старейшин. Один из них, сославшись на глухоту, попросил Ахмала вторично объявить свое волеизъявление. Тот замотал было головой, затем вновь выпучил глаза на Рума и произнес каким-то чужим безжизненным голосом:

— После моей смерти верховным вождем айгуров станет мой казначей и первый советник Рум.

Еще не веря, что сбылось то, к чему он стремился долгие годы, Рум вскочил на ноги и низко поклонился:

— Да будет твоя воля священна, великий вождь!

Пронзительно заплакал ребенок. Его мать находилась в глубоком обмороке. Слуги замешкались и не успели подхватить Ахмала, когда тот, вдруг схватившись за живот, всей своей тушей опрокинулся на спину.

Ахмал умер еще до наступления ночи. Лекари, пытавшиеся привести его в чувство, испробовали все средства — от массажа до кровопускания. А затем они бросили мертвое тело и разбежались, истошно вопя: из лопнувшего брюха полезли наружу отвратительные черные змеи.

К тому времени молодая наложница была уже сброшена к грунам. Черная дыра поглотила и несостоявшегося наследника, которому перед этим Рум собственноручно размозжил голову о каменную стену. Вокруг Вороньей горы пылали костры, в котлах булькало баранье мясо, захмелевшие воины плясали у костров и выкрикивали приветствия своему новому вождю. Старейшины покидали Воронью гору, разъезжаясь по родным кочевьям, никто из них не захотел остаться здесь на ночь. Их обгоняли конные вестники, чтобы еще до утра сообщить о свершившемся рассеянному по степям народу айгуров.

Безмерно уставший, скрывая злое ликование под маской торжественной скорби по умершему Ахмалу, Рум вернулся в свои покои и тщательно запер за собой дверь, словно не доверял оставшимся снаружи стражникам. Только после этого он позволил себе расслабиться, хлопнул себя по тощим ляжкам и воскликнул:

— Кто бы ни был ты, ночной гость, работу свою ты сделал хорошо!

— И ты готов оплатить мне ее? — тотчас раздался знакомый скрипучий голос.

Рум вздрогнул и побледнел.

— Где ты? Я не вижу тебя…

Паутина под каменным сводом дрогнула и постепенно приняла выпуклые очертания оскаленной звериной морды.

— Я так далеко, что твои крошечные владения кажутся мне ногтем на мизинце. И так близко, что от стука твоего трусливого сердца у меня заложило ухо.

Рум невольно отпрянул, схватившись за грудь.

— Не бойся, — засмеялась морда, — я сейчас не здесь. Что-то в глубине Вороньей горы раздражает меня… — «Он прознал о грунах», — с досадой подумал Рум. — Мне не нужны твои камешки, жалкий человек! И не серебром ты заплатишь мне за мою услугу.

— Чего же ты хочешь? — спросил Рум, понемногу приходя в себя.

— Для начала ты убьешь синегорского князя Владигора, он давно стоит у меня на пути.

— Это не так трудно. Ближайшим летом моя конница начнет порабощение Братских Княжеств, — заявил Рум с чрезмерным, пожалуй, бахвальством, что явно не понравилось чудовищу.

— Меня не интересуют твои намерения. Ты должен убить Владигора. И чем раньше, тем лучше.

— Но если ты так могуч, что с легкостью проникаешь сквозь запертые двери, — начал Рум, — почему бы тебе самому…

— Не задавай вопросов, а делай, что тебе велено! — оборвал его голос. — А теперь примерь новый плащ.

Прямо на плечи Руму опустился легкий черный плащ с широкими рукавами, украшенный вороньими перьями.

— Повернись вокруг себя.

Рум повиновался и тотчас почувствовал, что стремительно уменьшается. Все раздвоилось и поплыло перед глазами. Тело стало легким. Он взмахнул руками, взлетел и сразу упал на ковер. Не понимая, что с ним, Рум почувствовал жажду и заковылял к медному тазу с водой для споласкивания пальцев. Собственное отражение привело его в священный трепет — на него смотрел черный двуглавый ворон.

— Повернись вокруг себя еще раз, и твой прежний облик вернется к тебе, — услышал он. — Ты скоро к этому привыкнешь…

Рум действительно очень быстро свыкся с чудесным свойством нового плаща и даже сам удивлялся, как мог жить без него раньше. Первым делом он облетел Воронью гору. Множество уступов, карнизов, пологих подъемов огорчили его: при умелом ведении осады гору можно было взять приступом. Тогда он перестал опускать в потайной колодец винные бочки. Через пару недель снизу принялись настойчиво дергать цепь. Вместо ларя наверх поднялся все тот же грун в одеянии из кротовых шкурок. Рум указал ему на ряд бочонков вдоль стен и жестами объяснил, что он хочет от землекопов. Ближайшей же ночью караульные, обеспокоенные необычным шумом, увидели в свете луны множество мохнатых существ, облепивших гору со всех сторон. Рум не велел воинам поднимать тревогу. Меньше чем за месяц груны стесали карнизы, заделали щели и трещины. Стены стали прямыми, как скалы на берегу Борейского моря. Теперь к вершине вела лишь одна неширокая лестница, опоясывающая гору двойной спиралью, но и этот подъем становился невозможным, если смазать каменные ступени бараньим жиром.

Затем Рум полетел на восток. Попытка была не вполне удачной, пыльная буря вынудила его повернуть к Этверской пустыне. Вскоре, однако, ему не пришлось сожалеть об изменении маршрута…

За толстым пологом шатра, стоящего на вершине, свистел ледяной ветер, но внутри было тепло. Горячий воздух, поднимающийся из глубин, пронизывал все каменное тело Вороньей горы, распространяясь, как кровь по жилам, по ее многочисленным пещерам и ходам.

Бубны смолкли. Полуобнаженные девушки закончили танец Северного Ветра и, бесшумно ступая босыми ногами по мягким коврам, уже скрылись в коридоре, плавно уходящем вниз.

Рум очнулся от своих мыслей и взглянул на начальника стражи.

— Где тот несчастный аскан? [4] Я ведь так и не дослушал песню. Надеюсь, Харар, твои люди не забили его до смерти?

Избитого певца вновь втолкнули в шатер. Он так дрожал от холода и страха, что Рум велел поднести ему большую чашу хурды [5], которую тот, обжигаясь и проливая питье на латаный халат, выпил с жадностью. Затем он сменил лопнувшую струну, настроил рифелу и, старательно гнусавя, как подобает настоящему аскану, затянул прерванную песнь:

— …Тот камень Алат упрятан в земле
(О, вечно живи, мой господин!),
Небо грустит без него во мгле.
(Пусть борода не знает седин!)
Приди же тот, на ком крови нет,
(О, вечно живи, мой господин!),
Открой темницу, где спрятан свет.
(Ты во всем мире такой один!)
Приди, чье сердце не знает зла
(О, вечно живи, мой господин!),
И ту спаси, что тебя спасла.
(О, да избегнешь черных годин!)
Приди же тот, кто не знает лжи
(О, вечно живи, мой господин!),
И маленький камень в большой вложи.
(Пусть борода не знает седин!)
вернуться

4

Аскан (айг.) — народный певец.

вернуться

5

Хурда (айг.) — напиток из горячего молока, меда и овечьего жира.