Владигор и Звезда Перуна - Махотин Сергей. Страница 61

— Прикажи ей сюда явиться, — попросил Белун. — Хочу знать, сама ль по дурости бабьей языком треплет либо по чьему-нибудь наущению.

Любава приоткрыла дверь и велела, чтоб из людской привели Настырку. Дружинник, стоявший на страже, побежал исполнять.

— Наступление Злой Мглы на Братские Княжества замедлилось, — промолвил верховный чародей задумчиво. — Причины мне неизвестны, но, может статься, без Владигора не обошлось. Возможно, еще кто-то ему помогает. Знать бы кто.

Дверь открылась, и в горницу вошла Зарема и с ней очень просто одетая женщина, лицо которой показалось Белуну знакомым.

— Прости, княжна, что я к тебе без приглашения, — поклонилась волшебница. — Время сейчас такое, что не до церемоний.

Любава нахмурилась, кивнула и перевела взгляд на незнакомку:

— Так это тебя Настыркой кличут?

— Нет, это наш друг, — ответила вместо нее Зарема. — Ведуньи Лерии сестра родная. Она здесь, чтобы помочь всем нам.

— Меня Евдохой зовут, — тихо промолвила та.

Внезапный вопль перекрыл ее слова.

— Ведьма! — вопила Настырка, стоя в полураскрытых дверях. — Евдоха! — Она бросилась было назад, но могучий дружинник не пустил ее и легонько подтолкнул в спину, отчего маленькая Настырка влетела в горницу и упала на пол. Ползая на коленях, она обращалась к Евдохе, глядя в то же время на Любаву. — Матушка, не погуби! Не виновата я! Это Анисья все подстроила!

Любава с недоумением смотрела то на нее, то на незнакомую Евдоху, которую зачем-то привела Зарема. А незнакомка, видно, знала Настырку, потому что покачала укоризненно головой и произнесла негромко:

— Зла я не держу ни на кого. Мальчик мой жив, а значит, все, что вы против него затевали, неугодно было Перуну. Вот у него прощения проси, а не у меня.

Услышав про мальчика, Белун сверкнул глазами, хотел о чем-то спросить Евдоху и даже сделал шаг по направлению к ней, но вдруг остановился. В дверях опять произошла какая-то возня, шум борьбы, послышался тяжелый стук упавшего человеческого тела. Дверь распахнулась. На пороге стоял мужик с безумными глазами. В руке он держал короткий меч, видимо отнятый у дружинника. С обоюдоострого лезвия капала кровь. Он оглядел присутствующих и остановил взгляд на Евдохе. Лицо его исказила гримаса ярости, он отвел руку, намереваясь вонзить меч в грудь чем-то ему ненавистной женщины. Никто не успел бы ему помешать, но тут неожиданно вскочила на ноги Настырка, преградив ему путь.

— Саврас, опомнись! — взвизгнула она.

Острие меча вошло ей в живот, пронзив женщину насквозь. Саврас выдернул меч и, не глядя на рухнувшую Настырку, замахнулся для второго удара. Рука его зависла в воздухе, он покачнулся и вдруг повалился на убитую, полностью накрыв ее своим большим телом. Из его затылка торчала рукоять метательного ножа.

В комнату вбежал Ждан и бросился к Любаве:

— Жива? Не ранена? Что тут у вас произошло? Кто это?

Княжна почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, и оперлась о плечо воеводы. Ждан подхватил ее и бережно усадил на скамью с высокой спинкой.

— Я не знаю, кто это, — прошептала она. — Я не понимаю, что тут вообще происходит.

— Ты вовремя пришел, Ждан, — сказал Белун. — Еще бы секунда, и…

Евдоха стояла с окаменевшим лицом, не выражающим ничего, кроме страдания.

— Настырка спасла меня, — только и смогла она вымолвить.

Ждан еще раз оглядел собравшихся и тяжело вздохнул:

— Эх, времени нет разобраться, что к чему. Гонцы прискакали от Бажены Ильмерской и Грыма Отважного. Рум вторгся в пределы Братских Княжеств. Война!..

Гвидор долго не мог понять, где он находится. Голова болела, в пыльное стекольчатое оконце нудно билась большая зеленая муха. Было светло, но он долго соображал, какая сейчас пора суток — утро, вечер или же полдень. Гвидор только что проснулся. В комнате стоял затхлый дух, кровать, на которой он спал, была застелена несвежим бельем, во время сна оно сбилось в кучу, обнажив клочья соломы, торчащие из старого тюфяка. Как он не побрезговал лечь здесь — он, Гвидор, искусный чародей, привыкший в своем Золотом Замке к роскоши и неге!..

Гвидор встал и, ощущая непривычную слабость в ногах, перебрался к скрипучему креслу возле небольшого круглого стола, на котором стояло овальное зеркало в золоченой оправе. Он взглянул на свое отражение и застонал, будто от зубной боли. Под глазами, покрасневшими и тусклыми, чернели мешки. Волосы растрепались. Терлик был весь в розовых пятнах, на вороте не хватало пуговицы. Всегда предельно аккуратный, гордившийся своим внешним видом и уделявший ему немало времени, он выглядел теперь не лучше горького пьяницы.

Гвидор почувствовал сильную жажду. Облизав пересохшие губы, он потянулся к высокому кувшину, стоявшему тут же на столе и оказавшемуся неожиданно тяжелым. Он наполнил большой серебряный кубок и пригубил из него. Это было вино. Поколебавшись и не сумев преодолеть искушения, он осушил кубок до дна. Вино было сладковатым на вкус, даже приторным, и оно сразу притупило чувство голода. Тревога, смятение и стыд отступили. Гвидор вновь посмотрелся в зеркало. Вместо собственного отражения на него глядело прекрасное лицо царицы Мороши.

Губы чародея расплылись в блаженной улыбке. Он вновь наполнил кубок и выпил его уже не торопясь. Когда, немного помедлив, он в третий раз потянулся к кувшину, чудесный образ в зеркале подернулся пеленой, стал меркнуть и постепенно исчез. Волна свежего воздуха вторглась в душную комнату. Гвидор обернулся. В дверях стояла сама царица, и взгляд ее не был равнодушно-приветливым, как мгновение тому назад в зеркале, она смотрела сердито и даже гневно. В руках царица держала знакомый ларец, обитый бархатом.

— Ты обманул меня! — грозно произнесла она. — Книга молчит, и в ней не хватает страниц. Уж не припрятал ли ты их? — Она швырнула ларец Гвидору. Тот от неожиданности не сумел его поймать, ларец упал на пол и развалился, Книга пророка Смаггла отлетела под стол.

— О нет! — вскричал Гвидор, вскакивая. — Я ничего не утаивал от тебя, я бы не посмел! Просто… — Он замялся.

— Что такое? Говори! — приказала царица.

— Просто книга не всегда открывается тем, кому она не предназначена. Так объяснял Белун.

— Бред! — воскликнула Морошь. — Как только ты осмелился сказать мне это! То, что недоступно Белуну, тебе и твоим, как ты их назвал, собратьям, мне открывается с легкостью. Я не нашла в этой хваленой книге ничего, кроме глупой истории рода подземных коротышек.

— Прости, — промолвил Гвидор, — но ведь ты сама просила меня доставить именно эту книгу и никакую другую.

— Просила тебя? — Тонкие брови царицы взметнулись вверх. — Ты опять забываешься! Не просила, а велела! И ты, как раб, бросился исполнять. По-иному и быть не могло.

Нечто вроде уязвленной гордости царапнуло Гвидора по сердцу. Хмель начал выветриваться из больной головы. Он вдруг вспомнил, что явился сюда, чтобы пленить могущественную красавицу, доставить ее в свой замок и сделать наложницей на зависть остальным чародеям, особенно молодому Алатыру, посмевшему поучать его при всех на чародейском синклите. Вместо этого он сам стал пленником, одурманенным магической красотой царицы и беспрекословно выполняющим любую ее волю. Она, видимо, догадалась о его мыслях и, усмехнувшись, произнесла:

— О, да у львенка режутся зубки? А ведь он еще даже не расплатился. Не пора ли взыскать с тебя за постой?

— Чем ты хочешь, чтобы я заплатил? — спросил Гвидор. — Золотом, серебром, драгоценными камнями? Только скажи.

— Нет, мне этого не нужно, — засмеялась та. — Посмотри в зеркало и вспомни о своих так называемых собратьях.

— Зачем мне вспоминать о них? Я теперь не с ними, а сам по себе.

— Затем, что я так хочу, — оборвала его царица. — Смотри в зеркало.

Гвидор пожал плечами и подчинился. В зеркале проявилось обеспокоенное лицо юного Алатыра. Его сменил лик Белуна. Хмурый Горята скреб свою жесткую бороду. Сверкнули взволнованные очи Заремы…